— Погоди, — хрипло сказал он товарищу, который уже готовился вскочить в седло. — Дай, передохну чуток.
И провожаемый озадаченным взглядом часового, Стас медленно пошёл к распахнутым воротам, ведя коня «в поводу». Камо, держа своего коня под уздцы, молча шагал рядом.
— Это бывает, — негромко сказал он. — Когда смерть проходит совсем рядом. Я уже привык. И ты привыкнешь.
— Спасибо, — усмехнулся опер. — Я постараюсь.
Исаев возвращался, неся в руках две кружки с горячим чаем. Всю ночь они ожидали возвращения парламентёров, сидя на снарядном ящике. Уже под утро Потапов отправил его за чаем.
— Спасибо, Всеволод Васильевич, — генерал взял кружку и с наслаждением из неё отхлебнул. — Меня, пока вы ходили, посетила забавная мысль. Стойте! Слушайте!
Но Всеволод и сам уже слышал быстро приближающийся дробный перестук копыт. Давненько никто, вот так, бесшабашно, не носился тут на конях, не опасаясь нарваться на пулю патруля. Вытащив из колодки маузер, Исаев шагнул вперёд. В предутреннем сумраке из-за угла на рысях вылетели два всадника.
— Опусти ствол, Сева, — послышался знакомый голос. — Мне лишняя дырка в голове ни к чему.
— Держи! — Исаев протянул кружку, спрыгнувшему с коня Стасу. — Мы вас уже живыми и не ждали.
— Я смерти так надоел, что она уже и связываться со мной не хочет, — в сумерках блеснули белые зубы Камо.
Он жадно глотнул чая из кружки, переданной ему Сизовым, и блаженно вздохнул.
— Вах-х! Нектар!
— Так, хватит эмоций, господа офицеры, — строгий голос генерала вернул всех на грешную землю. — Рассказывайте, как живыми уйти сумели.
Выслушав спокойный, без малейшей примеси эмоций, рассказ Стаса, Потапов грустно кивнул.
— Верно про него кто-то из недругов сказал — сердце льва, а ум барана. С него ещё станется Керенскому поверить.
Как показало дальнейшее развитие событий, предчувствие старого разведчика не подвело. Для Сизова так и осталось загадкой — как мог этот умный, инициативный генерал, истинный Герой России, поверить лишённому совести стряпчему?
«Невольник чести.» — всплыли вдруг в памяти слова русского поэта.
И, поразмыслив, мысленно согласился с Лермонтовым. Как бы там ни было, его чести они были обязаны жизнью.
«Русские люди! Великая Родина наша умирает. Близок час ее кончины. Вынужденн ый выступить открыто я, генерал Корнилов, заявляю, что Временное правительство под д авлением большинства советов действует в полном согласии с планами германского гене рального штаба и одновременно с предстоящей высадкой вражеских сил на рижском поб ережье, убивает армию и потрясает страну изнутри. Тяжелое сознание неминуемой гибел и страны повелевает мне в эти грозные минуты призвать всех русских людей к спасению умирающей Родины. Все, у кого бьется в груди русское сердце, все, кто верит в Бога, иди те в храмы, молите господа Бога об явлении величайшего чуда спасения родимой земли. Я, генерал Корнилов, сын казака-крестьянина, заявляю всем и каждому, что мне лично ни чего не надо, кроме сохранения Великой России, и клянусь довести народ путем победы над врагом до Учредительного Собрания, на котором он сам решит свои судьбы и выбере т уклад новой государственной жизни. Предать же Россию в руки ее исконного врага герм анского племени и сделать русский народ рабами немцев я не в силах. И предпочитаю ум ереть на поле чести и брани, чтобы не видеть позора и срама русской земли. Русский нар од, в твоих руках жизнь твоей Родины!»[86].
Но воззвание генерала, помешанного на чести, оказалось гласом вопиющего в пустыне. События последней недели показали, что генерал Потапов не зря считается великолепным аналитиком. В течение нескольких дней армия Корнилова развалилась, буквально, на глазах. Сам Корнилов был арестован генералом Алексеевым. Массивное колесо Истории, подскочив на новом бугорке, продолжало, как ни в чём не бывало, катить дальше по накатанной колее. Стас, в какой уже раз, убедился воочию, что историю легче всего менять с помощью историков, причём, постфактум. А реально.
Он горько усмехнулся, вспомнив, с какой непринуждённой лёгкостью, почти играючи, меняли ход событий герои романов.
— Какая тут, на хрен, бабочка.
— Ты о чём? Какая бабочка? — поднял голову от бумаг Сосо. — Сам с собой разговариваешь?
— Да, был у нас такой фантастический рассказ.
Стас вкратце изложил бессмертную историю Рэя Брэдбери.
— А что? — усмехнулся Сталин. — Всё вполне логично — раздавил насекомое, получи другого президента. Сам виноват, нечего, понимаешь, бабочек топтать. Смотреть надо под ноги. Ты, вот, например.
— Что — я? — сощурился Сизов.
— Тут, в нашем времени, уже так «натоптал», что без бутылки не разберёшься.
Поймав удивлённый взгляд Стаса, Сосо пояснил:
— Это я в Сибири такое выражение слышал. У Лидиного отца такая присказка была.
— Ну, если я ещё кому пару мозолей оттопчу, то ты, Сосо, всё равно в накладе не останешься, — хмыкнул Сизов. — А, вот, поговорить бы нам с тобой об одном деле не мешало.
— Если это твой привет из будущего, то ничего не имею против, — Сталин испытующе взглянул на собеседника. — До начала совещания пять минут, а разговор, как я понимаю, будет не простым. Вечером поговорим.
Сизов кивнул головой и вышел в приёмную, где дым стоял коромыслом и пулемётной очередью стрекотала печатная машинка Инги. Бросив на него быстрый взгляд, она вытянула из недр стола небольшой листок и подала.
— Это есть общая сводка, детали обговорим попозже. У меня есть для тебя важный разговор.
— Если только под приличный ужин на двоих., - усмехнулся он.
В приёмной стоял такой галдёж, что можно было обсуждать всё, что угодно. Инга вынула тонкую длинную папироску, не обращая внимания на прибывавших к совещанию «товарищей». Глядя Стасу прямо в глаза, девушка откинулась на спинку стула и, по-мужски закинув ногу на ногу, закурила.
— В России много нефти и есть тот, кто желает её приобрести. Тебе надо только переговорить с Сосо.
Час спустя он мчался с Всеволодом на автомобиле на одну из явочных квартир. Дверь им открыл Карл Иванович. В стёганом халате и мягких туфлях он был похож на добропорядочного буржуа, и только оттопыривающий карман ствол эту мысль сразу сводил на нет. Заперев двери, он последовал за своими гостями в кабинет, где на столе парила вместительная чашка ароматного кофе.
— И нам наливай, буржуйская морда, — хохотнул Исаев. — Пока мы сами тебе экспроприацию не навели. Жируешь тут, гидра!
— Экспроприатор нашёлся, — невозмутимо парировал Вернер. — Ты мне папирос привёз? Кофе тоже последний, а у меня без него мозги не работают.
— Сегодня нарочный доставит. Держи коньяк, — Стас выставил на стол пару пузатых, тёмного стекла, бутылок. — Это тебе премия за работу.
— И повод расслабиться, — повеселел Карл Иванович. — Ладно, пока я на стол накрою, почитай новое лондонское донесение.
Стас подошёл к подоконнику и провёл рукой снизу. Сдвинув торчащую шляпку гвоздя, он вынул из открывшегося углубления тонкий рулончик папиросной бумаги. Написанный убористым текстом отчёт привёл его в хорошее настроение. Подняв налитый на четверть бокал, он вдохнул почти забытый во всех этих передрягах аромат настоящего коньяка.
— За победу! — прозвучал короткий тост.
Товарищи, словно на полковом смотре, подобрались, коротко, по-военному, кивнули и выпили до дна.
Глава 24. Мы наш, мы новый
Среди ресторанных зеркал и пальм в кадках, она была воплощением забытого в эти смутные времена утончённого изящества. Полуопущенные пушистые ресницы и нежные розовые губы приковывали к себе взгляды мужчин. А отдельный столик, накрытый на двоих, словно приглашал разделить её одиночество. Двое или трое ревнителей женской красоты, раскланиваясь и рассыпаясь в комплиментах, попытались, было, скрасить уединение красавицы, но насмешливо-холодный взгляд и пара слов, негромко брошенных в ответ, заставили их сконфуженно ретироваться.
Сбросив пальто на руки швейцару, Стас прошёл в зал и неспешно двинулся меж столиков к поджидавшей его Инге. Галантно приложившись губами к снисходительно поданной руке, он спокойно занял место за столиком. Дождавшись, пока официант разольёт вино в бокалы и удалился, пригубил и вопросительно взглянул на девушку.
— Итак, что мы имеем сказать?
— На завтра назначена встреча посланника со Сталиным. Но, это завтра! А теперь, мы будем ужинать, — кивнула она на заказанные блюда.
— Ужинать, так ужинать, — кивнул Стас. — Имеем право. Обеспечили заговор главы государства с агентурой «мировой закулисы» и до сих пор ещё не расстреляны. Эрго, бибамбус![87]
И, плеснув себе в стопку водки, махнул её в рот.
