— Я бы даже не пыталась. Я думала о вас, не о себе.
— Но вы должны мечтать об управлении собственным делом, — бросила пробный камень Келли.
— Когда-нибудь. У всех нас есть мечты, которые мы приберегаем для будущего.
— Это большая головная боль. Для вас лучше оставаться с нами. Так надежнее.
Они засмеялись, но про себя Лора сказала: «Нет. Единственное, что может быть надежно — это идти своим путем и заниматься делом, которое принадлежит тебе. Тогда никто не сможет вышвырнуть ее еще раз».
— Подумайте об этом, — настаивала Келли. — Я серьезно говорю. Мы сделаем вас партнерами.
— Я подумаю, — ответила Лора, — если вы подумаете об отпуске. Я все же настаиваю на том, что самое время вам отдохнуть.
— Да, так и было бы, если бы мы смогли себе это позволить. Урезая расходы, вы урезаете свое собственное удовольствие. Вы знаете об этом и все же во многом себе отказываете. — Она посмотрела на Лору. — Этот пиджак, который вы привезли с собой — это же Рольф Лорен, готова съесть свою шляпу, которая не от Рольфа Лорена, а с тех пор вы ничего не купили. И этот шкаф, забитый одеждой, и старинные книги в кожаных переплетах, которые я как-то на днях рассматривала… Нет, я не любопытна, — невольно сказала она, увидев улыбку, тронувшую губы Лоры, — ну, разве что немного. В основном меня интересует размер, не цена, и я завидую. Каждый раз, когда я смотрю на вас, я мечтаю быть восьмого размера, а не четырнадцатого.
Лора опять улыбнулась, ей нравилась открытость Келли, ее отношение к ней, и она подумала о том, какое это чудесное место и как ей повезло, что она здесь, сколько бы она здесь ни пробыла. А потом зазвонил телефон, это был Ансель Роллинз. Суд был назначен на июль.
ГЛАВА 12
Ленни Сэлинджер сидела на краешке широкой, затянутой шелком кровати, откинувшись назад, из-под тяжелых век глядя на ярко-рыжие волосы молодого человека, опустившегося перед ней на колени. Он ласкал ее ноги, бедра, самые нежные местечки с самой чувствительной кожей. В истоме она плыла по тихим волнам наслаждения, его язык нежно ласкал ее плоть, погружаясь во влажную глубину ее лона. Она потеряла ощущение времени, испытывая необычное чувство, оно пронзало ее, как ледяная водка с теплым медом, растворяло ее тело, превращая его в колышущуюся волну чувственности. Она скорее ощущала, чем видела, роскошь парчи и бархата, притягивающий свет единственной лампы, а потом ее глаза закрылись, когда молодой человек вдруг одним движением откинул ее на шелковое покрывало и оказался сверху, войдя в нее сильно и глубоко. Он двигался внутри нее, потом приподнялся так, что кончик его оружия ласкал ее маленькую, напрягшуюся плоть, а затем снова и снова погружался в нее, и их тела сливались; он оставлял ее и наполнял опять, пока тело Ленни не собралось в единый напряженный узел, а потом распалось на части, давая ей несколько минут наслаждения, которое она спрятала глубоко внутри себя, собираясь пережить это вновь, когда окажется в уединении и покое.
Дыхание молодого человека было таким же учащенным, как и ее, она обняла его крепкие плечи, ей было приятно, что он тоже наслаждался этой минутой. Но потом она взглянула на запястье, чтобы увидеть свои часики.
— Мне нужно идти, — пробормотала она, и он сразу же оставил ее, чтобы она могла сесть. В самом начале их отношений, месяцы назад, он пытался задерживать ее, чтобы она осталась с ним, но теперь он уже не делал этого, он знал, что если хочет увидеть ее вновь, то должен подчиниться.
— Дай я помогу, — сказал он. Это было их любимой игрой. Он надел на нее белье, застегнул бюстгальтер, пуговички блузки и завязал бант, завершая обряд. Ее тело остывало. Ленни натянула юбку на бедра, застегнула на талии красный ремень из змеиной кожи, погрузила ноги в мягкие серые, тоже из змеиной кожи, туфли и взяла пиджак.
Молодой человек занимался своим ремнем.
— Ты будешь здесь на следующей неделе?
— Я не знаю. — Она подхватила свою красную сумку от Гермеса, которую всегда брала, когда ездила в Нью-Йорк, и повесила ее через плечо. — Я постараюсь. Но у меня четыре собрания директоров и времени будет немного. Кроме того, — добавила она, — если у тебя не будет хоть несколько свободных вечеров, то когда ты будешь готовиться к занятиям?
— Ночью.
— По ночам у тебя должны быть свидания.
— У меня нет свиданий.
— Все студенты назначают свидания.
— Я не могу. Я не могу даже смотреть на кого-то еще…
— Перестань, — оборвала она, и в голосе ее прозвучала нотка предупреждения. — Я буду очень расстроена, если ты что-то изменишь в своей жизни из-за меня.
— Да. — Как всегда, он сказал то, что ему следовало сказать, чтобы удержать ее, чтобы она не искала кого-то еще. — Да, я много развлекаюсь. Я просто не думал, что ты захочешь знать об этом. Найти девушку — не проблема.
— Тогда делай свои задания по вечерам, — нежно сказала она. Он нравился ей, нравилась его привязанность, больше, чем она могла бы признаться себе или ему. Жемчужно-серый костюм, белая шелковая блузка, жемчужные перчатки и красно-вишневая соломенная шляпка, надетая слегка набок и чуть прикрывающая одну абсолютно идеальную бровь. Тушь и тени на веках остались не расплывшимися. Она освежила помаду на губах, и сумка громко щелкнула, когда она закрывала ее. — Я позвоню тебе, когда смогу приехать, — сказала она и коротко поцеловала его. Через минуту она была в ярко освещенном холле «Уолдорф Тауэрз», две ступеньки до лифта, который опустил ее в вестибюль, где она была одной из многих шикарно одетых женщин, которые проводят вечера, делая покупки, обедая, а может, проводя несколько часов с друзьями в изысканном уединении дорогих комнат отеля.
Поздним вечером воздух был теплым и неподвижным, и даже люди на улицах, казалось, двигаются медленнее в предзакатной июньской жаре с низко висящим на горизонте солнцем. Ленни зашла в ювелирный магазин Тиффани, потом взяла такси до аэропорта, чтобы успеть на пятичасовой рейс в Бостон. И к семи часам она уже сидела за ужином с Феликсом. Высокие французские двери открыты, голубые и серебристые цветы на французских обоях, казалось, колышутся от доносящегося с океана бриза.
— Я купила булавку для галстука, которую тебе хотелось, — сказала она. — Последняя из тех, что были у Тиффани. Кажется, что люди сейчас закупают подарки, словно на Пасху, особенно ювелирные украшения.
— Хорошие новости для негоциантов, — сказал он рассеянно, потом, будто напоминая себе, взглянул на нее и поблагодарил за булавку.
— Ты хорошо провела день?
— Очень.
— Что еще делала, помимо того, что ходила по магазинам?
— Я останавливалась в «Уолдорфе». Его глаза сделались непроницаемыми.
