был быть новый форт Бельведер герцога, в котором в течение следующих двадцати лет пара хотела чувствовать себя наиболее непринужденно.
Джон Фаулер и Нэнси Ланкастер из знаменитой фирмы «Коулфакс энд Фаулер» были привлечены для украшения дома, решив создать розово-абрикосовую гостиную с французскими окнами, ведущими в сад. Джесси Донахью заплатила за косметический ремонт спальни Уоллис, которая была полностью белой, с балками, натертыми воском до тусклого золота, и огромной кроватью с балдахином, покрытой подушками. Спальня герцога с казарменной койкой «напоминала чердак, заваленный книгами по гольфу, фотографией Арнольда Палмера с автографом, старыми пластинками группы «Карусель» на 78 оборотов в минуту, нотами «Джипси», стопками старых журнальных статей и газетных вырезок»[703].
Здесь была красочная итальянская керамика, удобные диваны, каменные камины, ярко-желтые и огненные занавески и множество подушек с вышитыми надписями, такими как: «Никогда не объясняй – никогда не жалуйся». «Там было очень ярко, узорчатые ковры, много абрикосового и действительно больше в стиле Палм-Бич, чем английского или французского», – вспоминала Диана Мосли[704]. «Претенциозно и чересчур… Медальоны на стенах, причудливые пуфы, бамбуковые стулья. Не слишком-то хорошо», – таков был вердикт Сесила Битона[705]. Дизайнер Билли Болдуин был еще более прямолинеен: «Большая часть Мельницы была ужасно безвкусной, слишком преувеличенно, слишком сложно и напрочь лишено истинного очарования»[706].
Главный гостевой коттедж с двумя спальнями и ванными комнатами был увешан гравюрами в рамках с изображением коронации Георга IV и выставленной герцогской коллекцией из 70 тросточек. Все было приспособлено для комфорта гостей. С «небольшим баром, снабженным виски, джином, водкой, горькими напитками, стаканами, льдом и всеми мыслимыми гарнирами для коктейлей… В каждой спальне также был термос с водой со льдом, на прикроватном столике лежали новейшие книги, писчая бумага и открытки (даже марки), ручка, чернила, сигареты – с фильтром и без фильтра, простые и с ментолом – спички (зеленые книжечки с белым тиснением «Мулен де ла Тюильри»), прикуриватель и радиоприемник»[707].
Двенадцатиметровый амбар был превращен в святилище жизни, которую отверг герцог: стены увешаны трубными знаменами сифортских горцев, трофеями для забивания свиней и бега с препятствиями, барабанами гренадеров и валлийских гвардейцев, которые иногда использовались в качестве столов, коронационными кружками 1937 года, рамкой с образцом каждой пуговицы, использовавшейся британской армией во время Первой мировой войны, памятные медали и стол Чиппендейла, на котором он подписал Акт об отречении.
Дизайнеру сада Расселу Пейджу было поручено спроектировать традиционный английский загородный сад с травянистыми бордюрами, камнями и различными водными объектами. Герцог должен был провести большую часть своих выходных, создавая в этом «уголке чужого поля» Англию, которую он оставил позади, с ее огороженным садом, «флоксами и люпинами, хризантемами, астрами и розами дюжины цветов. Его фаворитом была роза герцога Виндзорского, которую создал английский садовник и назвал в его честь»[708].
Здесь пара развлекалась большую часть выходных, следуя строгому ритуалу. Сначала приглашение по телефону, за которым последовала выгравированная открытка с герцогской короной зеленого и малинового цветов, на которой было написано: «Это должно напомнить вам, что герцог и герцогиня Виндзорские ожидают вас в субботу… на чаепитии». К письму прилагалась записка с указаниями. Герцога привезут на его даймлере, герцогиня последует за ним в кадиллаке со своими горничными.
После чая гости удалялись, чтобы принять ванну и переодеться к ужину, всегда в стиле «черный галстук», хотя герцог часто надевал один из своих килтов. Гости обнаруживали, что их чемоданы распакованы, одежда выглажена, а обувь начищена. После напитков в зале с горячими закусками, поданными на серебряных блюдах, в 21 час герцогиня сопровождала дам на ужин. Лучшие блюда и вина подавались ливрейным персоналом Виндзоров. Трапеза заканчивалась закусками – эту практику они ввели по примеру французов, которые утверждали, что «невозможно есть яичницу-болтунью после шоколадного льда». Герцог и его гости могли остаться пить портвейн. На следующее утро завтрак, который нужно было заказать накануне вечером по карточке меню у их кровати, подавался в каждый номер. Затем были напитки перед обедом на террасе и обед в амбаре за двумя столами, во главе которых – каждый из Виндзоров. Затем гостям предлагалось удалиться.
Именно в Мельнице они принимали Марию Каллас, Марлен Дитрих, Элизабет Тейлор и Сесила Битона, а также старых друзей, таких как Эрик Дадли, Грей Филлипс, Аластер Макинтош, маркиза де Портаго, принцесса Гислен де Полиньяк. А также ряд друзей из свергнутых королевских родов и малоизвестных европейских династий. Весной 1953 года герцог вернулся в Лондон после того, как его мать королева Мария заболела, а затем умерла. Это было еще одно напоминание о прошлом, которое он оставил позади. У них были крепкие отношения. Хотя он никогда не мог простить ей то, как она обошлась с Уоллис, всю свою жизнь Эдуард искал любви и одобрения своей матери, и именно поэтому ее отказ принять жену был таким болезненным.
Герцог испытывал смешанные чувства по поводу смерти матери, рассказывая своей жене: «Моя печаль была смешана с недоверием к тому, что любая мать могла быть такой жесткой по отношению к своему старшему сыну в течение стольких лет, и в то же время такой требовательной в конце, не смягчаясь ни на йоту. Я боюсь, что жидкости в ее венах всегда были такими же ледяными, как и сейчас, после смерти»[709].
Похороны состоялись 30 марта, но герцог не принимал особого участия ни в организации, ни даже в самой службе. «Какие самодовольные, гадкие люди мои родственники, и вы никогда не видели такой потрепанной, изношенной кучки старых ведьм, в которую превратилось большинство из них, – написал герцог Уоллис. – Я все это время кипел от злости из-за того, что тебя не было здесь, на твоем законном месте невестки, рядом со мной»[710].
Смерть его матери не сплотила семью. Приглашения на коронацию в мае не последовало на том основании, что по протоколу бывший государь не должен был присутствовать. Вместо этого герцог смотрел коронацию в Париже, в доме своей подруги Маргарет Биддл, давая комментарии другим гостям, получив большой гонорар от «Юнайтед Пресс», предоставив эксклюзивное право сфотографировать его.
Тем временем, пока он был на похоронах, Джимми и Уоллис продолжили
