Конечно, различным уровням развития материи соответствуют различные формы взаимодействий. Но мне в данном вопросе представляется интересным следующее: воздействие на предмет, который находится вне моего поля зрения, приводит к осуществлению процесса отражения, оставляющего след в неведомом «информационном банке», «связавшись» с которым я могу судить о степени и характере деформации.
При экспериментах с неодушевленными предметами непременным условием для экспериментирующего является хорошо натренированная наблюдательность, ибо необходимо выделить и запомнить что-то очень характерное, присущее данному конкретному предмету. Нелишне отметить заметную разницу в диагностике предметов серийного производства и кустарного изготовления. Дело в том, что у серийно изготовленных предметов есть тысячи «братьев» по штампу или пресс-форме, а кустарные изделия в чем-то всегда единичны и, следовательно, диагностировать их легче.
Должен сказать, что я лично феноменальной наблюдательностью не обладаю, но большой опыт в диагностике вообще позволил на практике убедиться в возможности проведения указанных манипуляций с неодушевленными предметами, целостность которых нарушается вне поля моего зрения.
Для иллюстрации приведу пример. Мне было предложено продиагностировать маленького деревянного бычка, изображенного на черно-белой фотографии. Человек, принесший фотографию, не был владельцем этой безделушки и ничего не знал о степени сохранности бычка на момент диагностики. После проведения обычных манипуляций, описанных выше, я обнаружил следующие зоны нарушения целостности предмета: левый рог, левое ухо, задние ноги.
Проверка показала, что рог и ухо на момент диагностики были отбиты, а отколовшиеся задние ноги были приклеены. Все остальное при случайном падении игрушки
не пострадало. Напрашивается вывод о том, что склеенное дерево так же сигналит о «пережитом» происшествии, как, скажем, кость, сросшаяся после перелома.
Мною проводилось много подобных экспериментов. В дальнейшем я предполагаю усложнить их и расширить.
В заключение рассказа о различных методах диагностики, применяемых мной, я хочу вкратце упомянуть о некоторых экспериментах, при проведении которых реализуется, как мне кажется, совокупность всех рассмотренных выше методик.
1. Диагностика по рукописному тексту (несколько строчек). Известно, что писала женщина.
Совпадения с имеющимися заболеваниями — 100 %. (Здесь и далее результаты экспериментов даются по отзывам людей, участвовавших в них.)
2. Диагностика по имеющемуся увеличенному оттиску на бумаге ногтевой фаланги пальца.
Совпадения с имеющимися заболеваниями составили 75 %.
Опыт повторен по оттиску ногтевой фаланги пальца другого человека. Результат — 80 %.
3. Диагностика по рисунку (неизвестным мне лицам было предложено нарисовать друг друга, т. е. составить субъективный портрет).
Совпадение с имеющимися на момент диагностики заболеваниями — 85 %.
4. Диагностика по рентгеновскому снимку части какого-то костного образования.
Определены все имеющиеся заболевания. Оказалось, что на рентгеновском снимке была часть черепа.
5. Диагностика по фотоснимку, на котором изображена рука человека.
Имеющиеся заболевания определены на 70 %.
6. Пять фотографий разных людей положили в пять одинаковых конвертов, которые перемешали. Мне предложено взять один и провести диагностику, не вскрывая конверта.
После диагностики конверт был вскрыт. Совпадения с имеющимися заболеваниями лица, изображенного на фотографии, составили 100 %.
До вскрытия конверта мне предложили сказать что-либо по поводу внешности и одежды. Имеются частичные совпадения.
7. Диагностика по словесному портрету.
Точность диагностики — 100 %.
Возможности биодиагностики в области криминалистики
Одна из побочных возможностей биодиагностики оказалась весьма эффективной, на мой взгляд, в области криминалистики. Действительно, биодиагностика позволяет по фотографии почти безошибочно узнать, жива или мертва жертва преступления, жив или мертв скрывшийся преступник, определить состояние его здоровья, имеющиеся или перенесенные травмы или операции. Появляется возможность установить детали, которые могут облегчить розыск преступника и вообще ведение следствия. Обнаружение у разыскиваемого лица конкретного настоящего или прошлого заболевания или травмы позволяет уголовному розыску навести справки в больницах, клиниках. Диагностика по костным останкам дает возможность определить их принадлежность человеку, числящемуся пропавшим без вести.
Что касается установления местонахождения разыскиваемого лица по некогда принадлежавшим ему вещам, то большим и убедительным опытом в этой области я не обладаю, но думаю, не все рассказы об этом — плод фантазии, поскольку можно предположить, что такая возможность есть у отдельных экстрасенсов (например, у покойного Жерара Круазе).
Ниже пойдет речь о фактах, интересных, по-моему, не с точки зрения детективной беллетристики, а с позиций интереса к паранормальному. В рассматриваемых случаях я проводил диагностику по фотографиям и по воображению посредников, так как в большинстве случаев диагностируемые были мертвы.
Непременным условием для выполнения этой процедуры является возможность подтверждения или неподтверждения прижизненных заболеваний, обнаруживаемых мною, ибо справедливость моей диагностики в этом плане служит для главного — обнаружения зоны «смерти» или «жизни» разыскиваемого человека.
В 1980 г. (или что-то около этого) ко мне приехал из Краснодара доктор технических наук Г. с женой. Цель визита — просьба помочь избавиться от тягостного состояния депрессии. Г. неоднократно лежал в психиатрических лечебницах, но состояние его не улучшалось, не удавалось добиться стабильности. К сожалению, в подобных случаях трудно оказать действенную помощь нетрадиционными методами.
Несколько месяцев спустя жена Г. написала мне, что ее муж исчез, розыски ничего не дали. У меня была фотография Г., оставленная в день визита ко мне для возможного, как они слышали, воздействия на расстоянии. Впрочем, я и так хорошо запомнил лицо этого человека.
Пришлось отправить в Краснодар грустное письмо со своими соображениями — результатами диагностики по фотографии. Мне было ясно, что Г. мертв, а его тело находится в воде. Последнее обстоятельство почему-то навязчиво подсказывалось. Более того, он не просто где-то в воде, а конкретно в Краснодарском водохранилище, которое я неоднократно видел, бывая по делам службы в Краснодаре.
В конце июля 1982 г. я получил от вдовы Г. следующее письмо:
«Вы оказались правы: Николай Васильевич… покончил с собой 24 апреля 1981 года. Останки его нашли в глухом лесу на склоне балки. Опознали по документам, которые он завернул в три целлофановых пакета и положил возле себя, и по оставленному предсмертному письму… Лежал он действительно в сыром месте, хотя и не в воде».
Этот случай интересен для меня не только правильностью определения — «жив или мертв», но и тем, что не следует отождествлять некогда виденное с теми картинами, которые возникают подсознательно. А ведь было четкое ощущение фантома, находящегося в воде. Нашли Г., как отмечается в письме, в апреле, когда сырые балки обычно бывают затоплены водой. Нельзя слушать подсказки сознания, когда подсознание уже дало ответ на заданный вопрос.
Другой случай. Женщина из подмосковного города Д. просит установить, жив или мертв исчезнувший неделю назад муж ее сестры. Поскольку они жили вместе, женщина сказала, что ей известно все о состоянии здоровья исчезнувшего родственника. Я дал ей лист бумаги и попросил записывать.
— Голова. Он жаловался на головные боли? Может быть, травма?
— Нет, не жаловался. О травмах тоже не слышала.
— Глаза. Что у него с глазами?
— Ничего. Прекрасно видел, работал шофером.
Названные мною последующие зоны отрицательной ситуации женщина подтвердила.
— Когда найдут, — сказал я в заключение, — прошу сообщить. Хочу надеяться, что мои опасения не подтвердятся.
Увы, подтвердились. Дней через пять-шесть эта женщина позвонила и сказала, что родственник найден — убит, травма головы, преступник выколол глаза.
Как видим, кроме смертельной травмы головы выявилась и травма глаз. Думаю, что если бы такое зверство было совершено не с только что убитым человеком, в котором еще жили мышцы, кожа, нервы, а с трупом в стадии разложения, стадии даже начальной, то я бы этой травмы не обнаружил. Не дает ли этот случай права предположить, что та или иная еще живая часть способна передать информацию о себе в «информационное поле» уже после того, как туда была передана информация о гибели центра жизни, личности?
