На Всемирной выставке, открывшейся в 1939 году в Нью-Йорке, помимо основного павильона СССР, был построен отдельный павильон «Советская Арктика». Гвоздём экспозиции стал самолёт АНТ-25 Валерия Чкалова, выставленный перед павильоном. Выставка пополнилась моделью ледокола «Иосиф Сталин» – первого ледокола, построенного в СССР [91]. На открытии арктического павильона выступал с приветственной речью Вильялмур Стефанссон.
Примечательно, что Арктика до сих пор остаётся визитной карточкой России – на выставке Expo 2012 в Корее она снова стала центральной темой российской экспозиции.[218] Основное внимание было уделено погружению подводных аппаратов «Мир» на Северном полюсе в 2007 году. Сами аппараты не выставлялись, вместо них был изготовлен схематичный макет.
Город Солнца за Полярным кругом
«Заполярный город Солнца» заслуживает отдельного рассказа. Игарка – порт на Енисее, был построен для вывоза российского леса за рубеж в 1929 году. Через шесть лет, в 1935 году, его население уже превысило 12 000 человек. Особенностью Игарки были постоянные заходы иностранных судов. Поэтому она стала одним из немногих доступных иностранцам мест в СССР, своего рода парадной витриной Советской Арктики. Местная газета «Большевик Заполярья» во время навигации даже публиковала статьи на английском языке.
Рис. 6–10. Остроумова Валентина Петровна (1898–1940), по выражению Бочачера «душа Игарки» – секретарь горкома и начальник Игарского политотдела ГУ СМП. В апреле 1937 снята с должности, в октябре 1938 года арестована, расстреляна 17 марта 1940 года
По организации быта Игарка выгодно отличалась от других заполярных поселений – там были и стадион, и театр, и образцовые сельхозпредприятия. Успех проекта во многом был достигнут благодаря Валентине Петровне Остроумовой, секретарю горкома и начальнице Игарского политотдела ГУ СМП (рис. 6–10). Сложно сказать, кто именно первым уподобил Игарку утопическому городу Солнца, в частности это определение фигурирует в статье М. Н. Бочачера[219] [21]:
«Город солнца – так я назвал бы этот растущий заполярный город. Такое солнце, крепкое, яркое, сочное, не дающее спать, заставляющее вечно бодрствовать, наполняющее мускулы особым живительным элексиром [так в оригинале – прим. авт.], я редко встречал в Москве, и не только в Москве, но и на юге Союза. В 20–25 мороза солнечные “зайчики” проникают в комнату через густой занавес, будят тебя.
И если великий полярный исследователь Фритьоф Нансен в одну из полярных ночей мог написать такие строки: “Я чувствую потребность возвратиться к жизни. Дай мне вернуться – всё равно победителем или нищим, только дай вернуться, чтобы начать новую жизнь. Здесь проходят годы, и что приносят они?”, – то таких строк игарец никогда не напишет. “Мрак полярной ночи” здесь никого не пугает. Этого мрака нет. Здесь всё залито светом – с мая солнцем, а в полярную ночь – электричеством, здесь люди стремятся ввысь, строятся аэроклуб, парашютная вышка, здесь люди не тоскуют – где уж тосковать, когда и так времени не хватает, здесь люди творят, учатся и отдыхают. Здесь – советский заполярный город, город солнца – Игарка!»
Примечательно, что население города Солнца на 70 % состояло из «спецпереселенцев», то есть преимущественно семей кулаков [89, с. 20].
Весь город был построен из дерева, улицы также были деревянными. Концепция застройки города была разработана при участии знаменитого московского архитектора-конструктивиста Ивана Леонидова, многие здания в Игарке возводились по его проекту. Леонидов приехал в Игарку в 1931 году, оставив столицу на фоне развёрнутой против него травли. К настоящему времени здания, построенные в Игарке в начале 30-х годов в стиле конструктивизма (речпорт, контора Комсевморпути, Горсовет), не сохранились [82].
С Игаркой связан и необычный коллективный литературный проект – книга «Мы из Игарки», написанная школьниками заполярного города. Издание книги было организовано всё той же Остроумовой, школьники обратились с письмами к Максиму Горькому и Ромэну Роллану. Горький составил план книги, ответ Роллана также вошёл в неё. Книга вышла в 1938 году и с тех пор несколько раз переиздавалась. Сборник был представлен на Всемирной выставке в Нью-Йорке.
Уже не инородцы
Стал иным далекий Север.
Крепнут новой жизни корни
Под железным руководством
Нашей партии могучей.
А. Н. Платонов. «На дальних берегах»[220]
Тема преобразования природы и связанная с нею тема формирования нового человека обретает новый смысл в условиях Заполярья. Теперь речь идёт не о перековке «бывших вредителей» и «социально-вредных единиц», а о формировании советских людей из коренных жителей Севера. Мы видим это и в экспозиции Парижской выставки (ненец с турнепсом, Институт народов Севера, культбазы), и в многочисленных публикациях 30-х годов. На словах декларировалось равенство в семье народов СССР, однако советская национальная политика на Севере заключалась в том, чтобы максимально приблизить образ жизни и национальную культуру коренных народов Севера (да и не только Севера) к советскому образцу. При этом проводники культуры рассматривали жителей Севера как примитивный, первобытный народ и наивно верили в то, что разрушение тысячелетиями сложившегося уклада северян является для них благом [37]:
«Мы использовали всякую возможность, всякий приезд эскимосов, чтобы научить их готовить такие вещи, как суп, кашу, картошку, макароны. Мы прекрасно понимали вред для здоровья эскимосов почти исключительно мясной пищи и старались им это втолковать».
«Эскимосы несомненно обладают музыкальным слухом и способностями. Но довольно примитивными, не обработанными. Иногда они поют коллективно песни без слов, получается недурно. <…> Пляски так же примитивны, как и песни и музыка».
Примерно в это время коренные народы Севера получают от Главсевморпути «свою» письменность – кириллический алфавит, состоящий почти во всех языках либо из 32 либо из 33 русских букв.[221]
В статьях 1930-х годов постоянно подчёркивается тот факт, что советская власть «освободила» народы Севера, проводятся натянутые противопоставления современности и жизни при царе. Публикуются благодарственные письма эскимосов, которые, судя по стилю, написаны под диктовку политработников [114]:
«Раньше, до советской власти, в наших головах было темно, как в большую ночь зимой, когда не было солнца. Нас не учили и школ нам не давали. Теперь мы грамотные <…>.
Мы все видим, что стали другими. Лучше охотимся, лучше живём. Мы теперь ходим в баню, лечимся только у врача, чисто моем посуду, умеем печь хлеб. Нам понравилось носить нижнее белье, и мы его стираем. <…>
Мы уже не инородцы, как называли нас до революции. Теперь мы граждане, как все, кто живёт и хорошо работает на советской земле.
В наших головах теперь светло» (рис. 6–11).
Рис. 6–11. Чукча-курсант изучает теорию полёта [14]. Подготовка лётчиков из местных кадров (не только в Арктике, но и в Бурятии, и в Средней Азии) была одним из наиболее эффектных способов продемонстрировать успех сталинской национальной политики
Основным инструментом разрушения традиционного уклада жизни стало введение коллективного хозяйствования и связанное с ним насильственное переведение кочевников на осёдлый образ жизни. В прессе тех лет этот процесс именовался «оседанием» и существовал даже «план по оседанию» [17].
Главсевморпуть располагал 13 культбазами, доставшимися в наследство от Комитета по делам народов Севера. Через культбазы осуществлялось взаимодействие государства и «националов» (этим словом в статьях 1930-х обозначали коренных жителей Арктики). При них имелись начальные школы, а при одной – даже курсы медсестёр, которые окончили пять чукотских девушек-комсомолок. В состав культбаз также входили больницы, опытные предприятия, ветеринарно-зоотехнические пункты. Заботились и о политическом просвещении «националов» [56]:
«Чукча Кеутель, член ВЛКСМ, прошёл подготовку в качестве ветсанитара и самостоятельно работал заведующим питомником ездовых собак. Сейчас он учится в Анадырской совпартшколе».
Подготовкой более квалифицированных национальных кадров занимался Институт народов Севера. Так, по плану на 1936 год намечался выпуск «…46 национальных работников: советско-партийное отделение выпускает 17 чел., педагогическое 13 чел., экономическое 16 чел. В эту группу работников входят 5 ненцев, 4 ханта, 6 маньси, 10 эвенков, 1 эвен, 7 нанаев, 1 юкагир, 2 саама, 2 селькупа, 3 ительмена, 1 чукча, 1 эскимос, 2 якута и 1 шорц».
