Она инстинктивно съежилась, чтобы защититься от последующих ударов, и, когда они посыпались на нее, попробовала сконцентрироваться на одной точке внутри себя — месте, куда Лукас не мог дотянуться. Хотя Анна чувствовала боль, с каждым разом все лучше и лучше могла абстрагироваться от нее. Она словно парила под потолком и смотрела оттуда сверху вниз, как она лежит, скорчившись на полу, и Лукас пинками вымещает на ней свою злобу.
Какой-то звук заставил ее быстро вернуться к реальности и опять опуститься в свое тело. В дверях стояла Эмма с плюшевым медвежонком в охапку, посасывая большой палец. Анна отучила ее от этого больше года назад, но сейчас от растерянности он опять был во рту как давнее средство утешения. Лукас еще не видел Эмму, он стоял к ней спиной, но повернулся, заметив, что Анна смотрит на что-то позади.
Прежде чем Анна успела остановить его, одним молниеносным прыжком он подскочил к дочери, жестко схватил ее и встряхнул так сильно, что Анна услышала, как зубы Эммы стукнулись друг о друга. Анна начала подниматься с пола, но все почему-то получалось как при замедленной съемке. Она знала, что эта сцена будет проигрываться внутри ее всю ее жизнь: Лукас трясет Эмму, которая смотрит большими непонимающими глазами на своего любимого папу, внезапно превратившегося в чужого страшного дядю.
Анна бросилась к Лукасу, чтобы защитить Эмму, но не успела. Она с ужасом увидела, как Лукас швырнул маленькое детское тельце о стену. Послышался неприятный ломкий звук, и Анна поняла, что ее жизнь безвозвратно переменилась. Глаза Лукаса были покрыты блестящей пеленой, и он непонимающе смотрел на девочку в своих руках, потом осторожно и нежно поставил Эмму на пол и опять поднял ее на руки. На этот раз он держал ее, как грудного ребенка, и смотрел на Анну стеклянными, ничего не выражающими глазами.
— Ее надо отвезти в больницу. Она упала с лестницы и ударилась. Мы должны объяснить им это. Она упала с лестницы.
Он говорил отрывисто, механически, как робот, и шел к двери, не оглядываясь, идет ли Анна следом. Совершенно потрясенная, почти не осознавая, что она делает, Анна пошла за ним. Ей показалось, что она видит все это в кошмарном сне и никак не может проснуться. Лукас повторял раз за разом:
— Она упала с лестницы. Они должны нам поверить. Мы только должны говорить одно и то же, Анна. Мы ведь скажем одно и то же, да, Анна? Она упала с лестницы, правильно?
Лукас бормотал и бормотал. Анна могла только кивать, ей хотелось выхватить из рук Лукаса Эмму, которая плакала от боли и испуга, но она не осмелилась. В последнюю секунду, когда они уже стояли на крыльце, она вышла из ступора и подумала об Адриане, который один оставался в квартире. Она бросилась за ним и всю дорогу в больницу, оберегая, прижимала его к себе. Ком в горле становился все больше и больше.
* * *
— Ты не хочешь приехать сюда и пообедать со мной?
— Конечно, с удовольствием. Во сколько?
— Мне кое-что надо сделать, так что примерно через час. Тебе подходит?
— Да, все здорово. Я еще успею немного поработать. Увидимся через час. — Небольшая пауза. Патрик помедлил и сказал: — Чмок-чмок. Пока.
Эрика почувствовала, как она покраснела от счастья, потому что это был маленький, но очень значительный шаг вперед в их отношениях. Она ответила ему точно так же и положила трубку.
Пока Эрика готовила обед, ей было немного стыдно за то, что она запланировала. В то же время она знала, что не могла поступить по-другому. И когда через час раздался звонок в дверь, Эрика сделала глубокий вдох и пошла открывать. Это был Патрик, и он получил страстное приветствие, которое Эрике пришлось прервать, потому что на кухне зажужжал таймер, сообщая о готовности спагетти.
— Что будет на обед? — И Патрик похлопал себя по животу, показывая, куда он этот обед намерен отправить.
— Спагетти-болоньезе.
— У-у, как вкусно. Ты знаешь, что ты мечта каждого мужчины? — Патрик прижался к ее спине, обнял ее и ласково поглаживал ее шею. — Ты сексуальная, умная, совершенно потрясающая в постели, но что самое-самое важное — ты отлично готовишь. Чего еще можно желать…
Раздался звонок в дверь. Патрик вопросительно посмотрел на Эрику, которая опустила глаза, вытерла руки кухонным полотенцем и пошла открыть дверь. На крыльце стоял Дан. Он выглядел убитым и изможденным, весь какой-то сгорбленный, с остекленевшими, пустыми глазами. Эрика была шокирована видом Дана, но изо всех сил постаралась не показать этого. Когда Дан вошел в кухню, Патрик удивленно посмотрел на Эрику. Она кашлянула и представила их друг другу:
— Патрик Хедстрём. Дан Карлссон. — И, помолчав, добавила: — У Дана есть кое-что, что он хочет тебе рассказать, но сначала давайте сядем. — И она пошла в столовую, держа в руках кастрюлю с мясным соусом.
Они сели, чтобы поесть, но обстановка оставалась напряженной. У Эрики было тяжело на сердце, но она знала, что этот разговор необходим. Она позвонила Дану утром и долго убеждала его рассказать полиции об отношениях с Алекс. Она сделала особое ударение на том, что он может сделать это у нее дома, надеясь, что так ему будет легче решиться.
Эрика проигнорировала вопросительный взгляд Патрика и сказала:
— Патрик, Дан сегодня здесь, потому что он должен поговорить с тобой как с полицейским.
Она кивнула Дану, как бы поощряя его начать. Дан опустил глаза и смотрел в свою тарелку, к еде он не притронулся. После нескольких секунд напряженного молчания он начат говорить:
— Я тот мужчина, с которым встречалась Алекс. Это от меня она ждала ребенка.
Раздался звон: Патрик уронил вилку на свою тарелку. Эрика положила ладонь на его руку и объяснила:
— Дан — мой старый и самый лучший друг, Патрик. Так получилось, что я вчера узнала о том, что он — тот самый мужчина, с которым Александра встречалась здесь, во Фьельбаке. И я пригласила вас обоих на обед, потому что подумала, что будет легче поговорить об этом здесь, а не в полицейском участке.
По выражению лица Патрика Эрика поняла, что он совсем не одобряет ее вмешательства в следствие таким образом. Но ничего, она разберется с этим позже. Дан был ее хорошим другом, и она хотела сделать все возможное, чтобы его положение не стало еще хуже. Как оказалось, Пернилла забрала детей и уехала к своей сестре в Мункедаль. Она сказала Дану, что ей надо подумать и она не знает, что будет дальше, и ничего не может обещать. Дан видел, что вся его жизнь рушится. Как ни посмотри, но признание полиции принесет какое-то облегчение. Последние недели дались очень тяжело, он был вынужден скрывать свои переживания о смерти Алекс и в то же время вздрагивал от каждого телефонного звонка и стука в дверь, ожидая увидеть полицейского, который придет по его душу, потому что он встречался с Александрой. Теперь, когда Пернилла все знала, он больше не боялся признаться полиции. Ничто уже не могло сделать его жизнь хуже, чем сейчас. Его не волновало, что будет с ним самим. Он не хотел потерять свою семью.
— Дан не имеет никакого отношения к убийству, Патрик. Он придет и расскажет все, что вы хотите знать о нем и Алекс, но он клянется, что никогда ничего плохого ей не делал, и я ему верю. Но, пожалуйста, если можно, постарайся сделать так, чтобы все это не вышло за пределы полицейского участка. Ты знаешь, сколько об этом говорят, а семье Дана уже досталось, и самому Дану, в свою очередь, тоже. Он сделал ошибку, и, поверь мне, он дорого заплатил за нее.
Патрик по-прежнему выглядел не слишком довольным, но кивнул в знак того, что внимательно выслушал Эрику.
— Я бы хотел поговорить с Даном с глазу на глаз, Эрика.
Она не стала протестовать, послушно встала, пошла на кухню и занялась готовкой. До нее доносились голоса из столовой: мрачный низкий голос Дана и голос повыше — Патрика. Разговор шел довольно оживленный, и спустя примерно полчаса в кухню с заметно облегченным видом вошел Дан. Патрик по-прежнему выглядел довольно мрачно. Дан обнял Эрику на прощание и пожал Патрику руку.
— Я позвоню, если у нас будут еще вопросы, — сказал Патрик. — Может выйти так, что тебе понадобится прийти в участок и дать письменные показания.
Дан молча кивнул им обоим и ушел.
Огонек в глазах Патрика не сулил ничего хорошего.
— Никогда так не делай, никогда так больше не делай, Эрика. Мы расследуем убийство и обязаны делать все как положено.
Он наморщил лоб, как всегда делал, когда злился, и Эрике захотелось расцеловать Патрика, чтобы эти морщинки исчезли.
— Я знаю, Патрик, но отец ребенка Алекс стоял у вас на первом месте в списке подозреваемых, и я уверена, что, если бы Дан пришел в участок, вы бы его засадили в комнату для допросов и начали прессовать. Это последнее, что сейчас нужно Дану. Его жена забрала детей и оставила его, и Дан не знает, вернется ли она обратно. Кроме того, он потерял человека, который, как ни посмотри, много значил для него, — Александру. И он не мог никому показать свое горе и ни с кем им поделиться. Поэтому я подумала, что вам лучше бы начать с разговора здесь, на нейтральной стороне, без других полицейских. Я понимаю, что вы должны допросить его потом, но теперь, по крайней мере, худшее позади. Я прошу прощения за то, что темнила и действовала за твоей спиной. Патрик, ты сможешь меня простить?
