Не обязательно, подумала я. Любой может добраться куда угодно, даже без машины, если есть время и деньги. А Нейту не нужно было перелезать через забор. Он просто ушел налегке.
Я опоздала. Если бы я вышла в ту ночь, когда Нейт плавал, или в пятницу поговорила с ним в школе, возможно, мне бы удалось ему помочь. Теперь я не знаю, где его искать, даже если захочу пойти за ним. Нейт может быть где угодно.
Оказалось, что ехать в школу самостоятельно после того, как долго зависела от других, еще страннее, чем я ожидала. При других обстоятельствах я, наверное, радовалась бы поездке, но только не теперь, когда одна сидела в «ауди» посреди потока машин. У светофора я заметила, что какая-то женщина за рулем минивэна смотрит на меня в упор — похоже, приняла за избалованную девчонку в дорогом автомобиле, которая, бросив на соседнее кресло рюкзак, едет в престижную школу. Сама не знаю почему, но меня это сильно задело, я тоже уставилась на нее и не отводила взгляда до тех пор, пока она не повернула.
Поставив машину на школьной парковке, я глубоко вздохнула и зашагала через двор, пытаясь прояснить мозги. Будучи уверенной в том, что Нейт уехал, — еще до того, как мне об этом сказали! — я невольно последовала плану Жервеза и перешла в дзен-режим, хотя бы потому, что не могла сосредоточиться на математике. Не думала я о ней и когда подходила к кабинету, у дверей которого меня ждал Жервез собственной персоной.
— Привет, — сказал он. — Ты выполнила мои указания? Спала не меньше восьми часов? Съела богатый протеинами завтрак?
— Жервез, угомонись, а?
— Запомни, — продолжил он, не обращая внимания на мои слова, — не торопись с первыми примерами, даже на первый взгляд легкими. Они нужны для того, чтобы подготовить мозг, заложить основу для более трудных заданий.
Я кивнула, не удосужившись ответить.
— Если забудешь правило дифференцирования, вспомни формулу, о которой мы говорили. Запиши ее на листочке, чтобы все время была перед глазами.
— Мне пора идти.
— И последнее, — не умолкал Жервез, хотя в кабинете моя учительница, мисс Гуден, уже взяла стопку листков с заданиями, чтобы раздать ученикам. — Если застрянешь, просто освободи мозг. Представь себе пустую комнату, мысленно ее исследуй и наткнешься на решение.
Он буквально выпалил последние напутствия, совсем не в дзен-манере, торопился сказать все до звонка. Даже в своем взвинченном состоянии я вдруг поняла, что неплохо бы проявить больше благодарности. Конечно, у нас с Жервезом был уговор и я платила ему двадцать долларов за час, когда он выписывал мне счет (кроме шуток, раз в две недели и на распечатанном фирменном бланке). Но заявиться для последнего инструктажа? Тут явно нечто большее, чем служебный долг. Даже для комплексной и проверенной методики.
— Спасибо, Жервез, — произнесла я.
— Не благодари, — ответил он. — Просто набери девяносто баллов. Не хочу, чтобы ты испортила мне коэффициент успеха.
Я кивнула, вошла в класс и села на свое место. Оглянулась на дверь и увидела, что Жервез все еще там. Джейк Бристол, который сонно моргал за соседней партой, перегнулся через проход и ткнул меня в плечо.
— Что у тебя с Миллером? Совращаешь малолеток?
Я окинула его хмурым взглядом. Придурок.
— Нет. Мы — друзья.
Мисс Гуден уже шла между рядов, улыбаясь, и раскладывала листки с заданиями лицевой стороной вниз. Она была высокой и миловидной, с длинными белокурыми волосами, которые закалывала на затылке карандашом всякий раз, когда объясняла новый материал и исписывала доску теоремами.
— Удачи! — пожелала она мне, когда я перевернула листок.
Вначале мне стало нехорошо, сердце екнуло, но потом я вспомнила слова Жервеза о том, чтобы не торопиться и подготовить мозг, взяла карандаш и принялась за работу.
Первый пример был легким. Второй — чуть труднее, но вполне решаемый. Только добравшись до конца страницы, я вдруг поняла — у меня получается! Я переходила от одного примера к другому, следуя советам Жервеза и поглядывая на правило, которое нацарапала на полях: «Производная степени функции (x) равна произведению показателя степени (n) на функцию, в степени на единицу меньше (n — 1), на производную самой функции». Я словно услышала голос Оливии, а еще — Жервеза, он как будто подсказывал, что делать дальше, стоило мне засомневаться.
До звонка оставалось десять минут, когда я приступила к последнему примеру и зависла. Я тупо глядела на него и чувствовала, как начинаю паниковать. Тревога поднималась откуда-то изнутри, и в этот раз никто ничего не советовал. Я оглянулась — на соучеников, которые все еще что-то писали в своих листочках, на мисс Гуден с глянцевым журналом в руках, потом — на часы. Пять минут. Я закрыла глаза.
Жервез велел представить пустую комнату, и поначалу я попыталась вообразить белые стены, деревянные полы, все простое и безликое. Мысли постепенно пришли в порядок, и вдруг я действительно что-то увидела: дверь распахнулась, и перед моим внутренним взором предстало помещение, которое я сразу узнала. Нет, не каморка в желтом коттедже и не комната в доме сестры, а квартира с огромными окнами, спальней рядом с гостиной, пуховым одеялом, только что из химчистки, и диванами, на которых никто не сидит. Пустая не в прямом смысле этого слова, а по ощущению. Я мысленно двигалась от предмета к предмету, пока не увидела перевернутую крышечку от рутбира на шкафчике, где ее оставили, чтобы кто-то нашел.
Открыв глаза, я уставилась на единственный пробел на своем листке — нерешенный пример. У меня было еще три минуты, и я торопливо нацарапала ответ, ни о чем не думая, просто следуя интуиции. Отнесла работу к учительскому столу, сдала и выбежала из класса — спешила на парковку. Звонок, далекий и однотонный, прозвучал, когда машина тронулась с места.
В идеальном мире я бы запомнила не только где находится дом, этаж, на котором нужно остановить лифт, но и номер квартиры. Но так как это был мой мир, я оказалась на седьмом этаже, в коридоре с совершенно одинаковыми дверями и без малейшего понятия, куда идти. В конце концов я прошла половину коридора и начала стучать во все двери подряд.
Если кто-то отзывался, я извинялась, если нет — шла дальше. Лишь у шестой двери что-то случилось: никто не открыл, но изнутри послышался шум. Инстинктивно — назовите это дзен-режимом! — я нажала дверную ручку. Незапертая дверь открылась.
Комната была точно такой, как я ее представляла. Нетронутые диваны, девственно-чистые поверхности, крышка от бутылки на том же месте, где лежала раньше. Единственное отличие — джемпер с надписью «ПЛЫВИ!», небрежно брошенный на спинку стула. Я подняла его, прижала к лицу и вдохнула запах хлорированной воды. Запах Нейта. Я все еще чувствовала этот запах, когда выглянула на балкон и увидела Нейта.
Он стоял спиной ко мне, держась за перила. На улице было очень холодно, сквозь приоткрытое окно пробивались струйки ледяного воздуха. Я хотела потянуть за ручку балконной двери, но замерла, внезапно испугавшись. Как вернуться к кому-то, если не уверен, что он готов сделать то же самое? Я не знала, но поняла: сейчас нужно просто надеяться, что ответ придет сам собой. Я распахнула дверь.
Нейт вздрогнул и резко обернулся. На его лице читались удивление и тревога, и только увидев, что это я, он немного пришел в себя. Я заметила красные, уже начавшие синеть отметины на его щеке и подбородке. Было ясно, что наступил момент, когда некоторые вещи уже невозможно отрицать или скрывать. Даже от себя самого.
— Руби, что ты здесь делаешь?
Я открыла рот, чтобы ответить, произнести хотя бы одно слово, пусть и не самое подходящее. Ничего не придумав, я посмотрела на пейзаж, который простирался вдаль за спиной Нейта. Он не походил на пустую комнату, но, наверное, для вдохновения это было не важно, ведь именно в этот миг я поняла, что нужно сказать. Неплохое начало, хотя бы потому, что я услышала эти слова от Коры, когда все только начиналось.
— На улице холодно, — сказала я, протягивая ему руку. — Зайди в комнату.
Глава 19
Нейт зашел. Уговорить его вернуться оказалось труднее.
Если точно, мы больше двух часов сидели на кушетке и обсуждали все, что случилось, прежде чем он согласился обратиться за помощью. По крайней мере, тут долго думать не пришлось. Я взяла его телефон, набрала номер, и к тому времени, как мы добрались до моего дома, Кора уже ждала.
Они сидели за кухонным столом, я маячила сзади, у кухонного «острова», а Нейт рассказывал. О том, как поначалу жизнь с отцом была вполне терпимой — время от времени у того возникали финансовые проблемы и неприятности с кредиторами, но он редко срывал зло на Нейте. С осени дела у «Будьте спокойны» шли все хуже и хуже, а после Рождества, когда наступил срок погашения займов, стали совсем плохи. Нейт сказал, что хотел продержаться дольше, но после особенно жестокой выволочки пару дней назад, закончившейся синяками, его терпение лопнуло.
