И вот он спит.
А значит, все-таки смог мне довериться.
И от осознания этого внутри так тепло-тепло и легко, что впервые возникают сомнения в том, что я таки пресмыкающееся.
Тихонечко провожу ладонью по его волосам, еще сильнее их взъерошивая, а потом беспокойно оглядываю лицо и плечи. Ой, ну вроде бы не очень покусанный.
Но от прикосновения, которое должно было быть незаметным, дракон вдруг легонько вздрагивает и резко распахивает глаза. Его острый взгляд сначала впивается в мое лицо, затем медленно перетекает на окно, за которым давно уже рассвело, а потом снова соскальзывает на меня.
— Уже утро, — хрипло сообщает очевидное.
— Спасибо, но во времени суток я обычно хорошо ориентируюсь, — лукаво улыбаюсь, снова проводя рукой по его волосам, к которым оказалось очень приятно прикасаться и пропускать сквозь пальцы, ощущая их мягкость и удивительную гладкость. А еще если короткие пряди приподнять над его головой, они попадают в лучи солнечного света, наполняющего комнату, и начинают светиться синеватым оттенком, как пламя свечи в самой ее сердцевине.
— Охота закончилась, — тем же тоном проговаривают мне, отвлекая от созерцания своей шевелюры.
— Да давно уж, — улыбаюсь еще более лукаво, выворачивая из его волос одни мне известные крендельки. Хотя мне тоже неизвестные, но тут главное не победа, а участие.
— Что? — звучит глухое, и я начинаю кусать щеки, чтобы не расплываться в совсем уж наглой улыбке. — Я спрашиваю, что? — Андриан приподнимается и нависает надо мной, будя недавно выработавшиеся рефлексы, но для их реализации дракон мне попался слишком разговорчивый.
— Ну я там немножечко напутала с детальками, — шебуршу миролюбиво, с удовольствием проводя ладонями вдоль его спины, что несколько снизило градус напряженности, но не разрядило опасную для моей попы обстановку полностью.
— И когда? — рычание.
— Когда напутала?
— Когда охота закончилась? — еще более рррр-рычание.
— Да примерно тогда же, когда и напутала, — пожимаю плечами, всё еще кусая щеки.
— Тогда почему? — требовательный взгляд действует не хуже, чем ремень, — почему ты осталась?
Беззаботно потягиваюсь прямо в его объятиях, игнорируя всякие перспективы быть таки отшлепанной.
— Такой ты красивый дракончик, как же я могла тебя не использовать? — говорю, хитро прикрыв глаза.
— То есть ты в меня влюбилась? — звучит ужасно прямолинейный вопрос с нотками прорывающегося ехидства.
— Можно и так сказать, — мурчу, легонько кусая его в плечо, чтобы скрыть покрасневшие щеки.
— Нет уж, говори как есть, — меня, наловчившись за ночь, отдирают от и без того пострадавшего плеча и снова заставляют смотреть в глаза.
— Сначала накорми меня завтраком, — снова капризничаю, отчего-то сильно засмущавшись говорить такие серьезные вещи, как «я тебя люблю».
— Компромисс, — хитро предлагают мне, — я кормлю тебя завтраком, а ты рассказываешь, что на самом деле было условием завершения охоты.
— Ладно, — киваю, улыбаясь. — Настоящее условие — твое искреннее признание в чувствах ко мне, выраженное в любой форме.
Андриан на секунду подвисает, а потом смотрит на меня так, что попа снова чует опасность. Но почти тут же его взгляд меняется, становясь очень довольным и очень хитрым.
— То есть ты, — хитро-хитро тянет, — могла уйти в любой момент, но вместо этого спасла мне жизнь, нагло соврала о продолжении охоты и осталась в академии. Астра, скажи честно…
— Ладно, — перебиваю, — говорю честно. Я влюбилась в тебя как распоследняя эльфийка.
Пауза, во время которой Андриан смотрит на меня так нежно и так игриво, что я ничуть не жалею о своем признании.
— А почему эльфийка? — спрашивают меня, изо всех сил стараясь не рассмеяться.
— Ну как же, — делаю большие глаза, — именно эльфийки влюбляются раз и навсегда, а в случае гибели своего избранника, даже если он не в курсе, что его выбрали, кидаются с балкона насмерть!
— И что, кинешься с балкона насмерть? — едва выдавливает от сдерживаемой улыбки Андриан.
— Обязательно, — клятвенно заверяю, — и обязательно на чью-нибудь насмерть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я люблю тебя, — непоследовательно говорят мне и все-таки расплываются в ужасно счастливой улыбке, а затем нежно целуют и одним слитным движением внезапно поднимаются с кровати, предположительно отправившись за завтраком. Но уже у самой двери Андриан вдруг на секунду замешкивается, и счастливая улыбка сменяется на тревогу во взгляде.
— Ну я пошла, — невозмутимо произношу и в самом деле соскальзываю на пол. Бабушка всегда говорит, что партнера нужно во всем поддерживать, особенно в его тревожных ожиданиях, чтобы не зря тревожился. Или там было «зря не тревожился»?..
В общем, не важно. Начинаю неторопливо убегать.
Громкий рык наполняет комнату, и сильные родные руки снова перехватывают за талию, возвращая меня обратно на кровать.
— Ну ладно, не пойду, уговорил, — тяну хитро-хитро, обвивая шею своего пленителя руками и нагло напрашиваясь на поцелуй.
Позавтракали мы значительно позже.
* * *
— А теперь я считаюсь твоим женихом или нет? — спрашивают меня в процессе поедания конечно же тортика.
Задумываюсь, с усилием припоминая особенности брачного свода.
— Вроде бы еще нет, — тяну с сомнением, накалывая на вилочку новый кусочек.
Тортик у меня вдруг аккуратно забирают и подсаживаются ближе.
— И что же должно произойти, чтобы я считался твоим женихом? — спрашивают совершенно невинно.
— Да в общем-то ничего такого, я должна тебя как-то по-особенному укусить, — проговариваю, заранее смирившись. Всё равно тортик без укуса не отдадут.
— Кусай, — мученически говорят мне, подставляя шею.
— Нет, не в шею. В плечо или руку, — снова мучительно припоминаю, решив не уточнять, что «или» там не выбор, а моя плохая память, которая не помнит, куда именно надо кусать.
Ладно, укушу и туда, и туда, потерпит. Зато наверняка.
Примериваюсь, чтобы было красиво, выпускаю острые зубки и… кусаю!
Ага, красиво в плечо попала, хороший будет шрамик.
— А почему так больно? — спрашивает побледневший Андриан, тем не менее, мужественно терпящий жгучую боль и некоторое онемение конечностей.
— Потому что с ядом, — сочувственно произношу, — иначе шрама не останется.
…
— Шрам не остался, — констатирует дракон пять минут спустя.
— Ага, — тяну с умным видом, делая вид, что так и надо, — теперь еще в руку сделаем.
Анри уже явно что-то заподозрил, но пока молчал, а я с видом ученого-исследователя осматривала его руку, судорожно пытаясь вспомнить, куда там точно надо кусать.
Старательно восстанавливаю в памяти руки папы и дедушки.
А, точно, в запястье!
Так, теперь главное красиво…
Кусь!
— Айш, — все-таки не сдерживает ругательство дракон.
Так, нет, что-то неровно получилось, надо еще раз.
Стремительно сдерживают яд!
— Астра?..
— Не мешай, — журчу сосредоточенно, а затем беру его вторую руку, пока заживает без следа первая и… снова кусаю!
Так, вот сейчас ровнее, но все равно не идеал, да. У папы красивее, а разве могу я допустить, чтобы Андриан был хуже папы?
От еще одного укуса в первую зажившую руку Андриан ругается неприличнее, но мне уже понравилось, поэтому яда для закрепления эффекта я пускаю много, от души.
Так, главное, не убить жертву. Ой, то есть жениха.
— Не всё еще? — спрашивает сквозь зубы жертва.
Придирчиво осматриваю получившиеся две белесые вертикальные точечки ровно посредине запястья Андриана. Ставить их конечно было ужасно неудобно, но получилось на удивление красиво, даже лучше, чем у папы, а ведь мама тот еще эстет. Хотя есть подозрение, что она просто не хотела мучить папу, но это же на всю жизнь, жертва может и потерпеть.
— Всё, — гордо выговариваю, аккуратно проводя пальчиком по получившемся точечкам.
— У твоего отца такие же на запястье, — говорят мне, видимо, в ознакомительных целях, — всегда думал, что это боевое ранение от сражений со змеями.
