Во все «застойные» эпохи есть свои недовольные. Они не имеют народной поддержки и волей-неволей кончают бегством из своего общества. И при Алексее Михайловиче был свой «невозвращенец», дьяк Приказа Тайных дел Григорий Котошихин. В 1664 г. он бежал из Московии в Польшу. Проведя некоторое время в Польше, он давал консультации по вопросам обороноспособности Московии, а затек перебрался в Пруссию и далее в Любек и в Швецию. В 1666–1667 гг. он жил в Стокгольме под именем Ивана Александра Селицкого, где «при ободрении» государственного канцлера графа Магнуса Делагарди и составил свое описание быта, нравов и политического устройства России.[149]
Судя по всему, с головой у этого Сахарова XVII века было не лучше, чем у «нашего». Котошихин (без особенных причин) убил своего домашнего хозяина и был казнен. Как и «наши» диссиденты, никакой поддержкой в народе он не пользовался, и о нем в России мало что знали.
Экономический подъем
В XVI веке ничего подобного еще не было, а в XVII веке замкнутость отдельных районов Московии разрушается быстро. В годы «застоя Алексея Михайловича» Поволжье славится выделкой кож, Поморье — солью и изделиями из дерева, Смоленск, Новгород и Псков — льняным полотном, и все эти районы начинают торговать между собой, обмениваться своими изделиями.
В «никакие годы Алексея I Михайловича» формируются такие знаменитые центры народного художественного производства, как Хохлома и Гжель.
Основной центр железоделательного производства сложился в уездах к югу от Москвы: Серпуховском, Каширском, Тульском, Дедиловском, Алексинском. Тульское железо и серпуховский уклад были известны далеко за пределами этого района.
Второй центр железоделательного производства — это Север: Тихвин, Заонежье, Устюжна Железнопольская. Сошники, сковороды, гвозди, ножи, топоры, скобы из Великого Устюга — в Москве, Смоленске, Ярославле.
В отличие от «передовых» стран Запада, Торговый устав 1653 года предусматривает полное уничтожение внутренних пошлин! Тогда как во Франции внутренние пошлины были до 1793 года, Германия до 1870 года оставалась конгломератом независимых княжеств — как Русь XIV века.
В «годы застоя XVII века» появились в Московии и крупные производства.
Как мануфактуры организованы традиционные промыслы Руси: рыбные и соляные промыслы низовьев Волги, Севера. Организовывали эти промыслы купцы, вкладывавшие свои капиталы и прекрасно умевшие объединять эти капиталы, делая «обчества» на паях.
А масштаб производств был громаден — в одной Соли Камской работало одновременно 200 соляных варниц, добывавших до 7 миллионов пудов (более 110 тысяч тонн) соли в год. Из Астрахани каждый год вывозились до 300 тысяч пудов (4800 тонн) соленой рыбы и красной и черной икры.
Канатные дворы в Вологде и в Холмогорах возникли еще в XVI веке, и они быстро восстановились после разорения Смутного времени. Тогда же в Архангельске возник совершенно новый Канатный двор, которого там раньше не было. О масштабе этих предприятий говорит хотя бы число работающих на Вологодском канатном дворе — более 400 человек. А Холмогорский двор давал канаты для оснастки четвертой части кораблей английского флота — второго по размерам в мире (после голландского).
Это все — примеры производств, организованных совершенно по-«буржуазному».
Историки дружно отмечают для всего XVII века возрастание роли вольнонаемного труда на купеческих мануфактурах и на транспорте — на Волжском, Сухоно-Двинском водных путях. То есть отрыв производств от крестьянского отходничества, от мелкой крестьянской промышленности — то есть от положения чего-то второстепенного по сравнению с основным — земледелием. В XVII столетии вырастает класс людей, все слабее связанных с аграрным хозяйством, а следовательно — и с аграрным обществом, и с теми формами общественного сознания, которые порождены аграрным обществом.
Как оценить все эти явления? А очень просто: как развитие русского капитализма. Как развитие капитализма, протекающее совершенно автономно от европейского, и пока что не испытывающего даже отдаленного воздействия своего европейского собрата.
Расцвет культуры в Московии
Считается, что европеизацию России начал Петр I, который «Россию вздернул на дыбы». Но и в официальной переписке, и в частных письмах и записках людей XVII столетия, стоит зайти речь о европейских делах, тут же начинают мелькать «комиссариусы», «резиденты», «агенты», «фриштыки» и «плезиры».
Про «резидентов» и «агентов» идет речь в царской грамоте псковскому воеводе в 1642 году. Ордын-Нащокин даже в письме к Алексею Михайловичу в 1660 году упоминает «шведского резидента».
На протяжении всего столетия складывается тот забавный русско-немецко-французский салонный жаргон, который мы привыкли считать явлением, целиком присущим XVIII веку, и над которым привыкли смеяться. Только в XVII веке применение этого жаргона имеет свои пределы: он применяется, когда речь заходит об иностранных или международных делах, а при обсуждении всего русского совершенно не применяется.
Полки иноземного строя? Но и их создал вовсе не Петр.
При Алексее Михайловиче после 1659 года государевым указом велено было «в походах быть без мест». Что означало — законы местничества кончаются там, где начинается боевой поход.
А «полки иноземного строя» с генералами, «маеорами», поручиками и полковниками, со знаменем «русский триколор», железным строем и превосходной артиллерией, с драгунскими рейтарскими полками? Во время рейда первого русского генерала Волконского по Украине его рейтары лихо говорили между собой по-французски: офицеры в полках были французы, знание этого языка сделалось культурной нормой.
Тогда же, при Алексее Михайловиче, в садиках появляются подсолнухи как декоративные растения, и очень скоро щелканьем семечек оглашаются посады, а потом и деревни. Как огородное растение разводят и кукурузу. Полевой культурой она стала только в начале XIX столетия, но уже в середине XVII века никого не удивляют ребятишки, лихо грызущие початки кукурузы, — в том числе и в глухих деревнях, везде, где только позволяет климат.
Непонятнее всего дело обстоит с картошкой… Созданное в 1765 году Вольное экономическое общество связывало появление картофеля в России (ну конечно же!) с деятельностью Петра: будучи в конце XVII века в Голландии, Петр послал в Россию мешок семенного картофеля и тем самым познакомил московитов с новой культурой. А до того, как нетрудно понять, даже о самом существовании картофеля никто и не подозревал. Следующий виток разведения картофеля в Российской империи Вольное экономическое общество относит к 1765 году: тогда Сенат издал соответствующий Указ, и правительство стало ввозить семенной картофель из-за границы и рассылать по всей империи. Рассылали, кстати говоря, безо всякого объяснения, что это за культура и как надо сажать и потреблять картофель. В результате в одних местах его посадили так, что он вообще не взошел, и все усилия правительства, все потраченные валютные деньги ушли в песок. В других местах урожай был такой, что сколько клубней посадили, столько же и выкопали (в числе прочего, никто ведь не знал о необходимости окучивать кусты).
В третьих местах пытались есть не клубни, а ядовитые завязи картофеля, и были даже умершие от отравления. Были и картофельные бунты, и воинские команды лихо палили по бунтовщикам из ружей и пушек, восстанавливая спокойствие.
Вся эта история очень в духе Петра и его наследников. Главные участники всех историй этого рода — это темный и серый народ, который необходимо просвещать, и просвещенное правительство, «единственный европеец», не жалеющее для просвещения народа решительно ничего: ни валютных денег (полученных, впрочем, путем сбора налогов), ни усилий, ни пороховых зарядов.
Даже те, кого заставляют поморщиться применяемые правительством методы, все же склонны соглашаться с «исторической необходимостью» введения в России картофеля. А раз необходимость… Ну что ж… Надо.
Вот только как тут быть с речью патриарха Никона, который в 1666 году обрушился на тех, кто курит табак, лузгает семечки, употребляет в пищу «богопротивный картовь»? Никон боролся с курением табака не потому, что познал вред и опасность этого занятия, и воевал с картошкой не потому, что не проникся еще пониманием, до чего же полезна эта культура. И табак, и подсолнечник, и картошка были для него «выходцами» из западных неправедных стран и подвергались гонениям только по этой причине (интересно, знал ли он, что растения эти американские?).
Как видите, вовсе не был он «застойным», русский XVII век! В нем менялось многое, и порой совершенно революционно.
В «годы застоя XVII века» появляется принесенный из Германии лубок.