приобрести павлинью орхидею, сколько бы она ни стоила?
— Да, — ответил я, — я тоже понял его так. Полагаю, стоит паво недешево, наверное несколько фунтов.
— Не знаю, сэр, не знаю. Знаю только то, что я должен купить его. Если речь об орхидеях, денежный вопрос моего хозяина не останавливает.
— Мистер Вудден, вам ведь тоже нравятся орхидеи?
— Нравятся? Сэр, да я их обожаю! — Вудден перекатился с носка на пятку. — Таких чувств нет больше ни к чему и ни к кому. Даже к старухе моей нет! Даже к хозяину, — добавил он с трепетом. — А хозяина я люблю, Бог свидетель. Прошу вас, сэр… — Вудден дернул себя за волосы. — Держите коробку крепче. Мне велено приглядывать не только за павлиньим глоссумом, но и за ней. Вон тот тип в большой шляпе кажется подозрительным.
На этом мы расстались. Я забился в свой угол, Вудден встал у стола, поглядывая одним глазом на «павлиний глоссум», другим на мой жестяной ящик.
«Ну и чудак! — подумал я. — Теплое отношение к супруге, горячая любовь к хозяину, клокочущая страсть к орхидеям — вот так шкала чувств. Интересный чудак, честный и отважный».
Торги понемногу стихли. Продавали так много засушенных орхидей одного особенного сорта, что на всех не нашлось покупателей и много растений пришлось унести. Наконец с трибуны к собравшимся обратился жизнерадостный мистер Примроуз.
— Джентльмены, — сказал он, — я прекрасно понимаю, что вы сегодня пришли сюда не для того, чтобы приобрести какую-нибудь каттлею Мосси. Вы пришли сюда, чтобы купить, попытаться купить или посмотреть, как покупают чудеснейший одонтоглоссум Англии, принадлежащий знаменитой фирме, которой я приношу свои поздравления как обладательнице исключительной редкости. Джентльмены, этому чудесному цветку впору украшать королевскую оранжерею. Но он достанется тому, кто заплатит за него наибольшую сумму. Я полагаю, что сегодня здесь собралось большинство крупнейших коллекционеров, — прибавил он, оглядывая присутствующих. — Правда, я не вижу молодого орхидиста мистера Сомерса, но он поручил достопочтенному мистеру Вуддену, своему главному садовнику, одному из лучших ценителей орхидей в Англии, выступить за него на аукционе замечательного цветка, о котором я говорил. — (Вудден лихорадочно закачался с носка на пятку.) — Сейчас ровно половина второго, и мы приступим к делу. Смит, пронесите одонтоглоссум паво по залу, чтобы все увидели, как красив этот цветок. Только не уроните! Джентльмены, прошу вас не трогать цветы руками и не портить их чистоту табачным дымом. Восемь распустившихся цветков и четыре — нет, пять! — бутонов. Совершенно здоровое растение. Шесть ложных луковиц с листьями и три без них. Два отростка, которые, как мне подсказывают, можно срезать в надлежащее время. Кто желает купить одонтоглоссум паво? Кому посчастливится стать обладателем этого чуда природы? Благодарю вас, сэр — триста, четыреста, пятьсот, шестьсот, семьсот, в трех местах сразу. Восемьсот, девятьсот, тысяча! Джентльмены, чуть быстрее! Благодарю вас, сэр, — тысяча пятьсот, тысяча шестьсот. Ставка против вас, мистер Вудден. Ага! Благодарю вас, тысяча семьсот.
Возникла короткая пауза, во время которой я, думая, что цифра 1700 означает шиллинги, занялся переводом последних в фунты. Получилось восемьдесят пять фунтов. «Ничего себе! — подумал я. — Восемьдесят пять фунтов — дороговато за одно растение, пусть даже редкое. Мистер Вудден слишком рьяно выполняет указание хозяина».
Молящий голос мистера Примроуза вывел меня из задумчивости:
— Джентльмены, джентльмены, вы же не допустите, чтобы это чудо природы, у которого, повторю, нет аналогов, было продано по столь ничтожной цене? Активнее! Активнее! — восклицал он. — Если все-таки дойдет до такого позора, я лишусь сна. Раз! — (Молоток опустился в первый раз.) — Представьте, джентльмены, мое положение, если придется сообщить бесславную правду именитым владельцам цветка, которые не присутствуют здесь из деликатности. Два! — (Молоток опустился во второй раз.) — Смит, поднимите цветок вверх. Пусть джентльмены видят, что теряют!
Смит поднял цветок, и все на него уставились. Молоточек из слоновой кости описал круг над головой мистера Примроуза и уже опускался, как вдруг спокойный джентльмен с длинной бородой, доселе не принимавший участия в торгах, поднял голову и тихо произнес:
— Тысяча восемьсот.
— Ага! — воскликнул Примроуз. — Так я и думал. Владелец самой большой коллекции в Англии не выпустит это сокровище из рук без борьбы. Ставка против вас, мистер Вудден.
— Тысяча девятьсот, — решительно заявил Вудден.
— Две тысячи, — тут же отозвался джентльмен с длинной бородой.
— Две тысячи сто, — сказал Вудден.
— Правильно, мистер Вудден! — вскричал Примроуз. — Вы очень достойно представляете своего патрона! Уверен, из-за жалкой пары фунтов вы не остановитесь.
— А я не уверен! — запротестовал Вудден. — Мне просто даны указания, и я им следую.
— Две тысячи двести, — сказал длиннобородый джентльмен.
— Две тысячи триста, — не сдавался Вудден.
— Черт возьми! — воскликнул джентльмен с длинной бородой и бросился вон из зала.
— Одонтоглоссум паво уходит за две тысячи триста, всего за две тысячи триста! — закричал аукционер. — Кто больше? Никто. Тогда мне следует исполнить свой долг. Раз. Два. В последний раз, кто больше? Три! Цветок остается за Вудденом, представляющим своего патрона, мистера Сомерса.
Молоток опустился, и в этот самый момент мой молодой друг вошел в зал.
— Ну, Вудден, — начал он, — Паво уже продавали?
— Продавали, сэр, и продали. Я его купил.
— За сколько же?
Вудден почесал затылок.
— Точно не знаю, сэр, с цифрами не дружу. Я же не шибко ученый. Вроде за двадцать три…
— За двадцать три фунта? Нет, паво наверняка дороже. Небось за двести тридцать! Ей-богу, это немного чересчур, хотя, может, покупка стоящая.
Тут Сомерса заметил мистер Примроуз, который, прислонившись к трибуне, беседовал с группой взволнованных орхидистов.
— А, мистер Сомерс! — сказал он. — От имени всего нашего общества позвольте поздравить вас с приобретением несравненного одонтоглоссума паво, доставшегося вам за очень умеренную цену — всего за две тысячи триста фунтов.
Право,
