— Смотрите, дон Фернандо, — проговорила она, наклоняясь к нему, — вы близки к цели!
Запах ее духов ударил ему в голову, но усилием воли он перевел взгляд туда, где за толщей камня скрывались вожделенные золото и власть. Только они были способны утолить жажду его сердца, терзаемую мечтами о безграничном могуществе, питаемом золотом и потустронними силами, и от торжества всей его жизни отделяла какая-нибудь сотня ярдов.
Нет, профос вовсе не собирался присваивать клад себе, за исключением одной вещи — хрустального черепа. Сокровища должны были поступить в казну Ордена, и славу должен был стяжать он, отец Франциск, и никто иной. Жаль, что многие забывают одну простую мысль — прежде всего мы служим Небесному Отцу, и этому служению должны отдавать все наши силы и помыслы. Горе тому, кто забудет эту истину, и да покарает его меч разящий.
О мече разящем отец Франциск позаботился особенно. Он велел выдать индейцам оружие, где-то в глубине души надеясь, что дело обойдется без кровопролития: скорее всего у Харта и тех, кто помог ему бежать, слишком мало сил для прямой стычки.
Процессия двигалась вдоль русла реки прямо сквозь заросли колоказии, в изобилии произраставшей здесь к удивлению индейцев, которые употребляли клубни этого многолетнего растения в пищу, выращивая его на своих небольших огородах в редукции. Вскоре профос сообразил, что принятые им в начале за скалы покрытые растительностью груды камней в действительности являются рукотворными строениями, а на самом деле они двигаются по улице давно брошенного неведомыми людьми города, выстроенного кем-то прямо в сердце неприступной сельвы. Отец Франциск перевел взгляд на индианку, восседавшую по правую руку от него на носилках.
— Что это? — спросил он ее, показывая рукой на возвышавшийся впереди них геометрически правильный холм.
На-Чан-Чель обернулась к нему улыбаясь, и он увидел как хищно сверкнули ее белоснежные зубы.
— Это цель нашего путешествия. Ты искал сокровища — ты нашел их. Мы пришли.
Услышав это, Лукреция метнула на индианку испытующий взгляд. Она ни на йоту не доверяла этой дикарке и интуитивно чувствовала какой-то подвох, теряясь в догадках, в какой момент На-Чан-Чель прекратит ломать комедию и зачем ей все это нужно. Потом она презрительно посмотрела на профоса. «Да уж, — подумала леди Бертрам, — взвился жеребчик!»
А отец Франциск от нетерпения привстал в портшезе и оглянулся. Насколько хватало глаз, вокруг расстилался заброшенный город. То, что он вначале принял за заросли и камни, оказалось брошенными жилищами. Сама долина словно гигантскими столбами была окружена высокими скалами с плоскими вершинами. С одной из них, поднимая тучу брызг, низвергались водопады, окруженные радугой — это солнечный свет преломлялся в водяной пыли.
Стаи попугаев и других, незнакомых профосу, птиц, испуганные людьми, поднимались из кустарника и с воплями носились над людскими головами. С каждым их шагом гул водопадов становился громче и громче, и вскоре для того, чтобы расслышать друг друга, людям приходилось кричать.
— Что, сокровища спрятаны здесь? — крикнул монах индианке. Та снова повернулась к нему.
— Да. Но чтобы обрести их, тебе придется подняться на пирамиду! — ответила она.
— Какую еще пирамиду? — проорал отец Франциск, стараясь перекричать водопад и птиц.
— Ту, что впереди тебя, слепец! — ответила индианка, и, хотя она не повышала голоса, монах ее услышал.
Он приложил руку ко лбу, защищая глаза от нестерпимо яркого солнца, и увидел, что процессия медленно движется к холму, который на самом деле был вовсе не холмом, а огромной ступенчатой пирамидой, сложенной из грубо отесанных валунов, сложенных один на другой. Ветер нанес на камни землю и семена, и сооружение от земли до верхушки заросло тощим кустарником и деревцами. Кое-где лианы зелеными канатами перекинулись от одного края к другому, ярд за ярдом подползая к вершине.
— Что, сокровища в этой пирамиде? — спросил он у На-Чан-Чель.
— Да! — ответила она. — Мы уже близки к цели.
Леди Бертрам посмотрела на индианку, и их взгляды встретились. В черных глазах краснокожей принцессы светилось гордое торжество, смешанное с презрением. О, это чувство Лукреция узнала бы под любой маской. Она не подозревала, что видит перед собой соперницу, но бессознательно ненавидела ее от всей души. Возможно, индианка питала к Лукреции похожие чувства, но, судя по всему, сейчас ей было просто не до этого. На-Чан-Чель отвернулась, переведя взгляд на профоса.
«Я выиграю, — решила англичанка и стиснула кулачки: — Как только, красавица, он увидит золото, твои туземные чары потеряют силу, и отдадут тебя, бедняжку, на перевоспитание в какой-нибудь дальний монастырь. Никогда гордый испанец не снизойдет до жалкой индейской дикарки».
Лукреция отвлеклась от своих мыслей только в тот момент, когда процессия остановилась у самого подножия громадной пирамиды.
Индианка спешилась и подошла к стене, сложенной из огромных камней.
— И как мы попадем внутрь? — тщетно скрывая волнение, спросил отец Франциск.
— Вели всем оставаться снаружи и отойти от нас на десять шагов, — приказала индианка. — Простым людям нельзя внутрь, они должны подниматься по ступеням. Таков закон.
— А зачем нам внутрь? — допытывался монах.
— Ты хочешь найти сокровища? — вопросом на вопрос ответила женщина, устремляя на отца Франциска пронзительный взгляд.
— Хорошо.
Отец Франциск отступил на несколько шагов назад и жестом подозвал к себе брата Хосе.
— Вели индейцам подниматься наверх. Пусть братия хорошенько присмотрит за ними. А сам не спускай глаз с сеньоры, она слишком ценна для нас.
Брат Хосе почтительно склонил голову, и профос, слишком увлеченный моментом, не заметил, как ярость молнией полыхнула в его глазах.
— Зачем Ордену эта женщина? — вдруг тихо спросил секретарь.
Профос в изумлении обернулся к нему.
— Да ты в своем уме, брат Хосе, что задаешь мне такие вопросы? Ты забыл устав Ордена?
— Я-то не забыл! — ответил Хосе, еще ниже опуская голову. Он окончательно убедился в том, что отец Франциск одержим пагубной страстью и губит не только себя, но и миссию.
— Тогда иди и исполняй что велено, — резко сказал профос.
Брат Хосе склонился в поклоне и пошел к братьям, ожидавшим распоряжений его высокопреподобия.
Тем временем индианка встала перед пирамидой таким образом, что оказалась точно в центре между двух каменных рельефов, изображающих головы ягуара. Она воздела руки к небу и принялась нараспев произносить слова на давно забытом языке. Ее чистый голос, увеличенный удивительной акустикой этого места, усилился, так что, казалось, ее слышно по всей округе. От этих произносимых речетативом заклинаний всем стало не по себе. Порыв ветра пронесся по долине, срывая листья и пригибая траву, замолчали птицы, а солнце скрылось в дымке, отчего все погрузилось в тень.
