— Ваша милость, если позволите, я провожу господина Клоса. Мне надо обсудить с ним вопрос… его содержания.
Нора очень удивилась.
— Ваша милость… — с деланной почтительностью повторила вампирша.
— А? Ну, иди, коли надо.
Вейма поклонилась и кивнула Клосу на выход с трибуны.
Рыцарь поплёлся за ней, внезапно потеряв по меньшей мере половину своего блеска.
Снаружи он остановился и с вызовом посмотрел на советницу своей жены. Сделал своему кнехту знак не подходить.
— Я вас слушаю, — ледяным голосом произнёс Клос. Вейма дёрнула уголком рта. Клос не любил её и побаивался — с тех ещё пор, когда его, безусого мальчишку, только прочили в мужья Норе, и Вейма с мужем приезжала в графство Вилтин поучаствовать в его воспитании.
— Ты, мальчик, кажется, забыл, за что барон цур Фирмин выделил тебе содержание, — строго сказала вампирша.
Клос аж задохнулся от возмущения и от невозможности бросить в лицо собеседнице все те слова, которые он подумал.
— Барон меня не купил! — с трудом прошипел рыцарь.
— Нет, не купил, — скрестила руки на груди Вейма. — Он взял тебя в семью. В семью, понимаешь это слово?
Клос пренебрежительно фыркнул.
— Я хочу, чтобы ты вёл себя прилично, разговаривая со своей женой. Разве твой батюшка так говорит с твоей матушкой?
— Моя матушка никогда не обращалась так с отцом, как будто он… он… он…
— Клос, — с притворной мягкостью положила ему руку на плечо вампирша и почувствовала, как напряглись мускулы рыцаря. — Ты ещё молод. Нора тоже. Прояви немного терпения.
— Я дал ей сыновей. Чего вы ещё от меня хотите?!
— Когда-нибудь, — тихо и прочувственно произнесла советница баронессы, — её милость не только унаследует титул отца, но и встанет во главе Тафелона. Она не мужчина и кто-то должен будет взять на себя военные дела. Ты рыцарь, Клос. Ты муж будущей правительницы Тафелона. Ты понимаешь, что это значит?
— В гробу я видал…
— Клос, я тебя ни к чему не принуждаю, — по-прежнему мягко произнесла вампирша. Её чёрные глаза, казалось, смотрели в самую душу рыцаря. — Я только прошу, ты это понимаешь? Немного терпения… ты так молод… и Нора так молода… Она всё ещё любит тебя… не кривись, любит, просто не умеет этого сказать.
Клос растерянно кивнул. Вейма подавила неуместную улыбку. Если сказать такому хвастливому рыцарю то, что ему приятно будет услышать, он поверит вам и пойдёт хоть на край света, лишь бы не разочаровываться.
— Поэтому, — добавила она в голос убедительности, — ты попросишь — вежливо попросишь, Клос! — права навестить её милость этим вечером. И если ты не дурак, — а ты не дурак, а, Клос? — ты останешься в её доме и будешь вести себя как подобает супругу.
Неожиданно она улыбнулась.
— Ты зря считаешь, что тебя тут держат за комнатную собачку. Перестань хвастаться, не думай, что тебя здесь унижают, веди себя как мужчина, а не мальчишка. Не пытайся приказывать, не жди и не подчиняйся приказаниям. Я думаю, ты останешься доволен… своей семьёй… господин рыцарь.
Она хлопнула Клоса по плечу и ушла. Не то, чтобы он ей до конца поверил. Но, когда разговариваешь с вампиром… ты сделаешь то, что тебе приказывает вампир. Даже если не знаешь, кто перед тобой.
* * *
Турнир шёл своим чередом. По ристалищу гарцевали рыцари. Герб Клоса был белого цвета и разделён пополам красным поясом. На одной стороне красовался красный конь — герб Вилтина, а на другом — чёрная огнедышащая пантера, герб его жены. Проезжая мимо ложи Фирмина, Клос почтительно склонил голову и отсалютовал жене копьём. Нора покраснела, а Вейма одобрительно подмигнула юноше.
Мюр неподалёку рассказывал Мариле «про славный Грайогэйр». Гербом Нагбарии был золотой олень на пурпурном поле, увенчанный алой короной, которая переплеталась с его рогами, а личным гербом Грайогэйра был точно такой же олень, но белый на зелёном фоне. Это означало, что камерарий тана находится в отдалённом родстве с королевской семьёй Нагбарии — настолько отдалённом, что трон и корона не достались бы ему, даже если бы все остальные родственники умерли бы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— В наша страна, — объяснял Мюр, — когда… если отец носить корона, только тогда твоя стать король. Если отец не носи корона, то только если отец умри раньше дед, который носить корона. А если, как два век назад, все сын король… сыновья… все умри, то собираться все барон и выбирать новый король. Совсем не родственник! Если Заступник не заступаться за семья король, не надо люби его кровь. Твоя понимать?
— Понимать, понимать, — смеясь, закивала Марила. — А твой славный Греяграй — он хороший рыцарь?
— Нагбарцы — самый лучший рыцарь в мир! Мы сильный, смелый, храбрый! Не знать страх! А славный Грайогэйр — он лучший в Нагбария! Твоя увидеть!
— Эй, Аццо! — позвала Марила. — А кто у нас хороший рыцарь?
— Это смотря по чему смотреть, — отозвался вместо него Ланзо. — В седле лучше всего держится господин Мертен, на мечах лучше всего сражается господин Герарт, с булавами тебе лучше господина Берхарда не найти. А можно ещё назвать Тедерика, цур Ортвина, Рикерта…
— Полно рыцарей, да? — прервала его смеющаяся Марила. — И все они здесь?
— Да уж почти все. Кто не мог раньше, сейчас подъехали. Теперь все собрались.
Звенели трубы, рыцари проезжались по полю и касались щитов друг друга копьями. Это означало вызов на бой.
Вейма заскучала.
Вир где-то бегал, утрясал какие-то организационные вопросы. Кому-то, кажется, разрезали сбрую, пришлось менять, у какого-то рыцаря заболели слуги-помощники, которые должны были подавать ему оружие, третьему не хватало каких-то деталей доспехов…
Нора была полностью поглощена событиями на ристалище. Она, не отрываясь, следила за Клосом и даже бормотала себе под нос какие-то заклинания, выпрошенные ею у Лонгина. Если Клос с кем-то заговаривал, Нора не успокаивалась, пока муж не отходил от этого человека, а если касался чьего-то щита или его щита кто-то касался, то будущий противник удостаивался не менее пристального интереса.
— Ваша милость, — неслышно позвала Вейма. Нора даже не оглянулась. — Ваша милость, вмешиваться в турнир при помощи чёрной магии не разрешается.
Нора вспыхнула от злости. Вейма усмехнулась и шагнула чуть глубже в память своей госпожи, освежая одно не очень приятное воспоминание.
— Нет, ваша милость, — Лонгин был непреклонен. — Вам следует осваивать более простую магию, прежде чем переходить к натурным испытаниям. Вы прочли трактат о сопряжении углов в пространстве, который я вам давал?
— Как вы мне надоели с этими углами! Почему вы не учите меня действительно интересным вещам?!
— Потому что вы не способны с ними справиться. Ваш разум не охватывает всех пластов мироздания, которые вы хотите затронуть своими заклинаниями.
— Но ведь в вашей башне обучают с детства! Неужели ничему… полезному не учат?!
— Но вы не ребёнок, ваша милость, — не сдавался чёрный маг.
Разговор шёл в доме Фирмина в Тамне, в маленькой светлой комнатке, вовсе не предназначенной для занятий чёрной магии. Волшебник, одетый как обычный горожанин, в тускло-серые одежды, отороченные беличьим мехом, подошёл к окну и посмотрел на шумную улицу.
— Основа чёрной магии, ваша милость, — сухо произнёс он, — злость, которую волшебник испытывает по отношению к окружающим. Вы должны погрузиться в это чувство, позволить ему овладеть вами… и оседлать, чтобы оно несло вас к своей цели. Ни один чёрный волшебник не позволит сиюминутной прихоти взять над собой верх. Чёрный волшебник не использует свою магию, чтобы мстить обидчикам. Ведь, если вы это сделаете, вы ослабеете. Вы уже не ребёнок и обиды у вас не детские, но вы молоды и импульсивны. Мы перейдём к практике не раньше, чем вы освоите теорию. И не раньше, чем вы научитесь обуздывать свои желания.
— Я только хотела разглядеть, что там происходит, — огрызнулась Нора, еле шевеля губами, чтобы её слышала только советница.
