…Он будет энергичным, твердым, иногда безжалостным, — он должен быть таким — до тех пор, пока умелые люди труда не будут собраны в его цитадель и не укрепят его трон. Пока запасемся терпением.
…Ждать уже недолго; его день уж близок: его когорты собраны, они в пути, его труба зовет, они отвечают, с каждой неделею они все ближе; смотрите — еще десять тысяч новых бойцов влились в ряды, и звук их мерной поступи усилил гром, рожденный движением его могучих батальонов. Он является самым изумительным продуктом наивысшей гражданственности, которую когда-либо видел мир, самым ценным и самым лучшим, и создан не каким-либо другим веком, а этим, и не в какой-либо другой стране, а в этой, и порожден не какой-либо более низкой цивилизацией, а только этой. Его настоящие ценнейшие практические знания — те, которые дают неоспоримое право на верховную власть, — совершенно не похожи на образование королей и знати, столетиями стоящих у руля управления и выдающих за знания пустословие, детский лепет, то, что может вызвать лишь презрительную усмешку.
…Он прошел долгий и утомительный путь — созвездия в своем медленном течении далеко уходят от места зарождения, — но в конце концов он здесь. Он есть и будет существовать. Он — порождение величайшего века, какое только знали народы мира. Вы не посмеете насмехаться над ним — это время уже прошло. Перед ним самое справедливое дело, которое когда-либо дано было содеять человеку; и он свершит его. Да, он здесь; и вопрос не в том — как это было в течение тысячелетий, — что делать с ним? Впервые в истории он сам устраивает свои собственные дела. В наше время он не ручей, прорвавший плотину, — он само море!»[342].
Сколько страсти и огня вложил Твен в определение значения борьбы рабочего класса. Это — справедливое дело. Писатель поставил его на пьедестал и борьбу трудящихся освятил давностью веков. Он подчеркнул независимость борющегося пролетариата и указал на его право — строить будущее.
Чтобы выразить величие, несокрушимость и возросшую мощь пролетариата, Марк Твен употребляет патетическое сравнение: «он само море!»
Высокий поэтический образ борющегося организованного рабочего, возвеличение его дела и было ответом Марка Твена на террор американской буржуазии по отношению к пролетариату. Марк Твен не просил «помилования» борющимся рабочим, как это публично делал Гоуэлс, он считал их дело справедливым и гордился их действиями.
Художественный образ могучей рабочей организации, защищающей справедливое дело, созданный Марком Твеном, был отражением реальной действительности, характеристикой потенциальных сил организованного американского пролетариата.
В этом нас убеждают определения, которые дает Ф. Энгельс. В статье «Рабочее движение в Америке» он пишет: «Рыцари труда — первая национальная организация, созданная всем американским рабочим классом; каковы бы ни были ее происхождение и история, ее ошибки и мелкие проявления ее наивности, ее программа и устав, она в действительности создана всем классом американских наемных рабочих и представляет единственную национальную связь, которая их всех объединяет, дает почувствовать свою силу им самим не меньше, чем их врагам, и внушает рабочим гордую надежду на будущие победы»[343].
Ф. Энгельс называет «Рыцарей труда» «огромной ассоциацией» и предсказывает, что из такого же «материала» «будет сформировано будущее американского рабочего движения, а вместе с ним и будущее всего американского общества»[344].
В произведении Марка Твена не только создан поэтический образ пролетариата, но восславлена его несокрушимость и мощь, признана его великая историческая миссия. Приподнятый, патетический тон, образные сравнения, характеризующие величие и силу, страстная эмоциональность и полемический накал придают этому публицистическому произведению большую художественную выразительность.
Горделивая гиперболизация рисует скорее будущее, чем настоящее (рабочий класс США не был так организован, чтобы занять политический «трон»); Марк Твен к тому же плохо разбирается в политических партиях. Но в нарочитой переоценке сил американского рабочего класса чувствуется непоколебимая вера писателя в то, что будущее человечества построит рабочий трудовой люд.
В статье «Рыцари труда», так же как и в «Письме ангела-хранителя», Марк Твен определял свое истинное отношение к двум основным антагонистическим социальным силам США — к труду и к капиталу. Первому он отдавал свою любовь, восхищение и уважение, второму — ненависть и презрение.
Однако не случайно то обстоятельство, что статья «Рыцари труда» была отвергнута буржуазной прессой, а для напечатания «Письма ангела-хранителя» у Марка Твена не хватило гражданского мужества. Это было результатом тяжелого гнета, который испытывал писатель со стороны буржуазного общества. Бернард Шоу отозвался о своем американском собрате так: «У Твена то же самое положение, что и у меня. Он должен заставлять людей думать, что он шутит, иначе бы его повесили».
Поиски формы вырастали для Твена в сложную проблему литературной тактики. Негласная буржуазная цензура вынуждала его к маскировке. Марк Твен испытывал гнев и раздражение, сознавая свою зависимость. Видимо, чувства его были такими же, какие душили и его русского современника — Салтыкова-Щедрина, когда тот говорил: «Вместо всякого писания самое лучшее — наплевать в глаза. А тут еще сиди да веселую форму придумывай, рассчитывай, чтобы дураку было смешно, а сукину сыну не совсем обидно»[345].
Вся литературная деятельность Марка Твена — это упорная, никогда не прекращающаяся борьба за право быть самим собою, за свободное слово писателя. И хотя он иногда приходил в отчаяние и записывал в дневнике: «Только мертвые могут говорить свободно»[346], — он не прекращал изнуряющей, неравной борьбы и поисков «эзоповского языка».
Глава IV. «Янки при дворе короля Артура»
«Янки при дворе короля Артура» — фантастический роман Марка Твена. Сказочный сюжет позволил объединить разнородное — через прошлое домыслить настоящее и будущее, с помощью художественного иносказания оценить реальный и современный писателю мир. Фантастика Марка Твена — форма его реалистической эстетики, способствующая созданию сложного художественного образа действительности.
В год написания романа Марк Твен занес в дневник такую мысль: «Для «Принстонского обозрения», апрель 1888 года. Если вы попробуете создать целиком вымышленное событие, приключение или ситуацию, вы обязательно собьетесь с пути, — искусственность вещи легко будет обнаружена; но если вы будете основываться на факте вашего собственного опыта, это будет зерном, корнем, и каждое созданное потом украшение, что вырастет из него — все ветви, листва и цветы, — будет казаться реальным, не надуманным. Вы не заблудитесь: вашим компасом будет факт, который будет держать вас на правильном пути»[347].
Образы «Янки при дворе короля Артура», драматические конфликты, детали — все это взято Марком Твеном из реальной американской жизни.
Само появление романа рождено желанием писателя осмыслить судьбы своей родины. В произведении чувствуется глубокая тревога Твена по поводу того, что над его страной нависли черные тучи реакции.
Роман создавался непосредственно вслед за памятными всему миру событиями в Чикаго, вслед за прокатившейся по США волной террористических актов и репрессий правительства по отношению к бастовавшим рабочим.
Недаром писатель Стедман, прочтя рукопись романа осенью 1889 года, писал Марку Твену, что тот показал «все еще существующими» реакционные принципы, которые рождают тиранию. Гоуэлс, глубоко переживший хэймаркетскую трагедию, тоже легко перевел «эзоповский язык» Марка Твена на язык современности, когда в рецензии на роман отметил: «Далекая сказка артуровских дней звучит как печальная повесть нашего времени».
История создания и опубликования этого произведения многое раскрывает в творческой жизни писателя, в его взаимоотношениях с господствующей буржуазной идеологией.
«Янки при дворе короля Артура» — концентрация того, что писатель долго носил и подавлял в себе и что боялся высказать вслух, не желая вступать в открытый конфликт с буржуазным общественным мнением. Недостаток гражданского мужества мучил Твена, он страдал от сознания того, что не выполняет своего писательского долга, искал аналогий в истории литературы и то утешался этим, то понуждал себя к активности. «Байрон презирал человеческий род потому, что он презирал самого себя, — говорил Твен. — Я чувствую то же, что и Байрон, и по той же самой причине».
Роман появился в 1889 году. Внешне казалось, что за прошедшее пятилетие Марк Твен больше занимался изданием чужих книг в издательской фирме, им субсидированной, чем писанием своих, но в действительности он вынашивал книгу, содержание которой пугало его самого[348].
