— Так уж устроен мир, Гари.
Через десять минут телефон зазвонил снова Джулес Россен, фоторедактор из «Дестинейшнс»:
— Привет, Гари! Только что получил номер твоего телефона от Джейн в «Монтанан»…
— Я буду убивать ее медленно, — сказал я.
— Нет, — возразила Анна, — предоставь это мне.
— …очень понравились снимки в «Тайм». Фантастическая композиция, драматизм, наверняка сказался стресс, который ты испытывал. Нам с тобой нужно заняться совместным бизнесом, bотbrе. Мы хотим включить тебя в нашу команду. Ты ведь знаешь, что та неразбериха насчет фоторепортажа в Калифорнии произошла не по моей вине. Но это уже все в прошлом. Сейчас настоящее, и нам следует поговорить. Так что звякни мне…
— Еще один мудак, который меня отшил, — сказал я.
— Они сейчас все выползут на свет божий, — заметила она.
Анна ушла на работу. Через десять минут она позвонила и заверила меня, что Джейн и коммутатор получили строгие указания не давать никому номер моего телефона. Я удалился в темную комнату и попытался отвлечься, печатая новые снимки. Но телефон продолжал трезвонить. Арт Перис, фоторедактор «Тайм». Три фотоагента из Нью-Йорка, к которым Гари когда-то обращался. Фоторедакторы из «Нэшнл джеографик», «Вэнити фэр» и «Конде наст трэвеллер». Я позвонил в телефонную компанию и попросил с завтрашнего дня сменить мне номер телефона на незарегистрированный.
Я определенно не стану отвечать Джулесу Россену или Моргану Грею, потому что они оба встречались с Гари лицом к лицу и могли заинтересоваться, с какой стати у него так изменился голос после переезда на запад. Вообще вступать в прямой контакт с позвонившими редакторами журналов не показалось мне хорошей мыслью — кто-то из них мог сталкиваться с Гари, пока тот бродил в поисках работы. Мне требовался посредник, буферная зона, которая позволила бы мне не высовываться. Я снял телефонную трубку:
— Джуди?
— Гари, солнце мое! Я только что собиралась тебе звонить. Как тебе нравится быть звездой?
— Есть положительные моменты.
— Слушай, ты когда-нибудь слышал о Клорис Фельдман? Самый сногсшибательный литературный агент в Нью-Йорке. Ты теперь ее новый клиент. Разумеется, пока только на книгу. И ее комиссия будет выплачиваться из моего гонорара. Наверняка тебе будет приятно это слышать.
— В противном случае ты бы нарушила наш контракт, — заметил я.
— Да, да, да Так вот, я направляю ей экспресс-почтой негативы фотографий с выставки в Маунтин-Фолс. У нее есть на примете по крайней мере пять издателей, которые будут бороться за то, чтобы издать их альбомом.
— Ты молодец, Джуди, — сказал я. — Ты, часом, не хотела бы представлять мои интересы перед работодателями в журналах?
Ей потребовалась наносекунда, чтобы сказать «да». И две наносекунды, чтобы согласиться на комиссионные в пятнадцать процентов. И она согласилась записать пленку для моего автоответчика, который бы отсылал всех звонящих по профессиональным вопросам к агенту мистера Саммерса и сообщал соответствующий номер. С настоящего момента она станет моим коммутатором.
Я сообщил ей, какие агенты и редакторы уже звонили.
— Понятно, — сказала она. — Я очень вежливо посоветую агентам заняться сексом с их собственными мамашами и разузнаю, какие задания и деньги предлагают редакторы. И я позабочусь, чтобы они поняли, что за дешево тебя не купишь. Пока, гений.
За пять дней Джуди набрала четыре предложения с заданиями. Два из них показались мне очень соблазнительными: предложение от «Нэшнл джеографик» внести свой вклад в номер, полностью посвященный Монтане, и глянцевый проект «Вэнити фэр» — сделать портреты крупных актеров, купивших ранчо в этом штате.
— Они называют этот проект «Голливудская Монтана», — сказала Джуди, — и ты, естественно, догадываешься, что им требуется: Джейн и Тед в джинсе и сапогах, чувствующие себя как дома на ранчо под куском большого неба Монтаны. Это все глянцевое дерьмо, но тебе следует за это задание взяться. Потому что знаменитости нынче хорошо продаются. Ты тогда будешь считаться парнем, который умеет снимать прославленные лица с таким же мастерством, как и лица бродяг, и это будет твой зеленый свет на всю карьеру.
Я продолжал зудеть о своем нежелании общаться с богатыми и известными. Но только до тех пор, пока Джуди не сказала, что мне будут платить по две с половиной тысячи в день в течение всех двенадцати дней работы. И мне можно не браться за это задание до того, как через две недели откроется моя выставка. Это даст мне достаточно времени, чтобы выполнить задание «Нэшнл джеографик» о дорогах Монтаны.
— Они поручили шестерым фотографам сосредоточиться на особенностях пейзажа штата, — объяснила Джуди, — и им пришло в голову, что ты мог бы заняться дорогами. Это прекрасный шанс показать себя как фотографа, умеющего видеть общую картину. Одинокая дорога и все такое. Найди им проселочную дорогу, убегающую в закат… бла, бла, бла.
— Сколько они предлагают?
— Четыре тысячи плюс расходы. Неплохо, если учесть, что не только ты будешь этим заниматься. И ты сможешь убраться из города на недели, предшествующие выставке. Что меня бы устроило, как ни эгоистично это звучит. Каким бы крутым клиентом ты ни был, за неделю до открытия тебя обязательно схватит ПВЛ.
— Это что такое?
— Предвыставочная лихорадка.
Я засмеялся:
— И какие у нее симптомы?
— Художник превращается в настоящую занозу в заднице.
Тридцать четыре тысячи за два задания. Дикость успеха ужасала и гипнотизировала меня. Я принял оба предложения.
В тот день, когда я должен был отправиться на поиски идеальной дороги в Монтане, пришел пакет с почтой из пересылочного пункта в Беркли. Среди счетов и разного мусора я обнаружил конверт, надписанный от руки. Я сразу узнал изящный, красивый почерк. Наконец пришло письмо, получить которое я боялся с того момента, как направился на запад.
Гари.
После того как я получила твое прости-прощай в декабре, я списала тебя, как полного сукина сына, и дала себе клятву никогда больше с тобой не общаться. Пожалуйста, не думай, что твой разворот в «Тайм» и слюни Брайана Гэмбела над твоей фотографией в шоу «Сегодня» неожиданно превратили тебя в славного парня в моих глазах. Ты поступил как кусок дерьма. И твое письмо пришло как раз после самых ужасных недель в моей жизни.
Бен погиб во время пожара на яхте 7 ноября. Он взял шлюп у Билла Хартли на выходные, в каюте случился сильный пожар, пламя было таким сильным, что никаких останков не нашли.
Это был ужасный шок, а для меня совсем невыносимый, потому что (как тебе известно) я в начале той недели попросила у него развод. Хотя официальное заключение патологоанатома было «смерть в результате несчастного случая», я не могу не думать — а вдруг он потерял контроль над собой там, в море, и сделал что-то ужасное? Все, с кем я потом разговаривала после его смерти: Билл и Рут, босс Бена Джек Майл (он сам умер несколько недель назад), — подтвердили, что он тяжело воспринял наш разрыв. И когда я видела его в последний раз — я тогда жила у Люси и Фила в Дарьене, — произошла эта жуткая сцена из-за велосипеда, который он купил Адаму. Я была так раздражена, что даже не пустила его в дом.
И через два дня он умер. Чувство вины, которое я испытываю, огромно. Я иногда боюсь, что она останется со мной навсегда.
Джош, разумеется, слишком мал, чтобы понимать, что происходит, но Адам воспринимает все очень тяжело. Неделя за неделей после смерти Бена он спрашивал, когда папа вернется домой, ждал его каждый вечер после шести у дверей, очень переживал, когда он не приходил. Наконец я набралась мужества и сказала ему, что папа никогда не вернется, так он убежал в свою комнату и плакал там несколько часов.
Я пыталась его утешить, но у меня ничего не получалось. Прошло уже четыре месяца, а он все безутешен. Только вчера он сказал: «Папа скоро приедет домой». Он просто не может смириться с этим фактом. И это разбивает мне сердце.
Я перестал читать. Глубоко вдохнул. Постарался успокоиться. Но ничего не вышло. Тогда я пошел в ванную комнату и сунул лицо в раковину с холодной водой. Затем перешел в кухню, достал бутылку «Блэк Буш», налил себе виски на три пальца, выпил залпом и снова взял письмо.
Твое душевное послание оказалось у моих дверей через две недели после начала всего этого кошмара. Время ты выбрал самое подходящее. Я готова допустить, что ты был в Калифорнии, ухаживал за своей подругой из Беркли и не видел «Нью-Йорк таймс», где была подробная статья о несчастье с Беном. Если же ты знал о его смерти и все-таки написал мне это письмо, то ты скотина, каких свет не видывал.
До самого последнего времени я считала, что вполне могу свалиться с нервным расстройством. Но тут я познакомилась я Эллиотом Верденом. Возможно, ты слышал о нем, когда пытался найти свое место в Нью-Йорке. Когда-то крупная фигура в Goldman Сакс, который ушел с Уолл-стрит семь лет назад и открыл галерею на Вустер-стрит. Ему уже под шестьдесят, он разведен, двое взрослых детей. Мы встретились на ужине у нашего общего друга. Все были слегка шокированы, когда узнали, что мы встречаемся. Но мне плевать откуда повыше на то, что, думают по этому поводу другие. Возможно, Эллиот не любовь всей моей жизни, но он приятен, надежен и финансово независим. И он уже начал находить общий язык с Адамом…
