Но и несколько разных госкапитализмов не пошли на пользу мировой экономике. Банкиры сумели не допустить реванша старых элит, стравив между собой неопытных монархов и организовав Вторую мировую войну. После шести лет массовой бойни в живых из пяти[349] вступивших в войну сверхдержав остались только две — СССР и США, и вокруг них сложились две новые системы международного разделения труда — советская и американская. Формы Власти в этих системах различались принципиально: в СССР упор был сделан на плановые методы управления и «коллективную монархию» в лице Политбюро ЦК, а вот в США снова подняла голову финансовая олигархия.
Опираясь на Федеральную резервную систему, принятые на исходе войны, в 1944 году, Бреттон-Вудские правила международных расчетов и на программы послевоенного восстановления (частью которых был знаменитый план Маршалла), финансовая элита США в кратчайшие сроки захватила контроль над западной частью мировой экономики, создав империю доллара. Эмитируемый ФРС доллар заменил в международных расчетах золото, но, в отличие от золота, его запасы в руках правящей группировки казались бесконечными, ведь они сами его и печатали[350].
Однако до полного мирового господства «банкирам» было еще далеко. С одной стороны, им мешал СССР, не только проводивший ползучую экспансию через «страны социалистической ориентации», но и служивший ярким примером альтернативного устройства Власти. С другой стороны, все настойчивей требовали свой «кусок пирога» сформировавшиеся национальные элиты бывших колоний, прежде всего Индии и Китая. Вплоть до конца 1970-х борьба между двумя системами шла на равных, и многие западные политики всерьез считали, что у СССР есть все шансы на победу[351].
Однако западная финансовая элита думала иначе и повела активную борьбу с СССР. Сначала она укрепила свои тылы, поделившись доходами с собственным населением и создав (в странах «золотого миллиарда») государство «всеобщего благосостояния», основой которого выступал многочисленный средний класс. Основной уступкой элиты при этом стало даже не увеличение социальных расходов, а предоставление трудящимся (работающим по найму, то есть заведомо не входящим во властные группировки людям) определенных политических прав. Они получили защиту закона[352] и возможность политического самовыражения (на демонстрациях, митингах и прочих публичных акциях), создающего иллюзию участия в реальной Власти. На первом этапе (1950–1960-е годы) рост среднего класса финансировался за счет повышения налогов для богатых; когда же это привело к сокращению инвестиций (нет смысла зарабатывать больше, если все равно отберут) и экономической стагнации 1970-х, в бой был брошено безотказное оружие финансовой олигархии — денежная эмиссия, обеспеченная контролем над ФРС.
Теперь уже средний класс подпитывался постоянным расширением ипотечного и потребительского кредитования (1980–2000-е годы). Тем же способом покупалась лояльность третьего мира: сотни миллиардов долларов были выделены в рамках разнообразных программ «помощи» развивающимся странам, проводившихся под лозунгом «развития рынка и демократии». Обороты этих новых финансовых рынков быстро превысили обороты реальной международной торговли, и в составе мировой элиты появилось новое поколение финансистов, сделавших себе состояния в буквальном смысле из воздуха. В 1992 году «новые финансисты» провели впечатляющую демонстрацию силы: принадлежащий Джорджу Соросу[353] фонд «Квантум» атаковал на валютных рынках фунт стерлингов, вынудив Банк Англии снизить обменный курс на 10 %[354].
Так вынужденные изменения мирового экономического порядка повлекли за собой драматические изменения в составе мировой правящей элиты. Вообще говоря, сила любой элиты заключается в умении пройти между Харибдой вырождения и Сциллой потери традиций при смене поколений. Для этого формируются специальные институты, проверяющие потенциальных кандидатов (чем на более дальних подступах, тем лучше). Перед тем как новый для элиты человек получит статус своего («принятого в приличных домах») и разрешение на создание собственного родового клана, он должен быть всесторонне проверен специальной «кадровой комиссией». Роль таких комиссий в западном обществе играют закрытые клубы (членство в которых, вопреки представлениям обывателей, вовсе не означает принадлежность к сильным мира сего — оно означает лишь допуск до экзамена). В советском обществе подобный институт собирался создать Сталин (называя его сначала орденом меченосцев, а потом планируя преобразовать в него Партию), однако ему элементарно не хватило времени (институты — это привычки людей, а не писаные законы, и они не возникают за пару десятилетий). Так вот, пример Сороса, эмигранта из Венгрии, приехавшего в США без гроша в кармане (и уж точно до середины 1980-х не проходившего закрытых «собеседований»), показывает, что двери в мировую элиту на минутку приоткрылись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Практик. Мы подошли к принципиальному моменту для понимания нынешнего элитного кризиса уже даже не западного, а всего мира. Дело в том, что элита всегда пополнялась очень медленно, даже когда с конца XVIII века в старую аристократическую элиту ворвались финансисты-нувориши. Когда вассал доходит до некоторого уровня, выше которого — уже проход в реальную элиту, он должен выдержать основательную проверку. Именно по этой причине в любой элите правят старики — это родо-племенной институт, позволяющий опытным людям не торопясь оценивать молодежь и поддерживать традиции. Здесь можно вспомнить уже упоминавшуюся идею Сталина о создании такой системы контроля и в СССР («орден меченосцев»)[355].
А вот с начала 1980-х, когда стартовала массовая эмиссия с целью резкого расширения частного спроса и увеличения численности среднего класса, пополнение элиты резко ускорилось. Экономически это было понятно: если до Второй мировой войны финансисты получали не более 5 % совокупного дохода, а через пять лет после принятия Бреттон-Вудских соглашений, в 1949 году, — 10 %, то к середине 2000-х эта цифра увеличилась до 70 %. Но главное было в другом: до этого момента расширение элиты шло только через специальные институты, созданные старой элитой, а с начала 1980-х финансистам разрешили кооптировать в элиту своих представителей без проверки и контроля. И, как следствие, правила и порядки в западной элите оказались сильно расшатаны — вплоть до реального управленческого кризиса.
Теоретик. Но в пылу борьбы с СССР было не до внутренних проблем. Стабилизировав социальную ситуацию и несколько оправившись от кризиса 1970-х, западная элита перешла ко второму этапу холодной войны: открытой конфронтации с Советским Союзом. В ход пустили экономические санкции (прежде всего, прекращение кредитования), манипулирование ценами на нефть (основной экспортный продукт СССР) и наращивание гонки вооружений («стратегическая оборонная инициатива» Рейгана). Не сумев справиться с нарастающими трудностями, советская элита (и лично Горбачев) предпочла капитулировать, и в 1991 году Советский Союз прекратил свое существование. Москву тут же заполнили западные экономические советники, принявшиеся увлеченно делить шкуру поверженного медведя; победа мировой финансовой элиты казалась настолько полной, что самой цитируемой публикацией десятилетия стала статья Фрэнсиса Фукуямы «Конец истории» (1989 г.; позднее он написал книгу с тем же названием).
Но на деле история никогда не кончается. Действия, предпринятые для решения каких-либо проблем, всегда создают другие проблемы; именно с ними западная элита и столкнулась уже в совсем близкое к нам время. Успешно противопоставив Китай Советскому Союзу и превратив его во «всемирную фабрику», финансисты фактически вырастили новую китайскую элиту[356], прекрасно ориентирующуюся как в хитростях Власти внутри собственной страны, так и в нюансах международной политики. Использовав в противовес СССР в Афганистане организованных радикальных исламистов, финансисты создали предпосылки для «исламской революции» во многих странах и появлению на сцене сразу нескольких шиитских и суннитских элит. Еще одна проблема возникла в собственном тылу западной элиты: ею оказался столь любовно созданный средний класс.
