Пароход наткнулся, тонуть начал.
Шелюски-Шмидт и все сто великанов на льдину выскочили. Кругом море; берег далеко; сильный ветер дует. Жилище строить надо. Шелюски-Шмидт великана позвал.
Приказывает:
– Дома строить надо.
– Сейчас!
Шелюски-Шмидт великана Копфуса позвал.
Приказывает:
– Продукты давать надо.
– Сейчас!
Затем Шелюски-Шмидт великана Радиорей позвал, приказывает:
– В Москву о нашем несчастье кричать надо.
– Сейчас!
Сам Шелюски-Шмидт встал. Палку длинную взял. Красный флаг к палке прибил. Палку глубоко в лёд воткнул.
День на льду сидят, в море плывут.
Два дня на льду сидят, в море плывут.
Три дня на льду сидят, в море плывут.
К великану Шелюски-Шмидт великан подходит и говорит:
– Дома уже построили.
Копфус подходит и говорит:
– Продукты уже выдаём.
Радиорей подбегает и кричит:
– Москва услышала, помощь нам посылает.
– Ура!
Шелюски-Шмидт встал, свою бороду погладил и сказал:
– Теперь спокойствие. Мы спасены и все живы будем.
Все обрадовались. Сто великанов «ура» закричали.
Капиталисты испугались и перестали льдину в море тащить.
Тем временем в Москве товарищ Сталин семерых крылатых братьев – тоже великанов – собрал и на помощь Шелюски-Шмидту послал.
Крепкими крыльями сильные братья взмахнули и полетели.
Братья по воздуху летят. Великаны на льдине сидят.
День прошёл. Два дня прошло. Три дня прошло. Братья летят.
Великаны сидят.
Десять раз по три дня прошло, тридцать дней братья летят. Тридцать дней великаны сидят, помощи ждут.
Два раза по тридцать дней прошло – два месяца прошло, великаны помощи дожидались.
Трудно, очень тяжело братьям великанов лететь было.
Один ослабел, отставать начал. Его другие на крылья взяли – помогли. Другой заблудился. Долго его искали и всё же нашли. Третий упал – крыло сломал. Братья опустились, крыло залечили, все вместе вперёд полетели.
Семь крылатых над льдиной показались. Братьев увидели. На лёд опустились. Обнялись, от радости заплакали. В дорогу быстро собрались.
По три великана на каждого крылатого брата сели. Те крыльями взмахнули и полетели.
Вот уже берег видно. Осторожно братьев-великанов крылатые братья на землю опустили. Три минуты отдохнули, назад полетели.
Второй раз крылатые братья на плечи по пять человек взяли. Очень тяжело лететь было. И всё же братьев своих на землю живыми и здоровыми они привезли.
Третий раз крылатые храбрецы в опасный путь отправились.
Погода разозлилась. Ветер как бешеный бьёт. Холод кровь замораживает. Море льдину ломает. Вот-вот великаны утонут.
И погоду, и море, и лёд смельчаки наши победили.
На сильные плечи свои всех оставшихся взяли. Счастливо на землю вернулись.
Когда последние со льдины улетели, великан Радиорей в Москву по радио крикнул:
– Нас уже тут нет!
На земле все сто и семь великанов сразу радостно и громко вскрикнули:
– Нашей сильной партии, нашему любимому вождю Сталину, нашему дорогому правительству пламенный привет!
И в Москве услышали, «ура» закричали. И везде в СССР услышали, «ура» закричали.
А за границей услышали – диву дались.
Шелюски-Шмидт на корабль «Красный» сел и через другое море в Москву поехал.
А на льду палка с красным флагом осталась. Шелюски-Шмидт её так крепко воткнул, что она сквозь лёд до воды прошла, корни пустила, расти начала. Высоко-высоко выросла. Сначала на берегу, потом в Москве её увидели. А теперь тот красный флаг во всём мире виден, а на флаге большими буквами написано «Сталин».
Мифологизация Шмидта продолжается после экспедиции на полюс 1937 года, теперь список сказочных персонажей пополняется зимовщиками-папанинцами. Папанинскую четвёрку в прессе часто сравнивали с былинными богатырями, хотя Папанин, невысокий, толстый, неказистый, в отличие от бородатого великана Шмидта, вовсе не отличался богатырским сложением. В балладе Марфы Крюковой «Сказание про полюс» [70] в своеобразной форме описаны полярные путешествия прошлого, разумеется, неудачные. Шмидт же наделяется сверхъестественными способностями – метеостанция на полюсе не предсказывает погоду, а творит её, обеспечивая процветание Страны Советов:
Возле знамя того стоит сам Поколен-Борода.
Его чёрная бородушка по ветру воздымается,
Делает он разные приказаньица,
Как вести дела, как делать всю погодушку.
<…>
Пришли к ним во помощнички медведи белые,
Медведи белые им поклоняются.
<…>
Изо льдов они [герои – прим. авт.] делают стеночки защитные,
Штоб не дули ветры буйные на наши поля прожиточные.
<…>
Когда туча собирается – её придерживают,
Попридерживают в руках да прощупывают,
Отпускают тогда тучку в ту стороночку,
Где нужны дожди очень срочные.
<…>
Ноньче погодушку для своей родины
Делают советские богатыри своей мудростью.
Шумиха, возникшая вокруг затонувшего парохода, вызывает ощущение явной несоразмерности самого события и его официальной репрезентации. Можно предположить, что, как и в случае с «Красиным», «челюскинская эпопея» пришлась ко времени: консолидировала общество и отвлекала внимание от негативных событий в стране – в памяти ещё свежи были раскулачивания, голод 1932–1933 годов, закон «о трёх колосках» (7 августа 1932 года), введение паспортной системы (27 декабря 1932 года). В итоге 1934 год вошёл в память многих не как год убийства Кирова и первой волны репрессий, ареста Каменева и Зиновьева, а как год, «когда прилетели челюскинцы». В то время как человеческая жизнь потеряла всяческую цену, спасательной операцией в Арктике власть удачно сымитировала гуманность и заботу о простых людях. Это не помешало чуть позже расстрелять двух заместителей Шмидта – А.Н. Боброва и И. Л. Баевского и трёх членов Правительственной комиссии по спасению челюскинцев.
Четыре богатыря
Успешный опыт жизни на льдине подтолкнул Шмидта к идее дрейфующей полярной станции в районе полюса. Времена гонки за полюс давно прошли, но после Пири и Кука там так никто и не побывал.[208] Поэтому организация первой советской экспедиции на полюс имела не только политическое, но и первостепенное научное значение – акватория Центрального Арктического бассейна оставалась абсолютно неисследованной. Операцию возглавил О. Ю. Шмидт, лётный отряд – М.В.Водопьянов, начальником дрейфующей станции был назначен И.Д.Папанин.
Рис. 6–7. Иван Дмитриевич Папанин – красный матрос
* * *
ИВАН ДМИТРИЕВИЧ ПАПАНИН (1894–1986) (рис. 6–7) в годы Гражданской войны был красным матросом на Чёрном море и партизаном. В октябре 1920 года по рекомендации секретаря Крымского обкома РКП(б) Землячки (Розалии Залкинд) он поступил на должность коменданта Крымской ЧК. После разгрома врангелевской армии в Крыму был развёрнут красный террор, жертвами которого стали те, кто не смог или не захотел уехать в эмиграцию. Были убиты десятки тысяч человек. Вместе с Бела Куном, лидером венгерской революции, а в это время – председателем ревкома Крыма, Землячка занималась организацией массовых убийств. В обязанности коменданта ЧК входило приведение в исполнение расстрельных приговоров. В марте 1921 года Папанин был вынужден уйти со службы – причиной тому стало душевное расстройство. Он сам пишет об этом в своих мемуарах [92], правда, неприятные моменты обходит стороной:
«Служба комендантом Крымской ЧК оставила след в моей душе на долгие годы. Дело не в том, что сутками приходилось быть на ногах, вести ночные допросы. Давила тяжесть не столько физическая, сколько моральная. <…> Работники ЧК были санитарами революции, насмотрелись всего. <…> В ЧК рекомендовала меня Розалия Самойловна Землячка. <…>Говорят, у каждого человека есть свой ангел-хранитель. Не знаю, у кого как, но у меня такой ангел был – Розалия Самойловна Землячка. <…>Приговор врачей был: полное истощение нервной системы.
