Санька гордо задрала голову вверх, старательно сглатывая слёзы, подступившие к самому горлу, после чего – пристально и требовательно – посмотрела Егору прямо в глаза. Долго так смотрела, взгляда не отводя. Смотрела и непонятно молчала…
Долго? Что означает сей термин, господа и дамы мои? Молчите? И совершено правильно делаете!
«Долго» и «коротко». «Сильно» и «слабо». «Чуть-чуть» и «навсегда». «Абсолютно спокойно» и «до полного безумия». «Холоднее арктических льдов» и «горячее лавы, извергающейся из вулкана»…
Всё в этом скучном и предсказуемом мире – относительно…
Относительно – относительно – чего?
Относительно – восприятия – того, или иного события…
Мы с вами, мужественные друзья мои и милые подруги, просто – одно и то же – воспринимаем очень, уж, по-разному. Кардинально – по-разному. Глобально и противоположно – по-разному…
Ладно, проехали…
Санька смотрела ему в глаза – пристально и неотрывно, а он – также пристально и неотрывно – смотрел в её глаза, в такие любимые, обожаемые, небесно-васильковые, бездонные и огромные…
Она, как и всегда, первой не выдержала, недовольно отвела взгляд в сторону, обиженно уставившись в светло-бежевый парусиновый бок палатки, и проговорила – насквозь обиженно и презрительно:
– Егор Петрович Леонов? Ну, надо же… А так, по-простому, столько уже лет исправно откликался на «Сашу»! Ну, надо же… Хотя, если честно, я уже давно чего-то такого и ожидала. Слова иногда странные и чудные проскальзывали у тебя, знания хитрые, вызывающие удивление, песенки под гитару – незнакомые, построенные по каким-то непривычным, явно нездешним законам стихосложения…
– Сань, да, ладно тебе! Чего уж там…, – неуверенно и смущённо заканючил Егор. – Какая, собственно, разница…
– Какая разница, говоришь?! Я ему – всю себя… Любила его, детей от него нарожала… А он… Что, трудно было сказать всю правду? Сомневался во мне, мерзавец противный? Я же только тебя люблю! И дела мне никакого нет до всех этих – Координаторов, двадцать первых веках и прочих дел… У тебя там – в дальних годах – много было женщин? Много? Отвечай, ирод!!! Немедленно отвечай…
Минут через шесть-семь, терпеливо подождав, пока жена полностью выговорится, Егор попросил – очень серьёзно, и даже с лёгкими («Ну, с очень лёгкими!», – ехидно прокомментировал внутренний голос) строгими нотками в голосе:
– Саня, развяжи меня, пожалуйста! Надо же подумать и о текущих делах… Скоро проснуться все остальные. Придётся им как-то объяснять, почему тебе пришлось застрелить эту японку. Кстати, а ты почему не уснула?
– Потому и не уснула, что сердечко мне подсказало, мол, серьёзная опасность подкрадывается – змеёй подколодной, – коротко и ёмко пояснила Санька, освобождая его от пут. – Этот ароматный сливовый напиток я только пригубила слегка, а всё остальное потом незаметно выплеснула на землю, под ближайший кустик. Смотрю, все постепенно начали засыпать. Тогда-то я и поняла, что эта мерзкая японка коварно подмешала в своё национальное пойло какого-то сонного зелья – с замедленным действием. Ну, я и решила притвориться спящей, чтобы не выделяться на общем фоне… Легла прямо на землю рядом с детской палаткой, в меру громко засопела, глаза ладошкой прикрыла, а сама – сквозь чуть растопыренные пальцы – внимательно наблюдала за происходящим.
– Дальше всё понятно! – невесело хмыкнул Егор, вставая на ноги и разминая затёкшую поясницу. – Японка пошла в нашу палатку, а ты – следом за ней. Подкралась осторожно, стала подслушивать…
– Очень мне надо – подкрадываться и подслушивать! – всерьёз обидевшись, надменно и гордо надулась Сашенция. – Пусть подлые девки дворовые подслушивают! А я, всё же, Светлейшая княгиня! Поэтому спокойно, не таясь, подошла к палатке и стала слушать… Только вот, уважаемый Егор Петрович, вы меня перебили и не дали рассказать всё толком. Ну, конечно же, вы же у нас из далёкого двадцать первого века, где мастерят такие хитрые штуковины! – продемонстрировала кварцевые электронные часы, рачительно снятые с руки застреленной японки. – А напрасно – перебили! Всё, ведь, было совершенно и не так, как вы изволили вообразить себе…
Пришлось потратить ещё несколько драгоценных минут на неуклюжие, но искренние извинения, которые постепенно переросли в жаркие и затяжные поцелуи.
– Остановитесь, сэр командор, остановитесь! – часто и взволнованно дыша, неохотно отстранилась Санька, сильно упёршись острыми кулачками ему в грудь. – А то, ведь, так можно ненароком и позабыть обо всём на свете… Тут, кстати, и места-то нет – для дел серьёзных. Вон, всё залито кровушкой японской! Я в этот раз очень хорошо прицелилась: дуплетом – прямо в лоб – прилетело этой Наоми…
Зрелище, действительно, было, откровенно говоря, совершенно неаппетитным. Егор взял жену за руку и вывел наружу, на свежий воздух. Вокруг безраздельно властвовала чёрная южноамериканская ночь, на прежнем месте тихонько догорал костёр, возле которого неожиданно обнаружился труп дона Аугусто Сезара. Из морщинистой шеи испанца красноречиво торчали светлые лучи японской метательной звёздочки.
– А он-то чем тебе не угодил? – искренне удивился Егор. – И, вообще, я даже не догадывался, что ты умеешь пользоваться японскими метательными штуковинами. Это же очень трудное искусство, не каждому даётся…
– Высокого же ты обо мне мнения, дорогой муженёк! – неодобрительно и чуть насмешливо покачала головой Санька. – Из последних фраз ясно следует, что твоя трепетная и нежная жёнушка, то есть, я – хладнокровная и жестокая убийца, регулярно укладывающая хладные трупы в высокие штабеля… Нет, нашего благородного испанца прекрасная Наоми-сан и прикончила. Я всё видела своими глазами.
– Он, получается, тоже выплеснул вкусный и ароматный японский напиток в ближайшие низенькие кусты? – уточнил Егор.
– Да нет, он-то глотал это коварное пойло – дай Бог каждому! Нахваливал и всё просил добавки… Но совсем не подействовало на него снотворное! Видимо, он тоже был из этих, ну, из непростых и очень тайных агентов…
– Не может быть! – недоверчиво поморщился Егор.
– Может, Сашенька, может! Он, явно, сразу же понял, что происходит, и когда все, меня не считая, крепко заснули, тут же стал о чём-то – на совершенно незнакомом мне языке – спорить с Наоми. Они, при этом, так посматривали друг на друга… Ну, как приказчики из соседних купеческих лавок, торгующих одним и тем же скоропортящимся товаром…
«Почему бы и нет?», – высказал веское мнение внутренний голос. – «Наоми-сан усердно работала на Координатора и его «SV», а дон Сервантес мог запросто трудиться и на конкурентов «SV», или просто – на некую параллельную структуру… И ничего необычного здесь нет! В двадцать первом веке наука, очевидно, неуклонно и последовательно – семимильными шагами – двигается вперёд, хитрые технологии совершенствуются, и – в конечном итоге – прогулки по Прошлому становятся всё более доступными…».
– А потом они окончательно переругались между собой, – невозмутимо продолжила Сашенция. – Испанец выхватил из-за голенища сапога солидный нож, японка же метнула звёздочку. Такие, вот, дела…
– Ладно, тогда поступим так! – решил Егор. – Сейчас мы с тобой, алмазная донна, аккуратно перенесём несчастную Наоми-сан к костру и положим, к примеру, вот сюда. А в правую руку мёртвого испанского гранда вложим твой саксонский пистолет. Мол, этот подлый злодей, пользуясь твоим, моё сердечко, сонным и беспомощным состоянием, коварно выкрал его… Потом, понятное дело, между доном Сервантесом и прекрасной Наоми-сан произошла жаркая ссора, переросшая в смертельную схватку. Мотивы ссоры? Это, дорогая моя, не наша с тобой забота, пусть все остальные ломают головы и спорят – до полной потери пульса. Вот, как бы так… Потом мы тщательно уберём все следы настоящего происшествия, вытрем кровь в палатке. Ну, и ляжем спать. В том смысле, что лучше по-настоящему и не спать, чтобы из палатки выбраться одними из первых, сразу же после обнаружения трупов… Понимаешь, о чём я толкую?
– Не маленькая уже, чай! – смущённо зарделась Санька. – Саша, дорогой… Или – Егор? Как теперь называть-то тебя, любимый и обожаемый супруг?
– Называй по-старому – Сашей, так оно как-то привычней. Да и об элементарной конспирации надо помнить, совершенно ни к чему всем остальным знать обо всех этих дурацких играх со Временем… Кстати, ещё о конспирации. Положи-ка, милая моя, приметные японские часики на этот камень, а я сверху – другим приложу. Давай, давай, не жадничай! Надо так, ничего не попишешь…
– Жалко очень! Такие красивые были, с меняющимися циферками! – печально вздохнула жена и тут же вновь оживилась: – Ой, Саша, а ты мне расскажешь об этом двадцать первом веке? Как там, да что? Интересно же, право…
– Расскажу, конечно же, только потом, когда поплывём дальше. А сегодня у нас и других важных дел хватает, даже с немаленьким избытком… А что это ты, Светлейшая княгиня, улыбаешься так довольно и загадочно?
