по ней.
Пес — единственный, кому он доверял приводить себя в порядок. Гордыня и независимость никуда не делись и в девяносто лет.
Глядяна приводившего его в порядок слугу, Рогволод подумал, что это в какой-то степени забавно. По сути ты — кусок дерьма, но все возятся с тобой, делают вид, что всё хорошо, не пахнет. Что мешает им придушить хилого старикашку? Почему они так преклоняются перед ним? Не магом и не воином? А всего лишь телепатом, первосвященником, иначе — камиллом (интересно, сохранились еще круане?) — полузабытого культа бога Кру. Его самого ведь никогда не сдерживали никакие преграды. Он устранял с пути всех — тех, кого страшился, кого любил. А зачем, спрашивается?
Рогволод не мог ответить на этот вопрос. А если честно, и не задавался им. Он просто делал то, что хотел, с каким-то даже азартом. И что интересно — азарт сохранился. В отличие от мешка с костями, в котором пребывал. В последнее время осознание собственной немощи сводило камилла с ума. Это заставляло задумываться о смысле всего, чего он добился за свою долгую жизнь.
До Проклятой Ночи Рогволод был гетманом воинства девы Полуденной. Ревностно защищал право членов Предвечной церкви на исключительное пользование потоком, точно следовал догматам теургии. Но кто помнит об этом сейчас?
А после стал истребителем магов. Вот то, с чем он вошел в историю. Но Рогволод предпочитал другое определение — покоритель магов. Да он, — по сути, безвестный веханин, сын портного, — покоритель магов и никак иначе. По его приказу — именно так! — Канг вешал непокорных арутийцев. По его приказу склонившие головы и присягнувшие на верность ему — иерарху идшуканты — бывшие маги преследовали не отрекшихся от запретной веры.
Неплохо для сына портного и всем известного злодея — камилла Рогволода. Кстати, вот что интересно, за свою долгую тернистую карьеру он поимел немало пышных титулов, но в народе так и остался камиллом. Хорошо хоть не портным. Выражаясь образно, пастух открыл Источник, а портной его уничтожил. Отличная поговорка, Рогволод не упускал случая попользоваться ею.
Но он никогда не достиг бы всего этого, если бы позволял себе почивать на лаврах.
Рогволод хорошо запомнил того сукиного сына, Ивана, что вечно слонялся по храму без дела. Из-за этого недоноска, маменькиного сыночка, Беркут — сокрушительный дар, демонический гений! — вырвался на свободу. Подумать только — тысячу лет томиться в куске кристалла. Тысячу лет страдать, пропуская чрез себя нескончаемый поток, в угоду палачам, выстроившим над его тюрьмой храм, трансформируя магию в удобоваримую форму. Кто из таинников, спускавшихся в шахту, думал, что в ларце, подвешенном на цепях, находится нечто живое? А что будет, если случится что-то непоправимое?
У кого из них хоть раз возникла такая мысль?
Только такая посредственность, как этот… Иван, мог стать вместилищем души древнего чудовища. Пустое место — идеальное прибежище для могущественного мага из глубины веков. Ублюдку нужно было всего-то оказаться в ненужный час в ненужном месте.
Так почему виноват он, Рогволод? В сознании живущих не кто иной, а именно камилл стал отцом жуткой трагедии, перевернувшей весь мир. Будем честны, ведь винят в том, что произошло его — зловредного паука, затаившегося в своей черной берлоге, на краю света. И название берлоге народ дал подходящее — Бездна. Никто не вспоминает, что на самом деле это Батхос, что на языке древних означает… да кому надо, что оно означает! Камилл истязает там людей, пьет их кровь и замышляет все новые и новые пакости. Мало ему Проклятой Ночи. Мало ему полчищ северян и имеров, словно стервятников кинувшихся на разом ослабевшую Аннату. Он еще что-то хочет. Бессмертия, наверное — сколько лет, а никак не помрет!
О да! Бессмертия и правда хочется. Затем, чтобы всё исправить. Затем, чтобы удавить дамната. Проклятая Ночь тяжким грузом лежала на сердце. Рогволод остро чувствовал свою вину, хоть и скрывал это ото всех. Промашка вышла с мамашей Ивана. Чокнутой неудовлетворенной бабой с маниакальными наклонностями. Кто же знал? Кто знал, что нелепые и невинные страшилки про паучьего божка из его далекого прошлого так вскружат голову Марии? С другой стороны, кто ж знал, что Беркут вселится в слизняка? Кто знал, что такое вообще возможно?
Ничего! Мысль о мести греет, и не дает окочуриться. И вот, кажется, Рогволод дождался.
Дождался!
На завтрак были овсянка со сливочным маслом, хлеб и подслащенное вино. Рогволод с трудом проглотил кашу, а вино едва пригубил — он хоть и любил этот напиток, но уж больно пьянел буквально от пары глотков.
— Сегодня я хочу наведаться в казематы, — сказал он. Пес кивнул.
— Там сыро, господин, и холодно, — ответил он. — Я одену вас потеплей.
Два дюжих молодца, облаченных в черные рясы, под неусыпным контролем Пса, несли кресло по длинным темным коридорам. Факел в руке Пса потрескивал, освещая запотевшую грубую кладку. Чем ниже они спускались по узким полустершимся ступенькам, тем больше Рогволоду не хватало воздуха. Начинал донимать сухой кашель, от которого дьявольски чесалось горло.
«А ведь эти мрачные помещения никогда не видели солнечного света! Сюда никогда не проникал ветер с горных долин. Здешняя тьма помнит еще прежних хозяев!»
Здесь, в этом спертом и неподвижном воздухе, в сырых стенах, в попискивании крыс, разбегавшихся перед ними в разные стороны, как нигде ощущалось присутствие смерти. А он зодчий, создавший это царство забвения, пыток и тайн. Еще один эпитет, которым он сам себя и наградил. Неожиданно Рогволод подумал, что все его… достижения, вся жизнь — это череда разрушений. Он ничего не создал. Бог, созданный пастухом, — бог, в которого он, если честно, никогда не верил, — говорил пастве, что каждый мужчина обязан построить дом, вырастить сына и посадить дерево. Тот бог, камиллом которого он до сих пор, по неведомой прихоти толпы являлся, — бог уродливый, предлагавший взамен жизни, полной страданий и боли, спасительное ничто, — позволил потокам крови осквернить Источник. Одного не существовало. Другой, затаившись в паутине под потолком, злобно хохотал, сверкая бездонными синими очами. Рогволод досадливо поморщился. В последнее время часто приходят подобные размышления, но ничего, кроме раздражения, не вызывают. Тогда почему же он думает об этом?
И надо не забыть напомнить Псу убить паука. А то больно вольготно устроился в его покоях.
— Пришли, господин, — вывел его из задумчивости Пес.
Они оказались в просторном круглом зале, освещенном дюжиной факелов.
— Позови Жевра.
Смотритель казематов Жевра, — горбун со шрамом на лице — приковылял к носилкам, опираясь на клюку, и неуклюже
