Глава 18
Руфус Сита прокладывал себе дорогу сквозь толпу. Его лицо уже примелькалось в крепости, так что лишь немногие бросали на него любопытные или настороженные взгляды. Большей частью он вообще не привлекал внимания. Маловероятно, что кто-либо из воинов пожертвует предстоящим зрелищем, чтобы помешать ему присутствовать здесь. Да еще и уступит позицию в первых рядах. Но все же Сита старался продвигаться осторожно.
Слух о поединке распространился со сверхъестественной быстротой. Несмотря на ранний час, в центре крепости собрались, казалось, все ее обитатели и многие фермеры из окрестностей. Сита знал, что Рика — причина поединка — должна быть где-то здесь.
Его мучали чувство обиды и ощущение, что его предали. Эта бледная красивая ордовикская женщина, какими чарами она завлекла Мавриция? Что в ней было такого, чего не имели десятки шлюх и дочерей Рима? Какие достоинства, какая сила заставили его сознательно рискнуть всем, что у него есть? Сита не мог найти ответа и поэтому по-солдатски отбросил вопросы и личные переживания. Он снова посмотрел на толпу и на этот раз отыскал глазами Рику. Она стояла в стороне рядом с хромым мальчиком.
Руфус направился туда. Не привлекая ее внимания, он незаметно занял оборонительную позицию в нескольких метрах за ее спиной. Другие, возможно, не сделали бы этого. Но его заставляла верность. Плохо это или хорошо, но она была женщиной его командира, если результат поединка не изменит этого. Следовательно, это был его долг.
Скрестив руки и наклонив голову, Сита наблюдал из-под полузакрытых век за собравшимися и прислушивался к их догадкам и непристойным замечаниям.
Большинство зрителей считали в равной степени виновными и женщину и ее раба-любовника. Возможно, именно этим объяснялось мирное настроение толпы, собравшейся не из-за жестокости или жажды крови, а скорее, чтобы развлечься и удовлетворить свое любопытство. Звучали насмешки и проклятия в адрес римлянина, защищающие честь племени, но многие предполагали, что бронзовокожий пришелец может оказаться победителем в поединке. Судя по ставкам, ходившим по рукам, честь племени несколько потеряла свой блеск, столкнувшись с азартом игроков.
Это несколько смягчило суровое выражение лица Ситы. Он никогда не подсчитывал, сколько месячных жалований в прошлом проиграл в кости. Улыбаясь, он взялся рукой за подбородок. Однако хорошее настроение продлилось недолго, так как вскоре шум толпы возвестил, что бойцы появились. Противников, безоружных, обнаженных до пояса, одетых только в обтягивающие кожаные штаны, сопровождали четыре воина. С противоположных сторон они прошли сквозь ряды зрителей и вышли на середину круга, где им предстояло сразиться. Когда они встали друг против друга, толпа затихла, оценивая шансы каждого. Это было трудно. Из-за различия в цвете кожи и волос они, внешне равные по размерам и силе, выглядели словно два различных представителя кошачьей породы. Склеенная белокурая шевелюра британца делала его похожим на льва, тогда как грациозное, темное тело Галена напоминало пантеру.
Каждый из рук своих сопровождающих получил оружие. При виде круглого щита и меча с наконечником из кожи, которые получил его командир, Сита нахмурился. Мавр был искусным фехтовальщиком, но на коротких римских мечах. С длинным кельтским мечом он несомненно оказался в невыгодном положении, к тому же он не привык к такому маленькому щиту.
Толпа снова зашумела. Оглянувшись, Сита понял, что поводом послужило прибытие ордовикского короля вместе с жрецом-друидом. Толпа расступилась, и они вошли в круг.
Воины, сопровождавшие противников, отошли. Друид, чтобы успокоить заволновавшуюся толпу, поднял руки. Воцарилась тишина, как перед грозой. Напряженность, стоявшая в воздухе, была физически ощутимой.
Сита заметил, как женщина крепче прижала мальчика к себе. Он неожиданно подался было к ней, чтобы успокоить, но остановился. По его мнению, она была виновата в том, что происходило.
— Солдат Рима… — заговорил жрец, повысив голос, чтобы его было слышно даже крайним в толпе. — Сделал ли ты официальный вызов этому воину?
— Да.
— А ты, Маурик, принимаешь ли ты этот вызов на условиях, объявленных Церриксом?
Чтобы как-то унизить вызвавшего его, Маурик ничего не ответил. Вместо этого он взглянул на короля и кивнул. Затем мотнул головой, приглашая противника, и по-звериному пригнулся к земле. На его лице были написаны ненависть и жажда мести.
Лицо Мавриция ничего не выражало, но в линии его плеч было нечто хорошо знакомое ветерану. Мавр умел сражаться, его хорошо научили этому, а он научил бесчисленное множество других. Гален медленно принял боевую стойку: щит опущен и выдвинут вперед, туловище развернуто, левая нога впереди, меч сбоку, острием слегка вверх. По команде друида схватка началась. Некоторое время оба в гробовом молчании кружили вокруг друг друга, время от времени делая ложные выпады, чтобы проверить врага.
Руфус отметил, что британец движется быстро, было видно, что он прирожденный боец. Маурик все время нападал, самоуверенно пренебрегая противником и стараясь найти брешь в его защите. Движения Мавриция, напротив, были продуманными и осторожными — отточенная техника опытного солдата.
Ветеран кивнул в молчаливом одобрении. Несмотря на личную заинтересованность в исходе поединка, мавр был сосредоточен и осмотрителен. Не показывая своих возможностей, он тянул время, выжидая благоприятного момента для удара.
Наконец британец решил ударить по-настоящему. Он размахнулся, и его меч обрушился на противника. Раздался звон стали о сталь, и этот первый обмен ударами отозвался ропотом в толпе.
Мавриций щитом оттолкнул ордовика от себя. Движение было неожиданным. Застигнутый врасплох, Маурик отшатнулся. Толчок был настолько силен, что он поневоле сделал несколько неуверенных шагов назад. Некоторые зрители одобрительно закричали. Соперники снова закружились друг против друга. Британец опять замахнулся и ударил первым, и снова меч римлянина поднялся, чтобы перехватить опасный клинок.
Руфус понимал, что несмотря на кожаные наконечники мечей, их отточенные клинки могли рассечь руку или плечо до кости. Мавриций продолжал держать оборону, парируя каждый рубящий удар и не проводя контратаку. Маурик неожиданно обрушил на него сверху сильный размашистый удар. Мавриций перехватил его мечом, но его правая рука внезапно, казалось, потеряла всякую силу и беспомощно повисла вдоль тела.
Руфус выругался вслух. До сих пор слухи об этом ни разу не подтвердились, но ходили давно. На границе Дануба армейский хирург, стараясь не повредить руку Галена, оставил в его плече наконечник далмацианской стрелы, вместо того чтобы вырезать его.
