Я только отрицательно покачала головой, чтобы он от меня отстал. Но ему вовсе не хотелось молчать, и он продолжал теребить меня, мое горе очень раздражало его.
— Он тебе изменяет, а ты вместо того, чтобы сидеть как в воду опущенная, возьми да и отплати ему той же монетой. Уверяю, это очень действенное средство: клин клином вышибают.
Я посмотрела на него, вздохнула и горько улыбнулась:
— Эх, Павел, Павел, ни черта-то ты не понимаешь! Если бы! Если бы он изменил мне, я была бы просто счастлива. Все, что угодно! Но только бы знать наверняка, что он жив, что с ним ничего не случилось.
Павел недоверчиво посмотрел на меня. Убедившись, что я не шучу, резко встал, пнул ногой стул и стал ходить кругами по комнате, насвистывая какой-то мотив. Я смотрела в окно: там сгущались тучи, уже начинал падать редкий снежок. Пометавшись так продолжительное время, Павел подошел ко мне, присел на корточки и, глядя в глаза, отчеканил:
— Эти сказки ты можешь вкручивать кому угодно, только не мне. Я воробей стреляный. Я не верю и не поверю никогда в совершенную любовь. В этой жизни каждый за себя — и это нормально. А если ты действительно испытываешь то, что говорила, тебе пора показаться психиатру — это болезнь.
— Конечно болезнь. Да не волнуйся ты так. Если нормален ты, то я точно сумасшедшая. При желании можно найти любое оправдание, вот и ты считаешь, что вся та низость, что ты вытворяешь, — норма. А любовь, сострадание, дружба — болезнь. Каждый выбирает сам.
— Смотри-ка, все по полочкам разложила! Вот только зубки не надо мне показывать! Не забывай, я могу сделать с тобой все, что захочу.
— Ты мужчина сильный, и тебе со мной справиться — раз плюнуть. Только вот мало чести.
Вечер прошел в гробовом молчании. От ужина я хотела отказаться, но Павел опять начал злиться. Я мудро решила не раздражать его по пустякам, даже предложила приготовить что-нибудь. Он отказался, поджарил картошки с грибами для меня, а себе кусок курицы. К ужину он достал бутылку немецкого белого вина.
— Знаю я, помню еще. Ты любишь коньяк и грузинское сухое красное. Но, во-первых, наша встреча была незапланированной, поэтому коньяком я не запасся. Во-вторых, Грузия уже который год чудит, выделку вин почти совсем забросила, а то, что продается в магазинах, сплошь подделки.
— Извинения приняты.
Павел улыбнулся, хотел что-то сказать, но махнул рукой. Он выпил водки, я — вина. Разговорчивее мы не стали. Потом Павел сварил кофе, причем по какому-то особому рецепту: долго колдовал. Я хотела напомнить, что не пью кофе на ночь, но передумала.
Самое удивительное, что очень скоро я захотела спать. Объявив об этом Павлу, я сразу же решительно расставила все по местам, сообщив, что мы ляжем в разных комнатах. Услышав заявление, Павел засмеялся:
— А если я не соглашусь? Ведь хозяин здесь я, а ты даже не гостья, а пленница.
— Я ничего не могу противопоставить твоей силе, у меня нет никакого оружия. Но хочу, чтобы ты знал — ты мне омерзителен!
Я зевнула и, не дожидаясь его реакции, повернулась и вышла. О спальне на втором этаже я уже знала, поэтому сразу же направилась туда. Подперла дверь стулом, не бог весть какая защита, но ничего другого под рукой не было.
Павел меня не преследовал. Глаза у меня буквально слипались. То ли это была нервная реакция, то ли он что-то подсыпал в кофе, но я даже раздеться толком не смогла.
Утром долго не могла понять, где нахожусь. Какая-то незнакомая комната и постель, сплю я почему-то в белье и колготках, что такое? Память возвращалась очень медленно, мозг работал вяло. Наконец я все вспомнила. С трудом встала, собрала разбросанные как попало свои вещи, оделась. Руки едва шевелились, да и вообще я была как осенняя муха. Внезапно раздался резкий стук в дверь, и голос Павла велел мне немедленно спуститься. Пришлось идти на кухню, впрочем, там довольно аппетитно пахло. Усевшись за стол, я немедленно предалась размышлению: до чего же человек подлец, и, в частности, я. С ума схожу от беспокойства за Володю, но аппетита, однако, не теряю. Я облокотилась о стол и положила голову на руку.
— О чем закручинилась? — спросил Павел, ставя передо мной тарелку сырных тостов.
— О том, куда ты подсыпал мне отраву: в кофе или в вино?
Он весело рассмеялся:
— Что, голова ватная? Ничего, после кофе полегчает.
— Кофе? Наверное, опять с отравой?
— У тебя прямо-таки навязчивые идеи. Обычное снотворное; я же сказал, что тебе ничего не угрожает. Простая мера предосторожности. И потом, разве тебе есть на что обижаться? Ты сладко спала двенадцать часов подряд.
Я посмотрела на часы: без четверти одиннадцать! Судя по всему, Павел давно позавтракал. После двух чашек довольно крепкого кофе мне стало значительно лучше, паутина в голове растаяла, движения обрели привычную уверенность. Я решила опять позвонить. У Володи по-прежнему никто не отвечал, и я позвонила Наталье Николаевне. По первому номеру тоже никто не отвечал, а вот по второму трубку сняли, но Натальи Николаевны на месте не оказалось. Это была явно какая-то контора, и я поинтересовалась, когда ее можно будет застать. От ответа у меня подкосились ноги.
— Точно сказать не можем. Видите ли, у нее умер близкий друг…
Дама еще что-то говорила, но я уже не слушала, выпустив трубку из рук. Машинально села, мне хотелось немедленно умереть. В голове беспрестанно вертелась только последняя фраза — умер близкий друг, у нее умер близкий друг. Наверное, я повторяла это вслух, потому что откуда-то издалека, почти с другой планеты, донесся голос Павла:
— Мало ли у человека друзей?
«Он что, утешает меня?» — мелькнула в голове мысль и пропала. Следующие два-три часа я не помню, полный провал, хотя ощущения, что я теряла сознание, не было. Пришла в себя почему-то на полу, я лежала на боку, поджав ноги, в позе эмбриона. Почувствовала, как затекли ноги и спина, но распрямляться не хотелось, в этой позе было легче. Наконец я села на полу и обвела глазами комнату. Павел сидел на диване. Встретившись со мной взглядом, он с каким-то демонстративным отвращением отвернулся, вид при этом у него был обиженный. Я встала, ноги держали плохо, пошатываясь, словно пьяная, я потащилась на кухню и принялась шарить по шкафам, выбрасывая все на пол. Но того, что мне так было необходимо, не попадалось. На шум, который я устроила, прибежал Павел, с трудом оттащил меня от шкафа и стал сильно трясти:
— Что ты ищешь, ненормальная?
— Дай мне, где это у тебя? Дай!
Внезапно Павел решил сменить тактику, пригладил мне волосы, провел рукой по щеке:
— Скажи, что ты хочешь? Я дам тебе, только скажи.