И все же другой голосок в моей голове продолжал шептать: Если будешь осторожен, все получится. Ты станешь известным фотографом. Ты сможешь жить с Анной. Тебе только нужно не высовываться.
Вечером, накануне моего возвращения в Маунтин-Фолс, я заехал в Бозман и снял номер в мотеле «Холидей». Поздно ночью со мной случился настоящий приступ паники, я едва не позвонил Джуди и не сказал ей, что не буду присутствовать на открытии выставки. Но, немного успокоив себя (спасибо шести бутылкам пива), я решил, что мое отсутствие может показаться подозрительным. Лучше прийти на вечеринку на несколько часов, затем заявить Джуди, что мне такое занятие не по душе и, следовательно, впредь я на подобные мероприятия отказываюсь являться. Она будет орать и стонать, но она достаточно проницательна, чтобы сообразить, как превратить мой отшельнический статус в прибыльное орудие маркетинга. Если так смог поступить Сэлинджер, почему не смогу я?
На следующее утро я забрался в «эм-джи», готовясь к последнему броску в двести пятьдесят миль до Маунтин-Фолс. Но стоило мне повернуть ключ в зажигании, как мотор издал такой звук, будто внезапно заболел туберкулезом. Час спустя прибыл местный механик на грузовичке, открыл капот и поставил диагноз: серьезные проблемы с системой внутреннего сгорания.
— Здесь придется менять два клапана, — заявил он. — И с тысячи долларов вам не стоит рассчитывать на солидную сдачу.
— И я никак не смогу дохромать на ней до Маунтин-Фолс?
— Вы и дальше этой парковочной стоянки не дохромаете. Эта красавица не станет работать, пока ей не сменят клапаны. Но есть и хорошие новости: у меня впереди свободный день. Вы даете мне отмашку, и я возвращаю ее вам завтра в полдень как новенькую.
— Вы кредитные карточки принимаете?
— Еще как.
Я бросил ему ключи и снова вселился в мотель. Позвонил Анне.
— Пошла она к черту, эта машина, — сказала она. — Я приеду и заберу тебя.
— Четыреста миль туда-обратно за один день? Не могу тебе такого позволить.
— Я могу переночевать в мотеле.
— Годится.
— Закажи где-нибудь столик на семь часов, — велела она.
Через час Анна перезвонила.
— Здесь настоящий хаос, — сказала она, в голосе звучала тревога. — Ламберт, помощник редактора, тридцать минут назад упал в обморок в отделе новостей. Его увезли в больницу. Небольшой инфаркт, он поправится. Так что тут теперь полный аврал, и мне было велено помочь вечером с версткой…
— Похоже, получается, что ужинать мне придется одному.
— Я звонила Джуди. Она предлагает послать кого-нибудь за тобой.
— Скажи, чтобы не суетилась. Все равно машина будет готова завтра к полудню. И я буду в Маунтин-Фолс не позднее трех. Это ведь добрых три часа до открытия выставки.
— Когда приедешь, сразу же двигай ко мне, — сказала Анна. — Я соскучилась по твоему телу.
Центр Бозмана изобиловал барами, ресторанами, кафе. Но я предпочитал спрятаться, поэтому провел вечер в своем номере с пиццей от «Домино» и очередной упаковкой из шести бутылок пива, которую раздобыл у консьержки гостиницы. Спать я лег поздно. В половине двенадцатого на следующий день зазвонил телефон. Это звонил механик, который сказал, что я получу машину к часу. В половине первого он позвонил снова, сказал, что вышла небольшая задержка, но машина будет у гостиницы, вне всяких сомнений, в два часа. Я расплатился за гостиницу. Я пообедал в кафе при гостинице. Я позвонил в гараж в четверть третьего и потребовал, чтобы мне сказали, где в данный момент моя машина.
— Он как раз едет, — сказала женщина, которая сняла трубку.
Механик появился только в три часа, мою машину он тащил за собой. С ним в кабине пикапа сидел маленький мальчик.
— Извините за опоздание, приятель, — сказал он. — Во всем виновата моя старуха. Пришлось забирать ребенка из школы. Вы ведь не очень торопитесь, верно?
Его сын робко мне улыбнулся. Я промолчал. Механик убрал крюк, удерживавший «эм-джи». Открыл капот. Новые клапаны сверкали, весь мотор был очищен от грязи. Когда он повернул ключ в зажигании, все приятно заурчало.
— Звучит обнадеживающе, — заметил я.
— Вы только что приобрели еще сто тысяч миль для своей машины, — сказал он. — И всего-то за… — Он полез в карман и вытащил оттуда счет. — Девятьсот восемьдесят четыре доллара и семьдесят два цента.
Я поморщился. Протянул ему карту «Виза», которая принадлежала Гари. Он вернулся в свой пикап и вытащил оттуда машинку для кредитных карточек. Провел карту и попросил меня расписаться над линией точек. Проверил мою подпись и решил, что она годится.
— Далеко едете? — спросил он.
— Маунтин-Фолс. И мне нужно быть там к шести.
— Две сотни миль до Маунтин-Фолс по автобану? Доедете за два часа, не волнуйтесь. Счастливого пути.
Механик оказался прав. На автобане Монтаны, где нет лимита скорости, можно было ехать быстрее ста миль в час и не бояться встречи с патрулем. Я вжал педаль газа в пол и помчался по I-90. Машина урчала. В голове опустело. Скорость — самое опьяняющее средство, и, когда я приблизился к Маунтин-Фолс, мне вдруг всерьез захотелось с ревом промчаться мимо.
Когда я подъехал, Анна ходила у галереи «Новый Запад». За ее спиной на дверях галереи висел плакат выставки: мой портрет Мадж, хозяйки бара, а снизу название: ЛИЦА МОНТАНЫ: ФОТОГРАФИИ ГАРИ САММЕРСА.
Я с трудом оторвал глаза от плаката и посмотрел на Анну. Она оделась специально к открытию и потрясающе выглядела в брючном костюме с зауженной талией.
— Где, черт побери, ты был? — спросила она.
Я рассказал ей про проблему с машиной.
— А в Бозмане нет такой вещи, как телефон? — поинтересовалась она.
— Я же здесь, — сказал я, обнимая ее за талию.
— Я была уверена, что с тобой что-то случилось по дороге.
— Какая бы дивная вышла статья для глянцевого журнала: «Мчась домой на триумфальное открытие своей первой большой выставки, фотограф Гари Саммерс размазал себя по…»
— Заткнись и поцелуй меня, — сказала она.
Я послушался. Из галереи выскочила Джуди.
— Ты прекрасно знаешь, как довести женщину до язвы желудка, — заметила она.
Все еще обнимая Анну, я поднял руку в знак приветствия.
— Вытащи свой язык из горла этой женщины и иди сюда.
Я поставил машину в переулке в двух кварталах от галереи и вернулся пешком. Как только я вошел в помещение, дыхание у меня перехватило. Там, на свежевыкрашенных стенах, висели мои сорок портретов. Они были вставлены в чудесные рамки, прекрасно расположены и хорошо освещены. Джуди и Анна молча смотрели, как я переходил от одного портрета к другому, стараясь все охватить. У меня было необъяснимое ощущение отстраненности, когда я разглядывал свою работу. Наверное, так же чувствует себя писатель, когда ему в первый раз передают вышедшую из печати книгу. Неужели это все сделал я? Может ли это и вправду быть делом моих рук? И разумеется, такого пристального внимания все это не стоило. Но я одновременно ощущал это приятное чувство, которое появляется, когда понимаешь, что наконец-то пробил себе путь на арену, что к тебе, в конечном итоге, относятся серьезно, как к настоящему профессионалу в своем деле. Многие годы я мечтал о таком моменте. Теперь он наступил, а я мог только думать: как жаль, что Бен Брэдфорд не может всем этим насладиться.
— Ну? — наконец спросила Джуди.
— Возможно, он не такой уж плохой фотограф, — сказал я.
— Ага, — согласилась Анна, протягивая мне бокал вина, — возможно.
Была уже половина шестого. Ехать домой, чтобы переодеться, времени не было. Поэтому я уселся в кафе вместе с Анной, поглощая бокал за бокалом дешевого пойла. К шести часам я приканчивал свой пятый бокал калифорнийского шабли.
— Ты с этим полегче, — посоветовала Анна. — Иначе упадешь мордой об стол еще до семи.
— Хорошая мысль, — заметил я.
Одними из первых появились Стю Симмонс и вся газетная братия. Я вышел из-за стола и присоединился к ним.
— Надеюсь, ты не бросишь «Монтанан», став таким знаменитым, — сказал Стю.
— Никакой я не знаменитый, — возразил я.
Появился Дейв из «Камеры Петри» с женой Бет, маленькой женщиной лет тридцати с хвостиком, в старушечьих очках и джинсовом комбинезоне.
— Вот этот неуловимый Гари Саммерс, — сказал Дейв, представляя нас.
— Нам когда-нибудь удастся зазвать вас на ужин? — спросила Бет.
Мне не пришлось отвечать на этот вопрос, потому что Джуди оттащила меня, чтобы познакомить с Робином Никеллом, владельцем галереи в Сиэтле.
— Очень понравилось, — сказал Робин. — И я уверен, что мы сумеем обеспечить вам великолепную рекламу, когда откроем выставку в сентябре.
— Вы берете эту выставку? — спросил я, удивившись новостям.
Вступила Джуди:
