и это опьяняло сильнее всякого вина.
У ксендза всё уже было готово для скромного обряда. Ему, похоже, приходилось не раз совершать такие брачные дела. Он молча показал Димитрию и Марине на место перед собой и чтобы встали они рядом. Другие, Казановская со стороны царицы, и Михалка Бутурлин со стороны царя, тотчас же встали позади них, как их посажёные мать и отец.
Весь обряд прошёл по католическому началу.
Ксёндз взял в руки Библию и забормотал что-то по-латыни, сухо, отрывисто. Всё было непонятно. Он коротко прочитал какое-то напутствие Господа Бога им, молодым, не то призыв быть верными, хранить послушание Богу и в бедах, горестях не оставлять друг друга.
А они оба повторили за ним что-то…
Затем он перекрестил сначала его, потом царицу.
Но вот закончилась и эта церемония короткая. Затем были поздравления с обеих сторон. И свидетели их тайны покинули шатёр: оставили их наедине.
Матюшка, не зная, с чего начать хотя бы какой-нибудь разговор, прошёлся по просторному шатру, невольно чувствуя, что она следит за каждым его движением, вся напряжена и ждёт от него первого слова.
— Государыня, полагаю… — промолвил он и сразу же почувствовал, как нелепо звучит протокольный язык в такие минуты наедине с женщиной, принадлежавшей ему теперь по праву законной жены: всё было освящено церковным таинством брака…
— Да, да, ваше величество, — сказала она, как будто отгадала его мысли, — я тоже полагаю, что нам надо время привыкнуть друг к другу… Я не могу… Я не готова вот так!..
Он молча согласился с ней, промолвил несколько фраз и по-светски, как он это представлял себе, откланялся и удалился из её шатра.
Стояла всё та же ночь, осенняя и тёмная… Но нет, кажется, начало уже светать…
Тут, подле шатра царицы, неясно виднелись в темноте две или три фигуры, дежуря караулом на часах.
— Сходи и позови Казановскую! — велел он одному из них. — Царица ждёт её!
Откуда-то вдруг появился Михалка Бутурлин, и тут же рядом оказался опять пан Кребсберг, всё так же с факелом. И они проводили его до его шатра. А там, в пустом и неуютном шатре, дремали его каморники. Увидев его, они вскочили, расправляя складки на заспанных лицах, не удивляясь столь позднему его приходу откуда-то. А он разделся, залез в уже готовую, но холодную постель, подумал: «Хотя бы так — и то хорошо!» — и закутался в одеяло.
Он был доволен, что наконец-то выбрался из чертовски неприятного положения, в которое угодил с приездом царицы. Он же сам тянул её сюда и не догадывался, что всё получится так сложно. Вон даже Васька Мосальский, подлец, как донесли ему, сбежав в Москву, всё рассказал Шуйскому об этом. И какой же там поднялся вой из голосов восторженных: вот, дескать, и поймали они за руку его, Тушинского вора!..
О том, какие дают ему прозвища, он отлично знал, терпел и, успокаивая себя, лишь язвительно повторял: «На каждый роток не накинешь платок, а вот укоротить на голову можно!»
И с этой мыслью, о сложном деле позади, он уснул.
Глава 9
ПАТРИАРХ
Полки Сапеги покинули лагерь под Тушино и двинулись в обход Москвы. Их путь лежал на Троицу. Уже стояла осень, дело шло к концу сентября. Поля были пустые, был убран урожай и спрятан повсеместно в тайники. И жёлтый лист уже летел обильно на землю, сырую и холодную. Его топтали конные и пешие под скрип телег длиннющего обоза, прикрытого с тыла жолнерами и пахоликами.
А по их следам тащились московские полки. Их вёл Иван Шуйский, самый младший брат царя Василия.
Полки Сапеги шли скорым маршем. Шли, шли они и вдруг остановились у какой-то крохотной речушки. И там же были озерки, и тоже крохотные. Но предостаточно пространства было здесь, чтобы развернуться полкам и показать своё мастерство в сражении, в умении владеть оружием и навыками тактики и обходных маневров.
— Деревушка?.. Да нет же — там село!
— Как называется?.. Рахманцы?.. А-а!
И оба войска сошлись здесь, на широком поле: под звуки труб, удары тулумбасов. И кадные набаты, огромные, из меди, обтянутые телячьими кожами, загудели оглушительно, распугивая зверьё и птиц, крестьян в окрестностях.
Здесь места нет для робких, тонкостей, здесь сила, грубая, ломала и решала всё.
Сапега поставил в центре войска две тысячи латников. С боков его фронтальных рядов расположились семь тысяч казаков. А где-то сзади встала пехота, при ней орудия, полукартауны, осадные единороги. Они стреляют ломовыми ядрами и за версту пускают гранаты. С пехотой и пушкарями шёл пан Лисовский. И с ним же шли отряды конных, головорезов его летучих, наводя ужас на села и деревеньки.
Полки латников Сапеги томились долго, стоя неподвижно в центре фронта. Лишь по бокам его ходили группы конных.
Войска стояли, испытывая терпение друг друга. Лениво перекликались пушки, и ядра медленно летали, да падали все мимо цели, шипели, как змеи, остывая. Вон там пальнули из мушкетов. И кто-то из охотников подраться сошёлся почти что в одиночку. На поле творилось что-то несуразное: никто не хотел сражаться и лишь задиристые лезли в драку. Затем всё разом изменилось. Конные полки Сапеги двинулись в атаку, но пошли как сонные и слабо надавили на большой полк русских. Тот устоял и даже подвинулся вперёд. Вот-вот фортуна, изменчивая дама, перейдёт на сторону его.
Но в дело тут вступил Лисовский с казаками. Зашёл он в тыл неприятелю, в тыл Шуйскому. Сторожевой полк прозевал его, пропустил за спину полкам, дерущимся в рядах передних. И отрезал он, пан Лисовский, лихой наездник, полки Шуйского от лагеря их.
Ряды Шуйского дрогнули, когда по ним прокатился панический слух: «Отрезали!..» А тут ещё и латники Сапеги ударили им во фронт. И с поля боя бегство началось…
В тот день Сапега не стал преследовать бегущего противника. Он двинулся дальше, пришёл под Троицу. Там крепость встретила их. Она, как будто существо живое, взирала холодно на пришлых своими узкими бесчисленными амбразурами.
Сапега объехал с полковниками вокруг монастыря и понял по амбразурам, высоте и толщине стен, что это существо просто так не дастся им.
— Делать всё основательно! — приказал он.
И его полки, оцепив петлей осады обитель Сергия, святыню русских, начали рыть траншеи, ставить туры, возводить брустверы и шанцы. Затем снарядили и испытали тяжёлые пушки, полукартауны: ударили по крепости. И восемнадцатифунтовые ядра отскочили как мячики от стен, игриво высекли фонтанчиками пыль.
Опробовав так свой арсенал для
