– Есть у кого-нибудь попкорн и кола? – с интересом переспросил один из сменяющихся зенитчиков, – зрелище довольно забавное.
– Ставлю пять баксов на то, что сейчас блеванет, – подал кто-то голос с другого конца лавочки.
– Да нет, вроде оклемался. Ставлю тоже пятёрку, что сдержится, – включился ещё один зенитчик.
Очкарик очумело покрутил головой и попытался улыбнуться.
– Уилки, не забудь про радио, – напомнил уходящий наверх сержант. – Всё, «Альфа»! Вперёд-вперёд, затопали ножками, осталось всего ничего!
– Вввааа, – подытожил очкарик, истошно блюя прямо себе на ботинки.
Я пытался слиться со скалой, вжимаясь в неё всем телом, сжимая в правой руке автомат и чутко вслушиваясь в разговор американцев внизу под скалой. Кто-то очень властным голосом пытался отдавать какие-то команды, над кем-то смеялись. Я осторожно, миллиметр за миллиметром, подполз к краю и, натянув на голову капюшон коричневого джинсового комбинезона, осторожно, на доли секунды выглянул вниз. Сверху со стороны поста спускались люди, переговариваясь между собой. Две группы встретились, старшие начали переговариваться между собой. Я понял, что они обсуждают какие-то детали смены и вскользь упоминают время прилёта самолёта-разведчика. На другой стороне тропинки у камня скорчился один из американцев. Видно, бедолаге было не по себе после изнурительного подъёма и затаскивания груза. Но ничего, скоро тебе совсем полегчает. С лавочки поднялись двое, видимо, освобождая место вновь прибывшим. Старший построил их в колонну по одному за собой, дал последние напутствия оставшимся и пошагал по тропке вверх. Снизу прямо подо мной раздался взрыв хохота. Всё, пора! Я осторожно, стараясь не задеть мелкие камешки, на руках отжался от скалы, встал на одно колено. Вот они сидят в ряд на лавочке – ровно девять человек. Всё, как я и представлял: каски сняты, янкесы судачат между собой, показывая пальцами на очкарика и, по всей видимости, делают на него какие-то ставки. Если сейчас кто-нибудь из сидящих внизу поднимет голову, то мне придётся туго. Но никто и не вздумал пялиться наверх. Я вытянул автомат вниз, прицелился в крайнего сидящего слева на лавочке и нажал спусковой крючок. Сухо защелкал затвор. Пули калибра 7,62 миллиметра патрона УС (уменьшенной силы) одна за одной прошили ровно девять черепов, забрызгивая скальное изголовье скамейки кровью.
Как только я открыл огонь, ровно в ту же секунду из-за скалы на пути тройки «Альфа» с разворотом вылетел Ковалёв.
Щёлк! Слились в один выстрелы ПБ, в ту же секунду старшина уже крутанул пистолеты в воздухе и, схватив их за глушители, рукоятками зажал шею впереди идущего сержанта и ударил его под колено. Зажатая, как в тисках, шея сержанта затрещала. Он даже не понял, что с ним произошло, просто свет померк в глазах и он потерял сознание.
Я в этот момент, оттолкнувшись от скалы, перелетел через тропинку и, приземлившись на полусогнутых, оказался возле очкастого янкеса, который совсем не сообразив, что произошло, взирал на меня с расширившимися от ужаса глазами. Не знаю почему, но убивать я его не стал, просто ударил со всей силы магазином под дых, чтобы он не смог вскрикнуть. Пытавшийся привстать очкарик просто выпустил воздух и осел, как сдувшаяся резиновая кукла, беззвучно разевая рот. Тут появился Ковалёв, таща под мышкой американца, который шагал впереди уходящей наверх тройки. По всей видимости, старший.
– Командир, времени у нас три минуты! Это кто? Почему не кончил?
– Их больше оказалось, чем рассчитывали. Всё, колем, Лёха, колем обоих! Кстати, смотри – они в своих плащ-накидках! Если набросить сверху и напялить ихнюю каску, нас даже с двух метров не отличат.
Кузнец кинул начавшего приходить в себя американца рядышком с очкариком и принялся сноровисто стаскивать с убитых мной американцев накидки. Один, видно, самый медноголовый, оказывается, был ещё жив и начал хрипеть при подходе старшины. Лёха, долго не думая, добил его ударом пистолетной рукоятки в висок, походя, одновременно, успев вставить полностью заряженные магазины в рукоятки.
– Тшш! Не шебуршись, – посоветовал он уже мертвому, стаскивая с него накидку.
Пришедший в себя, по всей видимости, сержант попытался открыть рот, но не успел: я ему ткнул прямо в губы ПББС (прибор бесшумной беспламенной стрельбы) и, стараясь говорить как можно убедительнее и особо не заботясь о том, понимает он меня или нет, сразу же озадачил, не расспрашивая ни о чём:
– Сейчас ты ведёшь нас к посту! Идёшь впереди, называешь пароль! Если мы пройдём во внутренний периметр, мы тебя не убьём! Если нет, то сделаем вот так.
Я вынул свой старый добрый НР-43 и, схватив очкарика за каску, задрал его голову, обнажив шею с судорожно прыгающим кадыком. Очкарик обмочился.
– Не стоит, – вдруг прохрипел первый пленный и, чуть прокашлявшись, горячечным шёпотом продолжил: – это ценный фрукт, он вам пригодится, его прислали с континента, он разработчик новой электроники, я сделаю, что вы скажете, только его оставьте в живых!
Я с удивлением отпустил голову очкарика. Надо же, а наши пропагандисты кричат, что нет у американцев такого, как у нас – «сам погибай, а товарища выручай». Этот, видно, осознает, что мы его всё равно убьём, оказавшись во внутреннем периметре, но пытается спасти соотечественника. Подбежал Кузнец, протянул мне балахонистую плащ-накидку с дыркой для головы посередине и каску. Пока я напяливал американскую форму и мостил на голове каску, пристраивал поудобнее гранатные и магазинные подсумки на поясе, уже одевшийся старшина скороговоркой продолжил допрос, опрашивая уже очкастого.
Тут мне в голову пришла нелепая мысль: а как бы поступил я на месте этого сержанта? Спасал бы ценой собственной жизни этого умника-электронщика? Не знаю!
Нет, я бы не спасал. Потому что попавший в плен хороший специалист поневоле будет работать на моего противника, чем принесет ему больше пользы. Нет, не стал бы. Я бы его сам прикончил в такой ситуации. Я повесил американскую М-16 на грудь, спрятав под накидкой свой АКМ-С и расстегнув гранатные подсумки. Быстренько сообразив, подбежал к точке связи и перерезал все провода.
Кузнец закончил допрос и скороговоркой выпалил:
– Очкастый – это присланный специалист по электронике, занимается разработками новых систем управления, по-нашему зовут Виля Калиткин, не знаю, будет полезен или нет. Тебе решать, командир.
– Короче, первым пусть идёт сержант, ты за ним! Слушай внимательно – за тобой этот американский Виля, я за ним! Скажи сержанту – пусть, пока поднимается, придумает объяснение, почему нас не трое, а четверо.
Кузнец встряхнул сержанта, поставил его впереди себя, что-то скороговоркой проговорил по-английски, ткнув того стволом ПБ куда-то в затылок под каску и поправив ему на груди винтовку. Я поставил на ноги очкарика, сказав ему, чтобы не вздумал сделать шаг вправо или влево. Для пущей убедительности тыльной стороной лезвия ножа провёл ему по шее. Янки снова задрожал и в знак того, что понял, мотнул головой.
– Лёха, вперёд! Время, время!!
– Время вперёёёёддд, – пропел старшина и толкнул в спину сержанта, – гоу, гоу! – обернулся ко мне, – бля, командир! При подходе к посту придётся идти на полусогнутых! Таких дылд, как я, у них, сам видел, не было, хорошо балахоны у них объёмные.
Сержант сопя зашагал вверх по тропинке. Идущего впереди меня американца Вилю трясло как в лихорадке. Пришлось чуть ускориться, чтобы не выпасть за рассчитаные временные рамки. Но идущий впереди сержант взял нужный темп и, как мне показалось, даже немного успокоился. Так ведь всегда бывает – монотонные и однообразные действия, связанные с физической нагрузкой, успокаивают. Постепенно поднялись к самому посту и прошли первую площадку, на которой нас по идее должны уже были увидеть и рассмотреть в бинокль или прибор большого увеличения.
Вроде всё нормально. Сержанта наверняка опознали, из-за тумана и балахонов на нас, идущих сзади, внимания никто не обращал. Да и понятно – конец смены, хочется скорее покончить со всеми формальностями, сдать пост и догнать остальных. Из-за серых монотонных будней постоянных дежурств чувство опасности и ответственности значительно снижается. У оставшейся тройки по любому уже уложены рюкзаки и они в нетерпении ожидают подхода замены. А вот он и сам пост – сетчатый забор, спирали Бруно. Маленький пост у входной калитки, обложенный бумажными туго набитыми мешками. Гнездо с единым пулемётом М-60. Сержант, по пути уже проинструктированный Ковалёвым, сдвинул каску на затылок, якобы вспотел при переходе. На самом деле надо было, чтобы пулемётчик сразу же опознал в лицо сержанта и уже не обращал внимания на остальных.
Если всё-таки сержант решится на отчаянный шаг, то придёться действовать по обстоятельствам, а этого ох как не хочется. Первым совершил ошибку всё-таки пулемётчик – встал в полный рост, открыл калитку и крикнул сержанту:
