Претензии на польскую корону поддаются хоть какому-то объяснению — ведь на польском троне сидели представители шведского рода Васа. Но зачем Кристине понадобилась корона Неаполя, находившегося к тому же под властью испанцев?[104] Для чего ей нужно было портить отношения с Мадридом, под покровительством которого она находилась? Наскучила ли ей частная жизнь или взыграла подогретая непомерным честолюбием страсть к власти и славе? Мы не знаем точно всех мотивов, которыми руководствовалась королева, становясь на скользкий путь добывания неаполитанской короны, но можно с уверенностью предположить, что среди прочих ею владели тщеславное желание всегда находиться в центре событий и затруднительные денежные обстоятельства.
Как бы то ни было, но Кристина уже на самом раннем этапе своей римской жизни, спустя полгода после въезда в Вечный город, успела окунуться в атмосферу политических интриг. В неаполитанскую «кашу» её вовлёк некто Помпео Колонна, князь Галликано, энергичный и неглупый человек, литератор, любитель искусств и вообще мастер на все руки, главным «достоинством» которого была, однако, склонность к авантюрам. Он был также известен тем, что возглавлял борьбу неаполитанцев за освобождение от испанского ига.
Накануне приезда Кристины в Рим испанцы предупреждали её об «опасном смутьяне и безбожнике» Колонне, но Кристина была женщиной самостоятельной и предпочла смачный и безудержный жаргон вольнодумца Помпео Колонны строгому консервативному этикету чопорных испанских грандов. На вечерах и заседаниях своей академии она, не обращая внимания на кислые физиономии испанцев, с восхищением слушала пламенные речи и рассказы князя Галликано об испанском насилии в Неаполе и дарила его подчёркнутым вниманием.
Всё это докладывалось испанскому послу, а также негласному лидеру испанской диаспоры в Риме генералу дону Антонио Сильва де ла Куэва. Понятное дело, испанцы с ревностью и подозрительностью наблюдали за тем, как Кристина сближалась и общалась с врагами Испании и изгоняла из своего круга знакомых и друзей всех испанцев. Особым её нерасположением стал пользоваться фактический лидер испанской партии в Ватикане, её крёстный отец, кардинал Джованни Карло де Медичи, а потом она испортила отношения и с послом Испании герцогом Террановой. Ей тем более легко было это сделать, что герцог Терранова представлял собой неприглядную карикатуру на испанское высокомерие и среди послов отличался тем, что по части глупости, некомпетентности и недальновидности побил рекорды всех времён и народов.
Испанским интересам в Ватикане противостояли сильные группы так называемых нейтральных кардиналов во главе с Аззолино и кардиналов-французов, за которыми стоял вездесущий кардинал Мазарини. Испанский король Филипп IV, помогавший Кристине на её пути к католицизму, понимал, что она могла быть полезной в церковно-политических делах Испании и Рима. Поэтому Мадрид проинструктировал Терранову относиться к бывшей королеве Швеции с подобающим пиететом.
Терранова, заскорузлый консерватор, был шокирован «полётами» вновь обращённой католички в Риме и уже в 1656 году высказал мнение, что «Италия так же не подходит для Кристины, как Кристина — для Италии». Этот, по характеристике Стольпе, «холерический педант этикета» вступил в конфликт с королевой при первом же её причастии. Спор зашёл о том, кто должен быть её крёстным отцом. Терранова считал, что поскольку его дипломатический ранг в Риме был выше, чем у остальных католических послов, то одним из крёстных отцов королевы должен был стать испанский кардинал. Генерал Пиментелли дель Прадо придерживался иного мнения, «выставив» на чашу весов свой титул, но папа проигнорировал все эти споры и назначил крёстным отцом Кристины кардинала де Медичи.
Потом Кристина подружилась с французом Лионном, который формально послом Франции не являлся. Терранова возмутился подобным нарушением этикета. Потом у него с Кристиной произошло недоразумение с рассадкой испанских грандов и кардиналов у неё на приёме в палаццо Фарнезе. Терранова требовал, чтобы испанцы были приняты в шляпах, как и Лионн, в то время как королева по совету самого папы Александра VII заставила их эти шляпы снять. Скандал! Терранова оскорбился до глубины души и затаил злобу и на Кристину, и на папу. Из этого ничтожного протокольного эпизода он сделал далекоидущие выводы о том, что папа проводит по отношению к Мадриду враждебную политику.
В Мадриде досконально проанализировали ситуацию, но пришли пока к выводу, что Терранова сам был повинен в ошибочном представлении о дипломатическом протоколе. Однако Филипп IV был оскорблён демаршами папы и шведской королевы и ожидал от последней извинений. Впрочем, всю вину за эпизод испанцы возложили на папу, но тот был «тёртый калач». Зная, что Кристина поступила совершенно верно (в ином случае пришлось бы разрывать отношения с послами других стран), он тем не менее предпринял всё возможное, чтобы уйти от ответственности и всю вину переложить на неё. В испанской столице смотрели на произошедшее так серьёзно, что при неблагоприятном развитии событий не исключали отзыва своего посла из Рима.
Плохо испанцы знали Кристину!
Герцогу Терранове она мнилась марионеткой в руках окруживших её итальянцев и французов. Он никак не мог себе представить её несгибаемый характер, сильную мужскую волю, безграничное высокомерие и честолюбие. У испанцев просто не было такого опыта. Докладывая обо всём этом, Терранова писал королю: «Она направила свой удар против Вашего Величества и всех нас оскорбила».
В Мадриде поняли, что Терранова как дипломат проявил свою полную неспособность, упустил хороший шанс привлечь Кристину на свою сторону, и дали ему хороший нагоняй. Ему приказали оставить королеву в покое, а Пиментелли дель Прадо и де ла Куэве порекомендовали в доме Кристины больше не появляться. Этого герцог перенести не мог и пустился во все тяжкие, чтобы оклеветать королеву в глазах общества. Он пустил слух о том, что она находится в интимных отношениях с кардиналом Аззолино, что она попала в немилость к папе, что переживает материальные трудности и скоро приползёт к нему на четвереньках за деньгами и поселится в его апартаментах.
И тогда Кристина пошла в наступление.
Когда де ла Куэва по приказу из Мадрида разорвал с ней контакт и пришёл нанести ей прощальный визит, он самоуверенно попросил у неё прощения за то, что не смог ей служить, как того бы хотел. Кристина высокомерно ответила, что это на его совести, но сам он должен знать, что она привыкла награждать рыцарей, а подлецов — наказывать. Если она услышит — а она уже услышала! — о том, что он распространяет в отношении неё клевету, то она накажет его по заслугам. И бледная, еле сдерживая дрожь в теле, она холодно добавила, обращаясь к супруге де ла Куэвы:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
