Когда сендеры вернулись с прииска, его встречала целая толпа – жена в темной юбке, загорелая круглолицая дочка, аккуратно поддерживающая обеими руками объемистый живот, какие-то старухи… позади всех топтался угрюмый парень – зять, будущий папаша Кириного внука. Он помалкивал, держался позади, но как только выяснилось, что Киря на ногах не стоит, парень каким-то непонятным образом вдруг оказался рядом с недужным, подхватил тестя на руки, как ребенка, и в ответ на бабские охи да ахи только бубнил, что ему вовсе не тяжело. Вот из-за плеча здоровяка-зятя и выкрикивал Киря Йолино имя. Она подошла, Киря стал кудахтать о том, как он Йоле благодарен, да что она его сто раз из пасти смерти вырвала и прочую такую чушь. Йоля хмыкала и глядела в сторону. В общем, ее зазвали на постой.
Дом Кири был не бедный – видно, что хозяин у Шарпана в доверии и зарабатывает неплохо. Заберись Йоля в такой дом без приглашения, поживилась бы нехудо… Но раз она здесь в гостях, пришлось сделать над собой усилие и ничего без спросу не брать. Ну, почти ничего.
Наутро Йоля отправилась к Шарпану за обещанной наградой. На улицах спозаранку было шумно, катили запряженные манисами телеги, на перекрестках ящеры шипели друг на друга, возницы орали на зверей, колотили их палками, заодно бранились, споря, кому проехать первым. Дети уже сбивались в стайки для новых проказ, матери кричали на них из-за заборов. Йоля пару раз замечала обращенные на нее взгляды – местные уже прослышали о ее подвигах и теперь, приметив на улице, пялились.
К Шарпану ее не пропустили. Охранники в воротах, два парня с ружьями, строго твердили:
– Хозяин занят, не велено! Никому не велено!
Тот, что постарше, объяснил:
– Погоди маленько, вот снарядят караван, тогда и для тебя у хозяина время сыщется. Очень он нынче занятый.
За забором Шарпанова особняка гулко стучали по металлу молотки, хрипло ревели моторы, были слышны сердитые голоса механиков. И впрямь там дым коромыслом, завертелись дела. Йоля уже начала подумывать, где бы половчее перемахнуть ограду, чтобы все-таки пробраться внутрь, но тут ворота распахнулись, выкатился сендер, и рядом с водителем девушка разглядела Митяя. Кинулась к нему, вскочила на подножку:
– Дядька Митяй! Послушай!
Он велел водиле притормозить, выслушал, подумал, почесал затылок. Решил так:
– Хозяину в самом деле сейчас недосуг… Вот что, мелкая. Я мотнусь по делам, после обеда буду обратно и дам распоряжение механикам, чтобы приготовили для тебя мотоциклетку. Сегодня же получишь. Надо бы тебя, конечно, за нахальство взгреть как следует… но награду ты, как ни верти, заслужила. И потом, я ж вижу: чем скорей ты отсюда съедешь, тем спокойней мне жить будет.
– Это верно, – согласилась Йоля, спрыгивая с подножки сендера. – Это ты правильно рассудил, дядька Митяй. Без меня жизнь спокойней. Не зря тебя Шарпан начальством сделал, ты – голова!
Митяй надулся было что-то сказать, да передумал, махнул рукой и велел водителю трогать. Сендер укатил, обдав Йолю сизым облаком выхлопных газов, а она побрела обратно – к Кире. По дороге прошлась немного по поселку, поглядела на местную жизнь. Шумно, суетливо… Услыхала, как за ее спиной галдит стая чумазых пацанов:
– Вот она, та самая! Это та тетка, которая чудище убила! Она, вишь, мелкая сама, дала себя проглотить, а сама изнутри его ножом резала. Три дня резала! Зверь издох, а она в дыру вылезла.
Йоля удивилась. Она – тетка? Вот дела так дела… Никогда теткой себя не чувствовала. Для всех она «мелкая» да «соплячка», а для этих уже тетка…
– Да врешь! – спорили тем временем чумазые сплетники.
– Не вру, мне Коляша рассказал! А ему Селиваха рассказал, а Селивахин старший брат у Митяя личным охранником! Он сам на прииск с Шарпаном гонял, сам и видел-слышал!
Йоля развернулась и решительно направилась к малолеткам. Те притихли.
– Вот что, – строгим голосом, какой подобает тетке, заговорила она, – хватит уже глупости болтать! Не резала я тварь ножом, ясно? Не так все было!
– А как же?..
– А так! Зверь меня проглотил, да и отравился. Я знаешь какая ядовитая? Если на тебя плюну, ты некрозом обрастешь вмиг. Хочешь, покажу?
Проводив взглядом улепетывающую мелюзгу, Йоля ощутила некоторое удовлетворение. Утро прошло не зря.
В доме Киря позвал ее на беседу.
– Я думала, надоела тебе, пока мы на крыше торчали, – ухмыльнулась она.
И то верно, на крыше заняться было нечем, и Киря подолгу рассказывал о своей жизни либо расспрашивал Йолю. Она-то сперва отмалчивалась, но понемногу Киря все же выведал ее нехитрую короткую историю.
– Надоела, само собой разумеется, – согласился калека и против обыкновения не улыбнулся: был серьезен, как на собственных похоронах. – Но одну важную штуку я за ночь надумал, теперь тебе хочу сказать. Ты скоро ехать-то собралась?
– Да вот нынче же мне дядька Митяй обещал мотоциклетку пригнать. Если не соврал, конечно, то завтра съеду.
– Значит, я тебе сегодня сказать должен, – твердо заявил Киря.
– Да что сказать-то? – Йоля нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, стоя перед увечным – тот сидел на лавке и перебирал пальцами по костылям, которые соорудил для него зять. Волновался, видно.
– Нет, ты сядь. Сядь, остынь, успокойся. А то прямо как кипятком брызжешь. То, что я скажу, слушать надо спокойно. Очень это важное! Я всю ночь об этом думал.
– Ну вот, села. Говори уже, дядька Киря.
Дядька, вопреки обычной болтливости, теперь не спешил начать – ждал, чтобы девчонка успокоилась и к его словам отнеслась с серьезностью. Наконец начал:
– Помнишь слова, которые перед смертью тебе Мажуга сказал? Что оружие нас ведет и к смерти приводит?
– Он не так сказал…
– Суть все равно такая. Гляди, Йолька, ты сейчас здесь сыта и обустроена будешь. Хоть на всю жизнь с нами оставайся, я, покуда могу, всем помогать стану. Оставайся, а? Дом тебе сладим, хозяйство поможем поднять, Шарпан тебе работу даст. А?
– Да нет, я ж решила, теперь поздно пятиться. – Об этом уже было говорено, Йоля не по одному разу объяснила, для чего ей спешить нужно и что она здесь не останется. – Чего ты снова заводишь?
– А того, что не ты решила. Это оружие тебя ведет, «беретта» твоя. Зовет, тянет, а в конце приведет тебя к плохому концу… Эх, Йолька, ты же молодая совсем! Зачем торопишься на зов оружия?
Тут Йоля и в самом деле призадумалась. Вон как дядька Киря все вывернул… А тот заметил ее колебания и стал напирать:
– Ты подумай, Йолька, подумай! Смотри, как судьба выворачивается! Ты вроде как доброе дело затеяла – подарок дорогого человека вернуть, чтобы память была, а на самом деле выйдет что? Смерть выйдет! Или Леван тебе «беретту» просто так вернет? Не таковский он парень, я ж его хорошо знаю! Да Левана еще поймать нужно. Кто знает, куда его нелегкая занесет, некроз ему в задницу! И дорога его будет плохая, поверь мне, старому. По той дороге много крови прольется.
Йоля только плечами пожала. Киря уставился ей в глаза. Потом заявил:
– А ты изменилась, Йолька. Или, может, всегда такой была, только я не замечал? Видимость-то у тебя девчачья, а внутри…
Тут объявилась Кирина дочка, села рядом с отцом, стала гладить раздутый живот и тоже принялась уговаривать. И так Йоле грустно сделалось: вот живут люди, любят друг друга, как… как они с Игнашом… и никто ни на кого не злобится, и бежать-торопиться никуда не нужно, и все, что в жизни есть главного, все здесь, в доме, в семье, все на месте… и у них с Мажугой так могло бы выйти, чтобы дом, любовь, глаза у всех в доме добрые… От этих мыслей Йоля едва не всплакнула – и тут поняла, что не может она остаться, никак не может, даже если дядька Киря прав и ведет ее зов оружия – все равно! Не будет ей мочи глядеть на чужое счастье да о своем, не случившемся, думать. Каждому в Пустоши своя судьба ветром по песку написана. Ей, Йоле, стало быть, суждены дороги. Такая ее доля, значит. И чем раньше она отсюда уедет, тем будет легче.
Она шмыгнула носом и сказала:
– Хорошие вы люди. Не годится мне такая компания.
Резко вскочила с лавки и ушла во двор. Не хотелось, чтобы ее слезы кто-нибудь видел. Ей полагается быть сильной. Если ты идешь на зов оружия, нужно быть очень сильной.
Больше Йолю не беспокоили, с уговорами не лезли, но когда позвали обедать и усадили за стол, глядели на нее так выразительно, что кусок в горло не лез. И обед приготовили, будто к празднику – чтобы поняла, от чего отказывается, покидая гостеприимный дом. Йоля уже подумывала, куда бы ей сходить, по каким бы делам отлучиться, но появился Митяй. Самолично пригнал мотоциклетку, еще вручил дробовик и два десятка зарядов к нему.
– Вещь надежная, и спуск легкий, тебе по руке будет, – буркнул верзила. – А лучше оставайся, Шарпан тебе службу даст, а я пригляжу, чтобы тебя не обижали поначалу. – Помолчал и добавил: – И чтобы ты никого не обидела, тоже пригляжу.
– Не, дядька Митяй, и не уговаривай, – сразу же отрезала Йоля. – Я лучше поеду, потому что вы тут такие добренькие все со мной, даже слишком. Еще заболеете от этой доброты, а я потом за вас переживать буду.
