ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ
11
Вновь зовет меня он жаркой речью,властно раздвигая мрак ночной.…Месяц загрустил над старой Сечью,на порогах Днепр шумит волной.
Звезды в небе светят исступленнои целуют в губы казака,и горят в глазах его бессонных,перстнями сверкают на руках…
Знаю я, как трудно бесконечнобедняков поднять, вести на бой…Но, мечтой ведомый к правде вечной,я надел папаху со звездой.
Не споткнись, мой конь неугомонный,не сходи с дороги столбовой.Вдруг и я залью тебя червонными склонюсь на гриву головой.
И Тарас глядит во тьму в тревоге,поднимается на стременах…В небе ходит месяц круторогий,рдеет голубая глубина.
Думу одинокую глубоко затаилТрясило ото всех…В ковыле потонет шаг широкий,захрипит, зальется кровью смех…
Не один на стенах Сечи встанет,отражая приступы вражья,и не одному в лицо заглянетдуло смертоносное ружья…
Золото огней уже из мракавыплывает, зыблется, горит…И молчат, задумавшись, казаки,только Днепр порогами шумит…
12
Сечь справляет праздник. Площадь стоголосопесни запевает, танцами гремит…Атаман за чарой льет хмельные слезы,нос его, как перец, у огня блестит.
«Я гуляю, — пей, гуляй,всяк не шитый лыком!»Площадью — из края в край —танцы да музыка…
«У меня жена — строга,кочергой дерется…Отдирает гопака,аж земля смеется…»
Ветер рвется на куски,атамана мает,выступают казаки,голос поднимают…
«У меня жена строга —мужа ожидает…Гой да го и о-ха-ха,плачет да вздыхает…
Я не знаю, что мелю,путает лукавый.Буйну голову склоню,топну каблуками.
Грусть-печаль перенесу.Я не дам оплошкии любимой привезукрасные сапожки».
Ветер рвется на куски.Атаману спится.Выступают казаки,чтобы в круг сплотиться.
На жупанах и на лицахотблеск пламени горит…В бурной пляске голь ярится,круг вращается, звенит…
А меж тучами гарцуетясный месяц — тож казак;с ними вместе он танцует,скоком, боком, так и так…
Что ж тут приняло всё унылый види на миг застыло, занемело?..То Тарас идет, аж земля гудити поля дрожат оторопело…
Гей, проснись, пробудись, атаман, — ведь шальнаясмерть твоя идет, смерть твоя бежит!..Но лежит, лежит старшина хмельная,вповалку лежит…
Гей, казаки, казаки, просыпайтесь, поскорее вставайте,вяжите старшину, оружье доставайте,ворота открывайте, братьев родных встречайте,руки кверху вздымайте!..
И казаки из хат-куреней выбегали,старшину вязали, оружье доставали,ворота открывали, родных братьев встречали,руки кверху вздымали…
Ой, скажи да поведай, Трясило,да что у тебя за власть,да что у тебя за сила,что так полонишь сердце казацкое, сердце молодое…
Месяц из тучи выглянул внезапно…И молчит Тарас…Только ветер воет……Только двери: хлоп…
Вышел поп,глянул поп,тихо скрылся поп.Двери снова: хлоп…
Искоса Трясило наблюдает,он увидел, он поднялся… Гей!Не сбежишь ни полем и ни гаем,поп проклятый, от моих очей.
Чует поп, что наступает кара,под кровать он лезет поскорей…Думает: «Проклятье янычару,чтоб ему в аду, в смоле сгореть».
Кто там двери тихо открывает?Поп со страху вдруг мочой пропах…А Тарас кровать отодвигает,тянет лихо за ногу попа…
Поп хрипит: «Тарасик ты мой милый,пощади, не сироти причет…»Что-то вдруг штаны попу смочило,по полу от шлепанцев течет…
Обошел Тарас домишки божьии связал монахов и попов.На дворе и тихо и тревожно,словно бы в сердцах сечевиков…
Булаву несет он и клейнодык берегу, где высится стена,и швыряет их оттуда в воду,и стена от казаков черна!..
Все глядят… Не вынырнут клейноды,булаву не вынесет волна…И казаки пляшут в хороводах,и стена от них черным-черна!..
А над ними небо розовеет,горизонты ширятся кругом…Только — взблеск! И солнце там алеет,выплывает огненным челом…
«Гляньте, хлопцы! Солнце наше встало!..»Саблями вдруг поле зацвело…Солнце над волнами заблистало,через Днепр им руку подало…
«Скорее в путь, чтоб не узнали,не догадались казаки,что у меня попы попали,надежно связаны, в мешки…»
Блестит и цокает железо…Тарас, пытай свою судьбу!..Он улыбнулся и прорезалкаленым голосом толпу:
«Товарищи! Скорее в море!Вернем заблудших казаков!За мною все!» Тарасу вторитгромовый гнев сечевиков…
И казаки, как волны гая,все дружно к берегу идут,они челны на Днепр спускаюти в даль туманную плывут…
13
О, дней далеких перегоны!..Не видно Хортицы давно…Ой, не один казак утонет,расплещет черное вино…
Вино иль кровь?.. В морском простореТарас ведет своих людей…Десятый раз ныряет в морезалитый кровью день…
В воде и в небе звезды светят,и тут и там ясны они.Как под ножом кровавым дети,взвывают волки на огни.
Они от голода взвывают,глаза их бешено горят…А берега плывут и тают,меняют облик и наряд…
Тревожно думалось Трясиле —как тучи по лицу прошли…Ему подобных не носилиладони матери-земли!..
О дней далеких перегоны,всё представляетесь вы мне,в вас мысль и сердце дивно тонут,как в проруби или на дне.
Чего, не знаю, сердце хочет.Ах, то не звезды — фонари,то светят трубками сквозь ночимои герои-бунтари…
Кузнечики выводят гаммынад темным зеркалом реки…И веслами, как бы ногами,перебирают байдаки…
А ночь упала на колени,им к морю проложив маршрут…И капли в лунном озареньена веслах жемчугом цветут…
Там, в тумане, башни вековыекрепости Очакова стоят,а на стенах турки-часовыемеж собою тихо говорят.
Что за плеск?.. Из ночи из туманнойдружно выплывают байдаки…Берегись, Тарас, беды нежданной!Наклоняйтесь ниже, казаки!
Гулом орудийного ударатяжко берега потрясены…А Тарас и радостно и ярогонит морем грозные челны…
И челны — мушкетами на стену,часовые — в воду головой…Выплывают, падают мгновенноснова лезут оголтело в бой…
И челны идут, туман прорезав,аж от ядер весь кипит лиман,мечет в лица волны и железо…Берегись, проклятый басурман!
Тьма горит… И на челне Трясилоогненным видением стоит…Мой казак лихой и сердцу милый,ясно вижу помыслы твои.
Я к тебе тянусь, в тебя я верю,ты мне жизнь, как солнце, осветил.Тьма горит… И кто-то, в ней растерян,в ужасе свой челн поворотил.
Но не удалось спасаться сзади…В борт ядро ударило ему…От челна лишь огненные прядипротянулись, канули во тьму…
14
В море волны-горы расходились,а меж ними — маком байдаки.Уж забыли, что вчера случилось…Дружно запевают казаки.
Уж забыли, что вчера случилось…А Тарас всё смотрит зорко вдаль,в синеву, что дымкой замутилась,не блеснет ли парусом байдак…………………………Пенится, бушует сине море,но вперед просторы их зовут,и навстречу им сквозь волны-горыказаки из Турции плывут.
Ой, немало злата в Цареграде!Каждый там немало покутил…Бравый куренной себе в наградуюную турчанку захватил.
Вся она — как робкая мимоза,шаль у ней — как заревой туман…Черные глаза глядят сквозь слезы,их губами ловит атаман…
Потерялись, потонули в мореминаретов стройных купола,муэдзин уж не встречает зори,юный хан любовью отпылал.
Юный хан, зарубленный в гареме,он приходит только лишь в ночи,только снится юный хан Зареме,и она вздыхает и молчит…
Атаман, не зарься на турчанку,ведь не для тебя ее слова,тихая девчонка-полонянкане тебя хотела б целовать.
Лишь один казак тут не ест, не пьет,только загляделся на турчанку…Жарким глазом бьет: сердце ты мое!..Он забыл, забыл свою Оксанку…
И казак встает, к пленнице идети к ее губам лицо склоняет…«Берегись, казак, не целуют так!..»Куренной пистоль свой вынимает…
Казаки молчат… Лишь вода шумит…Но внезапно в небо и рвануло…И казак упал… и казак лежит…Только шапку кверху и взметнуло…
Атаман, тебе не видать добра —ведь в себя стрелял ты из пистоля…А у казака не лицо — дыра,и над ним Зарема стынет стоя,
словно глыба льда… И по шее кровь,по сорочке медленно стекает…Молча атаман кубок свой берети вино спокойно выпивает…
«Пей, ватага, пей!» Пьют сечевики…Лишь иные с глаз слезу смахнули.Чайки лишь кричат, да вода звенито челны в своем извечном гуле………………………………Атаман хмельной не отрываетот турчанки взгляд угрюмый свой,синие штаны вином пятнает,в воду мечет каждый штоф пустой.
Казаки давно грозою стонут,в них от злости на глазах туман…Ведь забыл казацкие законыи влюбился в бабу атаман.
Только-что там тонет, выплывает?..Там под солнцем вспыхнуло весло…Перед ним, как от калины в гае,байдаками море зацвело.
И турчанку оттолкнул Барило,он поднялся, хмель с себя стряхнул…«Опоздал я», — думает Трясилои рукою казакам махнул.
Только почему глядит Заремаи бледнеет с шеи до руки?Что это? Ужель его в гаремечудом не убили казаки?!
«О юный хан мой, о коран мой…»В глазах его огонь забил…Нет, не его гяур поганыйтогда в гареме зарубил…
Но почему он с длинным чубоми чуб гадюкою бежит?..Зарема вдруг разжала губы,но поперхнулась и молчит.
Она обиды все забылаи тонет, тает, словно даль…Что загляделась на Трясила,сама красива, молода!…………………………А море Черное играет,как конь анархии в бою…И на челне тут начинаетТарас впервые речь свою.
Под ним не челн, а небо мчало,что в сердце и вверху горит…«Свяжите старшину сначала,тогда я буду говорить».
И враз клинками заискрилои закипело всё кругом…И враз сгорел, упал Барилона труп изрубленным лицом…
Не море Черное взбесилось —оковы рвет на нем казак…Так поступили, как Трясилогромовым голосом сказал.
«Гей, казаки! Вас на чужбинувсех старшина вела на смерть,и за панов там каждый гинул —то ясно каждому теперь!
Шли мстить вы туркам и татарам,а там, где край родной — село,Украйна вся гудит пожаром,Украйну кровью залило!..
Довольно быть нам в услуженьеу гетманов и старшины!Огонь борьбы за вызволеньев народе мы разжечь должны,
должны у воли встать на стражеи всех панов рубить подряд…Мы раздробим те пушки вражьи,что братьям головы дробят!..
Они к нам руки простирают,они встают… их грозен гнев!..»И шапки казаки снимают,и от клинков челны — как снег!..
«Веди нас! Слава атаману!»— «Час избавленья наступил!»— «Поганой старшине и панумы зададим кровавый пир!»
Гляди, Тарас: играет море,как конь анархии в бою…оно встречает синим хоромтепло речь первую твою.
Стоит и слушает Зарема,пьянеет, словно от вина…Ах, не таким его в гареметак часто видела она…
О люни ней, моя отрада,тебя не сможет он любить,тебе любить его не надо —он старшину уходит бить.
А он — как ветер в непокое,он первой звездочкой блестит…Турчанка слушает с тоскою,как море Черное шумит…
ЧЕТВЕРТАЯ ЧАСТЬ
