В половине одиннадцатого я села в машину во всеоружии. Успела вымыть голову и уложиться, оделась как нельзя элегантнее, накрасилась совсем чуть-чуть — ну просто картинка «дама приятная во всех отношениях».
Прислали за мной не лимузин, а обыкновенный «Форд Фокус», и повезли не в ресторан, а в офис в центре Москвы. Заставили подождать в предбаннике у секретарши. Я отметила, что она из той же породы, что и Анастасия Матвеевна. Не модельная красотка, а дама среднего возраста и выдающихся профессиональных качеств. Очень правильно.
Минут через пятнадцать из кабинета великого человека вывалились двое в роскошных костюмах и с совершенно перепуганными лицами. После чего дама взяла в руки телефонную трубку, минутку послушала и царственным жестом пригласила меня:
— Проходите, пожалуйста.
В кабинете можно было устроить футбольное поле, и еще осталось бы место для трибун. Большую часть комнаты занимал полированный стол в форме буквы «Т», ножка которой простиралась, как дорожка кегельбана, и заканчивалась перекладиной, за которой и восседал Егоров. Я знаю очень многих, на которых вся эта гигантомания оказывает потрясающее впечатление, а мне это кажется немножко смешным. На фоне этой величественной мебели человек выглядит таким маленьким!
Если он хотел меня поразить, то промахнулся. Я поздоровалась, подошла поближе, и, не дожидаясь приглашения, села.
— Вы хотели со мной поговорить, Виктор Андреевич? Я вся внимание.
— Во-первых, Надежда Николаевна, я хочу выразить Вам свою благодарность за Ваши действия в деле Корн. Вы обещали сделать так, что она сама прекратит с Вами сотрудничать, и сделали в тот же день, — он говорит вполне нормальные вещи, почему же в голосе его столько яду?
— Надо сказать, Лариса Юрьевна мне в этом очень помогла.
Егоров засмеялся.
— У тебя потрясающая манера выражаться. Сейчас такого не услышишь, — опять он перешел на «ты», — Но я не совсем доволен, — сменил он тон, — С твоей фирмой она расплевалась, но наняла юристов, и с их помощью выйдет сухой из воды. Вернее, посадит-таки этих братьев-разбойников за мошенничество.
— Я очень рада, что они не уйдут безнаказанными.
— Они работали на меня!
— Напрасно Вы пользуетесь услугами мерзавцев.
— А если на суде они назовут мое имя? Это же скандал!
— Думаю, от этого Вы сумеете себя обезопасить.
— И что же ты посоветуешь с ними сделать? Убить?
— Избави Бог! Купить или просто пригрозить. Проще, эффективнее и безопаснее. Да Вы и сами знаете, что делать, не мне Вас учить.
— Знаю, знаю… Но! Такая нравственная женщина, и такие советы?! Я в тебе могу разочароваться.
— Да разочаровывайтесь, пожалуйста. Меня это не расстроит.
— Вот как? Ну что ж, продолжаем разговор. А что, по-твоему, будет с Ларисой?
— Откуда я знаю? Но могу Вам сказать, что фирму ей сохранить вряд ли удастся. Если только она не найдет себе нового спонсора на Вашем уровне. Но это вряд ли.
— И когда произойдет это знаменательное событие? Когда Лариса расстанется с фирмой?
— По моим прикидкам, ближе к зиме.
— Ну и отлично. А мерзавцев этих я давно купил, не беспокойся, их следователя тоже, так что глубоко копать не будет.
— Да я за Вас и не беспокоюсь, — я одарила его голливудской улыбкой.
— Надежда, а этот парень, иностранец, он действительно жених твоей дочери?
Я обомлела. Так вот откуда ветер дует… Мне сразу стало нехорошо. Но виду я не показала, а ответила просто:
— Да, он действительно ее жених.
— И кто таков?
— А Вам не все равно? Бельгиец. Студент. Хороший парень.
— И она его любит?
— Это Вы у нее спрашивайте. Но вряд ли она Вам ответит.
— Пойми, я тебя и звал, чтобы поговорить о твоей дочери. О Ларисиных делах так, между прочим, этот вопрос, считай, давно решен. А тут… Скажу прямо: я как увидел твою дочь, чуть с ума не сошел. Это богиня. Настоящая богиня! И я же вижу — она такая же, как ты.
— Какая?
— Настоящая! Умная, честная, порядочная. И красота ее такая. Благородная. Не сявка подзаборная, настоящая леди. Я сразу сказал — в ней породу видно.
Тут у меня похолодели руки и ноги, по спине сбежал холодный пот, а сердце упало куда-то в живот и стало там неприятно ворочаться. Ой, попали мы с Катькой. Дура я была, что повезла детей в такое место, где можно его встретить. Не подумала хорошенько. А кто знал? Теперь этот тип не отвяжется и поломает нам все, что сможет.
— Мне, конечно, очень лестно слушать такое про мою дочь, но к чему Вы клоните, Виктор Андреевич?
— Понимаешь, я влюбился. Как мальчишка, как идиот. Выдай ее за меня. Я на ней женюсь.
Бред. У него бред, он с ума сошел. Этого-то я и боялась.
— Виктор Андреевич, Вы в своем уме?
— Что?!
— Вам лет-то сколько?
— Сорок восемь, а что?
Врет. Согласно его официальной биографии — пятьдесят три.
— Вы старше меня. А ей еще двадцати двух нет.
— Ерунда! У всех вокруг молодые жены, и прекрасно живут. А ты даже не представляешь, что я смогу ей дать.
— Почему же? Прекрасно представляю. Только надо ли ей это?
Егоров рассвирепел.
— Это почему не надо?
— Вы же сказали, что она такая же, как я. Если мне не надо, так ей тем более.
— Надежда, я тебя убью. Ты что говоришь такое? Это выходит, я не нужен ни тебе, ни твоей доченьке?
Лицо его покраснело, глаза налились кровью. И мне сразу стало легче. Если он злится, я его переиграю.
— Успокойтесь, Виктор Андреевич. Выпейте, вон, воды. А то Вас удар хватит. И еще хочу сказать: Вы обратились не по адресу.
Егоров, как ни удивительно, меня послушался: налил себе воды и залпом выпил. После чего отдышался, и краснота с его лица его немного сошла.
— Так, Надежда. Почему это я обратился не по адресу? Она ведь твоя дочь, руки, как известно, просят у родителей.
— А решение принимают дети. Катерина решила выйти замуж за Эрика, я ей не препятствую. Это ее жизнь. Выберет другого — значит, так тому и быть.
— А тогда в чем твоя роль?
— А я специалист в области консалтинга. Даю советы. Исключительно когда меня попросят. Это касается и моих детей.
— Ты черт, а не баба. Я так хорошо в уме наш разговор выстроил, так продумал, а ты все поломала. Ну, хорошо. А если я начну ухаживать за твоей дочерью?
— Воля Ваша.
— И она захочет бросить своего бельгийца и выйти за меня?
— Ну, это вряд ли. Но если такое случится, и она меня спросит, то я постараюсь ей отсоветовать.
— Почему?!!!
— А то Вы сами не знаете. От сорока восьми отнимите двадцать два. Двадцать шесть получится, — я не стала уточнять, что получится и вовсе тридцать два, — Ну, еще разница в мировоззрении, воспитании, системе ценностей. У вас же нет ничего общего. Жираф с антилопой ближе и родней. Ей с Вами будет плохо. А если ей будет плохо, то она сумеет Вам устроить собачью жизнь.
