«Это что же получается, а?» – волновался нервный внутренний голос. – «Строим элементарную логическую цепочку: Тасман – Тасмания – Новая Зеландия – злые каннибалы… Мать его растак!».
– Отставить разговоры! – повысил голос Егор. – Все шутки отменяются! Шкипер Тихий, шлюпки на воду спущены?
– Спущены, Александр Данилович!
– Бойцам взять с собой по ручной гранате! Нет! По две ручные гранаты на каждого! За водой, Емельян, отправишься лично! Слушай меня внимательно… На этих островах обитают дикие туземцы, обожающие употреблять в пищу человеческое мясо. Поэтому приказываю – соблюдать максимальную осторожность! К берегу не приставать ни в коем случае! Питьевую воду набирать только непосредственно в устье реки! В случае малейшего шевеления в прибрежных кустах – незамедлительно применять ручные гранаты! Всё ясно?
– Ясно, Александр Данилович! – заверил Емельян. – Но, может быть, сугубо на первый случай, гранаты стоит бросать рядом – с теми подозрительными кустами? Туземцы испугаются и убегут… Это я к тому, что худой мир всегда лучше, чем хорошая война…
– Ладно, будь по-твоему, шкипер! – согласился Егор. – Приступай к выполнению приказа! Но, прошу тебя, проявляй осторожней…
Тихий поспешил к подчинённым, а Санька, уважительно и ласково посмотрев на Егора, подытожила:
– Действительно, тутошние туземцы – гадостные людоеды! По письменным воспоминаниям знаменитого Абеля Тасмана четверо его людей – при первом же посещении этих островов – были безжалостно убиты и подло съедены местными жителями, которые называют себя – «маори»… А ты, Саша, откуда знаешь про это происшествие? Ты же у меня редко читаешь умные книжки… Ой, извини, милый, я всё время забываю, что ты – оттуда…
Шлюпка, в которой кроме Егора находилось ещё шестеро хорошо вооружённых бойцов (три матроса с «Артура» и три бывших солдата Александровского полка), медленно завернула за северный мыс. Четыре человека усердно работали вёслами, Егор сидел на руле, ещё два его спутника внимательно наблюдали за окрестностями.
– Господин командор, вижу горящее судно, сидящее на камнях прибрежных рифов! – доложил краснощёкий Дмитрий Васильев – в относительно недавнем прошлом – сержант Александровского полка. – Давайте мы с вами, Александр Данилович, поменяемся местами? А то я в этих морских кораблях совершенно ничего не понимаю…
Егор, забрав из рук Васильева подзорную трубу, пробрался, осторожно переступая через ноги гребцов, на нос шлюпки и навёл оптический прибор на тощенький чёрный дымок, видимый впереди.
Корабль, налетевший на коварные береговые рифы, беспомощно полулежал на правом боку. Одна из его двух мачт была сломана почти у самого основания, над сильно почерневшим левым бортом поднимался ленивый дымок, а, вот, открытого огня нигде не было видно.
«Это, однозначно, «Луиза», братец мой!», – тут же определил внутренний голос и скорбно вздохнул: – «Какое же невезучее имя! Очень красивое, но – фатально – невезучее… А рядом с бригантиной наблюдаются обгоревшие останки ещё одного корабля. Достаточно свежие, дай Бог, месячной давности. Получается, что ошибалась наша Александра Ивановна, говоря, что, мол, мы вторые европейцы – после Тасмана – посетившие эти далёкие острова…».
– Ходу, парни, ходу! Навались! – приказал гребцам Егор, уже понимая, что произошло нечто страшное и непоправимое.
Очень печальное и грустное зрелище предстало перед их глазами. Быстроходная – совсем ещё недавно – красавица-бригантина сейчас превратилась в уродливое скопление почерневших досок, которые белопенный океанский прибой продолжал настойчиво и безжалостно молотить об острые камни берегового рифа, обещая – в самом скором времени – окончательно перемолоть в самые обыкновенные щепки…
– Кто же напал на них? – неуверенно спросил Васильев, указывая рукой на густо оперённые древки стрел и дротиков, торчащие из левого борта несчастной бригантины – в тех местах, куда так и не добралось пламя.
– Местные туземцы, – скупо ответил Егор, только неимоверным усилием воли сдерживая вопли отчаяния.
«Эх, Людвиг, Людвиг, как же это так, брат? Как ты допустил такое?!», – неслышно для окружающих взвыл внутренний голос. – «Гертруда, Томас… Наверное, «Луиза» ночью напоролись на острые камни, а на рассвете беспомощный корабль внезапно атаковали – на быстроходных пирогах – проклятые маори. Здесь до берега – всего нечего, меньше половины мили, вон и верхушки многочисленных соломенных крыш виднеются, следовательно, там располагается большая туземная деревушка… Пока наши заметили атаку, пока открыли по нападавшим дикарям огонь. Пушки левого борта, тем более, смотрели в небо и поэтому молчали… Совершенно напрасно! Надо было, всё же, пальнуть пару раз. Дикари могли и испугаться пушечных выстрелов. Ручных гранат, понятное дело, тоже под рукой ни у кого не оказалось – они, ведь, во время плавания хранятся в пороховом погребе, под замком.… Итак, туземцы захватили – в конечном итоге – бригантину, быстренько её разграбили, уходя, подожгли. Почему грабили в спешке? Скорее всего, их разведчики доплыли до мыса и выяснили, что рядом стоят на якорях и другие корабли. Команда и пассажиры? Наверное, часть перебили при штурме, часть захватили в плен. Почему нигде не видно трупов? Так, маори же – людоеды, вот, и трупы прихватили с собой… А потом пожар, слава Богу, потух, так и не добравшись до порохового погреба…».
– Господин командор! – вывел его из скорбной задумчивости чей-то взволнованный голос. – Видите, из того белого буруна поднимается человеческая рука?
– Править туда! – приказал Егор. – Подойти к самому рифу! Дальше придётся лезть за борт…
Через десять-двенадцать минут на борт шлюпки был доставлен адмирал Лаудруп, израненный во многих местах.
– Данилыч! – по-русски прохрипел Людвиг, с трудом шевеля запёкшимися губами, на которых пузырилась кровавая пена. – Спаси Гертруду и Томаса! Их живыми забирали в пирогу… Мы дрались, как могли. Потом меня сбросили за борт… Ослабел я от полученных ран, ничего не мог поделать… Лежал в этих белых бурунах и наблюдал, как моих жену и сына, крепко связанных по рукам и ногам, загружали в самую длинную пирогу… Данилыч, ради Бога, спаси Гертруду и Томаса! Прошу тебя…
Глава двадцатая
В гости – к новозеландским людоедам
Неожиданно Людвиг поперхнулся и, не закончив фразы, безвольно откинулся назад. Его глаза медленно закрылись, по подбородку резво потекла тоненькая струйка крови – вперемешку со светло-зелёной слюной. Егор торопливо приложил ухо к широкой груди датчанина.
«Стучит, сердечко, стучит!», – успокаивающе заверил чуткий внутренний голос. – «А, вот, крови адмирал Лаудруп, судя по всему, потерял очень и очень много…».
– Васильев, быстро рви свою рубаху на бинты! – приказал Егор. – Будем перевязывать адмирала… Так, братцы мои, старательно и усердно гребём к «Артуру»! Сильно так гребём, но слаженно и плавно, чтобы раненого адмирала не тревожить лишний раз…
Ран у Людвига Лаудрупа обнаружилось целых пять. Из левого плеча торчало криво-обломанное древко туземной стрелы. Правое бедро было рассечено безжалостным рубящим ударом какого-то острого клинка, скорее всего, длинного и широкого ножа. В правой половине груди датчанина зияли две рваные раны, очевидно, следы от ударов-уколов коротким копьём. Да и голова адмирала была сильно разбита, возможно, об острые камни рифа при падении с борта бригантины.
«Да, плохи дела у Людвига!», – поделился первыми впечатлениями внутренний голос. – «Остаётся только уповать на высокое врачебное искусство нашей разносторонне-развитой Александры Ивановны. Будем надеяться, что покойный доктор Карл Жабо обучил её, всё же, чему-нибудь стоящему…».
Узкие полоски ткани, получившиеся из холщовой рубахи-робы сержанта Васильева, закончились очень быстро, пришлось Егору пожертвовать и своей льняной рубашкой – с кружевным воротником и кружевными же манжетами.
«Как же, высокородному господину командору пышные кружева положены по его высокой должности!», – невесело хохотнул внутренний голос. – «Вот, наша Александра Ивановна гневаться будет на это, не приведи Бог…».
Впрочем, льняных полос – с редкими кружевными включениями – тоже не хватило, пришлось позаимствовать очередную рубаху у ближайшего гребца…
Для нужд раненого адмирала Сашенция, никого не спрашивая, оборудовала под больничную палату каюту Емельяна Тихого, пользуясь тем обстоятельством, что шкипер отправился во второй рейс за свежей питьевой водой. Она аккуратно выставила все вещи Тихого за дверь каюты и густо заставила прикроватную тумбочку различными пузырьками, баночками и склянками с целебными мазями, порошками и настойками. Потом, когда Лаудруп, всё также пребывающий в бессознательном состоянии, был осторожно и бережно уложен на узкую капитанскую койку, Санька безапелляционно выпроводила всех праздных зрителей вон, крепко прикрыла дверь и единолично приступила к лечебным процедурам, велев горничной Лушке быть поблизости.
