Из темноты, из ниоткуда выдвинулась фигура, закутанная в темный плащ. И он с удивлением узнавал свои черты у этого незнакомца – тонкие черты лица, хитрый прищур глаз, нечто лисье и веселое одновременно. Двойник повторял его движения, так же шел следом за женщиной, что бесшумно скользила по рисунку созвездий под ногами.
Этот зал полный темноты и света казался странным, словно составленным из множества зеркальных плоскостей, в которых отражалось и множилось происходившее вокруг. И в какой-то момент оказалось, что двойник не один, что вокруг множество таких знакомых и таких разных лиц. И только женщина все так же оставалась одна.
В какой-то момент она остановилась, прекратив движение, обернулась и посмотрела на гостя, легким движением откинув с головы капюшон. У нее было неправильные черты, но ощущение невероятной красоты, что исходило от нее не прошло. Черты лица незнакомки были удивительно гармоничны, даря неизъяснимую прелесть, которой он не видел и в классически-правильных лицах красавиц. У нее было такое одухотворенное лицо, что оставляло ощущение сияния, как от солнца и взгляд, даривший тепло.
И вновь она чуть улыбнулась, и он почувствовал шок, поняв, что она так же нереальна, как и его двойники, что она подобна отражению звезд, дрожащему на поверхности воды.
В ее глазах, в ее лице отражалось все происходящее вокруг, словно она была причудливым отражением на поверхности зеркала. А она поняла это, слегка качнула рукой и исчезла. Сразу, там, где стояла она, осталась только вспышка света, переливающаяся синью и голубым капля света, сияния, замершая в скольжении вниз? вверх?
А ощущение взгляда, который кто-то невидимый не спускал с него, не проходило, и не ослабевало. Этот взгляд смотрел не на лицо, не на внешность, он словно бы проникал внутрь, заставляя и его самого смотреть на себя изнутри, следуя за взглядом. И что-то рождалось, а что-то рвалось, отмирая навсегда. Что-то, чего он не знал о себе до этого дня, проявлялось, и он не мог отстраниться от этого знания, не мог закрыться от него. Не мог, потому что теперь знал и видел.
А потом голос, то ли женский, то ли мужской родился в самой глубине, там, откуда начинались истоки разума, голос принадлежавший ему и совершенно чужой, заговорил с ним мягко и понимающе. «Мы были, – тихо шепнул он, – мы есть, мы будем. Ничто не проходить без следа, и мы не исчезли. Мы были, мы есть, и мы будем с вами. Всегда. Пока существует мир и возможно сущее. Быть может, только так, как это возможно теперь, только памятью о чуде, мечтой и надеждой. Ничем иным мы быть не можем. Хоть сами мы порождены мечтой об абсолютной власти и абсолютном господстве. Мы были, и мы вернемся. Напомни этому миру о нас. О странных Странниках, Аюми....»
Он проснулся в садах, там, где, казалось, встретил незнакомку. Под головой был мох и мягкая трава. Над головой раскинулось пустое, черное небо.
Поднявшись на ноги, он подумал, что этот сон, странный сон, был более чем реален, и так отчетлив, так ярок, как не был отчетлив и ярок ни один сон. Потянувшись, он, встряхнулся и почувствовал, как голос вновь прозвучал, неясный, как далекая песня. Он словно сшивал небо и землю, даль и высь. Прислонившись щекой к шероховатой коре дерева, мужчина усмехнулся сну. И вдруг заметил... след на земле. Его собственный след. И след незнакомки, углубление от ее туфель, полустертый движением шлейфа.
Возвращаясь в реальность, он, вздохнув, посмотрел на Иланта, коснулся ладонью его плеча, привлек к себе, как непослушного подростка, понимая как тому тяжело.
– Так тому и быть, – прошептал он негромко, – если они ушли к Аюми, то с ними ничего не случится, поверь. Им тогда намного безопаснее, чем нам. Хоть мы о них, возможно, никогда ничего не узнаем. А если нет... то узнаем. И достаточно скоро.
Илант, пересилив себя, усмехнулся.
– А разве Аюми существуют? – спросил он, не веря, строптиво, – разве, это не только мечта?
– Они были, – тихо ответил вельможа, – они были. Я верю в это. И верю и знаю. И это не только мечта.
Ис-Шабир тихонечко вздохнула и в который раз за короткую беседу взглянула за окно. Небо хмурилось, нагоняло тучи, чайки носились над волнами и испуганно пронзительно кричали на разные лады. «Нет, – отметила она, – до грозы в Кайринта вернуться не удастся». Потом она перевела взгляд на свои длинные стройные ноги, покрытые бронзовым загаром, которого в солярии на Софро добивалась долго и тщетно, но который прилип сам, стоило только вернуться домой, на Ирдал и несколько дней побыть на свежем воздухе. Созерцание, как ни странно, настроения не приподняло и новеньких мыслей не подбросило.
Женщина, что уютно устроилась в кресле напротив окна, отвечала на вопросы с крайней неохотой, предпочитая отмалчиваться, словно пребывая в полудремотном состоянии.
– Послушайте, Гресси, – повторила она устало, – но хоть о чём-то Ордо вам говорил?
Гресси Кохилла рассеянно подняла взгляд, спокойно улыбнулась и устало пожала плечами.
– По-моему вся Лига знает, что он говорил, если Вы о последнем рейсе «Кана-Оффайн». Неужели мне надо пересказывать все эти небылицы Вам, Исси? Если надо, то я расскажу, хоть более всего на свете в своём отпуске я мечтала отдохнуть. Вы, кстати знаете, что у нас пилотов, подразумевается под словом «отдохнуть»? Нет? Так я объясню – это, значит, забыть о работе и на звёзды глядеть, исключительно наслаждаясь эстетикой зрелища, и не вспоминать о работе, своей или чужой ни под каким предлогом. Если б Вы, Исси, мотались по небесам, как мы, пилоты, клянусь, Вам бы не было дела ни до каких следов Аюми в этом мире. И рассказы Аториса Ордо Вы тоже б слушали вполуха, исключительно, что б не показаться невежливым собеседником.
Гресси поднялась с кресла и подошла к окну ближе, полюбоваться на потемневшие свинцовые волны, накатавшиеся на берег, а Ис-Шабир тихо вздохнула и поняла, что большего из этой упрямицы не вытянуть и клещами.
О характере Гресс, её упрямстве и твёрдости байки ходили не только по Ирдалу, но и по многим мирам, в которых той доводилось бывать. Говаривали, что эта отчаянная дама не побоялась привести свой корабль в гавань Раст-Танхам, мотивируя это тем, что кораблю требовалась срочная починка, и, желательно, в условиях верфи. Сама Ис-Шабир в реальности подобного случая сомневалась, но уже по тому, какую профессию выбрала себе её собеседница, судила о многом. Направляясь к ней в дом, она понимала, что характер Гресс Альбенар описал ей верно. И что придётся потрудиться, выжимая из камня воду, но то, что за два часа беседы ей не удастся выудить абсолютно ничего нового, никак не предполагала.
«Надо было уступить этот визит Эдуэ, – подумала, отчаиваясь, этот смазливый рэанин, осевший у них, в исследовательском центре на Кайринта, мог обольстить статую, не только очаровать женщину, – может быть, чего-то он бы добился».
– Вам не кажется, – заметила Гресси Кохилла, – что погода портится? Я б на Вашем месте поспешила уйти.
Ис-Шабир недовольно пожала плечами. Все эти два часа её вежливо игнорировали, терпя присутствие и не более того, теперь же явственно давали понять, что визит затянулся, и терпеть его долее не собираются. Она поднялась на ноги, поправила одежду и заметила, что твёрдое и решительное лицо её собеседницы смягчилось, когда она глядела вдаль.
– Вы правы, – заметила Ис-Шабир, – мне и в самом деле пора идти. Гресси, но, пожалуйста, пообещайте, если вспомните, быть может, хоть что-то, дайте нам знать. Это важно.
Гресс отвернулась от окна.
– Знаете, что я Вам скажу, – заметила сухо и дерзко, – надо было слушать самого Ордо, когда он что-то хотел сказать, а не носиться по его знакомым теперь, когда самого Аториса Вам не достать. Я знаю, что несколько недель назад Вы пытались разговорить на эту тему Архата Хайадару, он мне говорил, только ничего не добились. Теперь видимо моя очередь, и мы будем сталкиваться с Вами до тех пор, пока не кончится мой отпуск, и я не покину Ирдал. Но, можете мне поверить, Ордо говорил мне то же, что и всем, и ничего нового я не смогу поведать. Ничего. И, огромная просьба, дайте мне получить то, за чем я приехала – покой и отдых. Большего я не прошу. А если Вам интересно, что ж на самом деле видел Ордо, – полетайте на Рэну, к Аторису. Может быть, он сам всё расскажет.
Гресси подошла к двери, провожая нежданную гостью, и, открыв ее, коротко кивнула, словно предлагала выместись подобру-поздорову. Пронизывающий ветер взметнул её короткие, тёмно-медовые, присоленные сединой, пряди, приподнял их, отбросил назад. Назвать это причёской, даже мысленно Ис-Шабир не могла.
Гресси Кохилла, если б не её явно женская фигура, могла б легко сойти за мальчишку – занозистого, грубоватого по глупости юнца, – манеры и жесты явно соответствовали. Единственное, кроме фигуры, что выдавало в ней женщину – мягкий взгляд тёплых, рыжевато-карих глаз, спокойных и слегка мечтательных. «Дали Небесные! – подумалось Ис-Шабир, – Вот заноза!»
