что-то, потом снова принялся рассматривать его.
— О Небо! Возможно ли, чтобы в нашем несовершенном мире существовал такой цветок? Ведь вы не подделали его, мистер Квотермейн?
— Сэр, — сказал я, — я во второй раз слышу оскорбительные намеки. Прощайте!
— Не обижайтесь! — воскликнул он. — Сжальтесь над слабостью бедного грешника! Вы не понимаете меня?
— Будь я неладен, если понимаю!
— Поймете это только тогда, когда начнете собирать орхидеи. Во всем, что не касается их, я человек абсолютно здравомыслящий. Мистер Квотермейн, — взволнованно продолжал он, понизив голос, — ваш друг прав. Это чудесная орхидея циприпедиум, и она стоит целой золотой копи.
— Охотно верю, учитывая мой опыт на золотых копях, — заявил я колко и, как оказалось, пророчески.
— О золотой копи я говорил образно, а не буквально, не как участник кампании. Я имел в виду не один цветок, а растение, на котором он распустился. Где его можно найти, мистер Квотермейн?
— На юго-востоке Африки, — ответил я. — Место могу указать приблизительно, с точностью до трехсот миль.
— Это очень неопределенно, мистер Квотермейн. Конечно, расспрашивать вас я не вправе, мы же совсем незнакомы… Но уверяю вас, человек я порядочный. Может, вкратце расскажете мне историю этого цветка?
— Вряд ли мне следует это делать, — произнес я с некоторым колебанием.
Но все же, опустив имена и точные обозначения местности, я в общих чертах пересказал историю цветка и объяснил, что ищу тех, кто готов финансировать экспедицию в далекое место, где, вероятно, растет эта необыкновенная орхидея циприпедиум. Едва я закончил рассказ, как в дверь заколотили.
— Мистер Стивен! — позвали из-за двери. — Мистер Стивен, вы там?
— Господи, это Бриггс! — воскликнул молодой человек. — Бриггс, управляющий моего отца. Прячьте цветок, мистер Квотермейн. Входите, Бриггс, — сказал он, медленно открывая дверь. — Что-то случилось?
— Много чего, — взволнованно ответил худощавый мужчина, появляясь в дверях. — Ваш отец, я хочу сказать — сэр Александр, неожиданно заглянул в контору и сильно рассердился, не застав там вас, сэр. А когда услышал, что вы на аукционе орхидей, он разгневался еще пуще и послал меня за вами, сэр.
— Вот как? — невозмутимо произнес мистер Сомерс. — Хорошо, Бриггс, передайте сэру Александру, что я сейчас вернусь.
Бриггс неохотно удалился.
— Я вынужден покинуть вас, мистер Квотермейн, — вздохнул мистер Сомерс, запирая дверь за Бриггсом, — но обещайте мне не показывать никому цветок до тех пор, пока я не вернусь. Задержусь в конторе на полчаса, не более.
— Хорошо, мистер Сомерс. Я подожду вас в аукционном зале полчаса и обещаю, что до вашего возвращения никто этот цветок не увидит.
— Благодарю вас. Вы хороший человек. Даю слово, что сделаю все возможное, дабы вы ничего не потеряли из-за своей доброты.
Мы вместе вышли в аукционный зал, и вдруг мистер Сомерс о чем-то вспомнил.
— Господи! — воскликнул он. — Я чуть не забыл об одонтоглоссуме. Где же Вудден? Вудден, идите сюда, мне надо с вами поговорить!
Вудден повиновался. Я дал бы ему лет пятьдесят, хотя о его возрасте нельзя было судить ни по глазам, то ли светло-голубым, то ли светло-серым, ни по жестким рыжеватым волосам, ни по крупным натруженным рукам с мозолистыми ладонями и обломанными ногтями. Он был в костюме из блестящей черной ткани — из тех, что рабочие надевают на похороны. Я решил, что Вудден садовник.
— Вудден, — сказал Сомерс, — у этого джентльмена самая замечательная орхидея в целом мире. Присматривайте за ним, чтобы его не ограбили. В этом здании, мистер Квотермейн, есть люди, которые ради такого цветка не задумываясь убьют вас, а труп выбросят в Темзу, — мрачно прибавил он.
Получив указание, Вудден перекатился с носка на пятку, словно ощутил первые толчки землетрясения. Он делал так всегда, если что-то его удивляло. Потом он вперил в меня блеклые глаза, явно изумленный моей внешностью, потянул себя за рыжеватую прядь и проговорил:
— К вашим услугам, сэр. А где эта орхидея?
Я показал на жестяную коробку.
— Да, она там, — продолжал Сомерс, — и вы должны охранять ее. Мистер Квотермейн, если вас попытаются ограбить, позовите Вуддена, и он усмирит смутьяна. Вудден — мой садовник, я доверяю ему полностью, а в усмирении смутьянов — особенно.
— Ага, смутьяна я усмирю, — подтвердил Вудден, сжал кулачищи и подозрительно оглянулся по сторонам.
— Теперь слушайте дальше, Вудден. Видите вон ту орхидею одонтоглоссум паво? — Он указал на растение в центре столика под аукционной трибуной.
Оно цвело мелкими белыми цветками удивительной красоты. На верхнем лепестке и на нижней кромке каждого округлого цветочка переливалось пятно, очень напоминающее глаз на хвостовых перьях павлина. Наверное, поэтому цветок и назывался паво, то есть «павлиний».
— Вижу, хозяин. Цветов красивее я в жизни не видал. В Англии таких глоссумов не сыщешь, а это еще и павлиний глоссум, — убежденно ответил Вудден и снова перекатился с носка на пятку. — Тут многие вертятся вокруг него, крутятся, словно собаки около крысиной норы. И видно, неспроста! — В голосе садовника звучало торжество.
— Правильно, Вудден, вы сама логика. Послушайте, паво нужно заполучить во что бы то ни стало. Меня зовет отец. Я собираюсь скоро вернуться, но могу и задержаться. В таком случае от моего имени будете действовать вы, ибо местным агентам я не верю. Сейчас напишу доверенность.
Сомерс взял визитку и нацарапал на ней:
Садовник Вудден уполномочен мной действовать от моего имени.
С. С.
— Теперь, Вудден, — продолжал он, когда карточку передали аукционеру, — смотрите не опростоволосьтесь, не упустите паво. — С этими словами он ушел.
— Что имел в виду мой хозяин, сэр? — спросил меня Вудден. — Я должен
