Толи Паха не обманул, толи потому что сама приложила руку, мясо показалось вкусным.
Сердце, почти с кулак, Паха приготовил отдельно.
− Самоеды верят, кто съест сердце убитого зверя, никогда не озлобится и напрасно зверушку не убьет.
Тоже ничего. Жестковато только. Сердце.
Человек любит придумывать всякие красивости. И себе памятно и вспомнить хорошо. Медовый месяц, Бабье лето…. В памяти Чили эта короткая неделя… Интересно, в чем разница с длинной неделей, если в обеих по семь дней? Так вот, неделя показалась короткой. Небольшое озерцо, в окружении могучих елей. Сколько угодно можно спать, купаться, разглядывать друг друга в хрустальной воде, не стесняться ходить голышом и читать мысли и желания по пульсу, дыханию, по сотням до этого непонятным и нечитаемым признакам. В этой коротенькой неделе уместилось столько, что при других условиях собирать годы и годы.
После нехоженых дебрей и замечательного двухдневного сплава на плоту, предстоял трудный открытый участок. В пустошах чувствуешь себя голым, не защищенным, уязвимым.
− Тут надо быстрым шагом. А то и бегом.
− Смогу, − уверена Чили.
Но не уверен Паха. Он загодя переложил из её рюкзака большую часть груза к себе. У нее только одеяло и еда.
Легкая всхолмленность напоминала ленивые волны, бегущие к далекому рифу. Серая линия горизонта обезображена конусом. Будто чирий назрел.
− Террикон. Вояки нарыли. С той стороны разлом. Спустимся. Внизу, в карьер, − глядя на излишне серьезную девушку, Паха пообещал. — Рыбы подергаем.
Темп хода приличный. Чили довольно быстро выдохлась. Паха остановился отдохнуть. Даже причину придумал, щадил самолюбие девушки.
− Давай ноги гляну.
Чили не противилась. Разулась и позволила осмотреть. Лишь только поглядывала изподлобья. Вторую половину дня она шла не очень. Молчала, думала о чем-то. Паха с расспросами не лез. Женский пол и себе мороку придумает и других заморочит.
Остановились на ночлег, но костра не развели.
− Далеко видно, обойдемся, − решил Паха.
Звезды, пустошь и тревожная тишина. И двое затерянные в тишине, пустоши и под звездами. Чили слышит дыхание Пахи. Он не спит. И знает, что она знает, что не спит. Игра такая. Знать о друг друге и делать вид, что все происходит с точностью наоборот.
«Хоть бы лапочкой обозвал,» − язвит Чили, когда пахина рука подоткнув одеяло остается лежать под её грудью. Пока.
− Спи, ланка, − тихо просит Паха, прижимаясь.
Как же…. уснешь….
Побудка не затянулась, сборы и завтрак тоже. Паха забрал её рюкзак себе.
− Постарайся не отставай в подъеме.
− А что там? — любопытничала Чили, коротая путь.
− Шахта.
− Был в ней?
− Довелось пару раз.
− Спускался?
− Нет. Там все завалено.
− Хоть что-то интересное осталось?
− Что может быть интересного в развалинах?
− Но мы же туда идем?
− Не совсем. Вон в том боксе, − Паха даже не показал в каком, − спуск. Лестница. По гребню долго обходить.
− Ты же сказал завалено все.
− Ну не все. Вернее про то не все знают.
− А вдруг там гусятники или еще кто?
− Вряд ли. Когда через террикон идут, останавливаются в том краю, где мачта. Крыша есть, стены целы, вода в цистерне. Хлопот меньше, − на этот раз Паха указал на основное скопление заброшенных строений. — А нам в другой край.
− А кто такая ланка?
− Ланка?
− Да, ланка. Ты сказал, спи ланка.
− Женщина.
− Женщина?
− Угу. Моя женщина.
− Моя? Лучше.
− Если полностью, то моя любимая женщина.
− Звучит воодушевляющее, но как-то по собственнически.
− Как есть.
− А по правде что означает?
− По правде?
− По правде-правде.
− Гм… Упитанная телка.
− Ох, ты! Коровой обозвал. А я-то наивная, думаю, что ты к моим титькам тянешься.
− У самоедов ланка самая ценная вещь в хозяйстве.
− Так я еще и вещь!?? — дурачилась Чили.
− Да, ладно тебе.
− А что говорят нелюбимой?
− Кага.
− А по-нашенски?
− Вредная
− То есть когда я буду, кисочка и лапать себя позволю, то ланка, а сковородкой двину, то кага?
− Если сковородкой, то − каренга.
− Запомню….
В бурьяне, раскинув руки обнять зарю, лежал убитый. Чили отвернулась. Не привыкнешь к подобному. От шеи до яиц плоть выедена до позвоночника.
Паха повел себя странно. Не стал осматриваться место трагедии и убитого, а закрыл глаза и подставил открытые ладони небу. Глубоко вдохнул и, издавая низкий горловой звук, застыл. Вслушался в ветер. Вслушался в пустошь.
Началась игра в кошки мышки с кем-то неведомым. Со стороны Паха выбирал легкий путь, а на самом деле двигался к одной ему известной точке. Скоро Чили поняла, к боксу они не идут.
Делали все на ходу. Ели, пили и отдыхали, замедляя шаг. За это время Паха успел осмотреть оружие. Приготовить, гранаты вывесив их на пояс.
− Чтобы не происходило, слушай только меня. Объяснения потом. Скажу беги — беги, скажу стой − стой. Что скажу, то и делай, − потребовал Паха.
− И стрелять не надо?
− Если скажу.
По небольшой дуге, обошли груды кирпича. Здание обрушено, просело крышей. Зато крыльцу с колоннами и вертушками, ничего не сделалось. Заходи.
Нить фундамента бывшего забора…. Пенек пропускного пункта… Предупреждение на плакате: Закрытая зона. Предъявите пропуск. Асфальтовая лента…. Шахматные посадки деревьев….
− Пусто, — пояснял Паха ей. − Даже сусликов нет. Их тут раньше полно было. Попрятались. Суслика поймать не всякий ловец может. Значит, не лис бояться. Лис тоже нет. Даже следов. Свежих точно. А птицы? Им то что. И птиц нет. Голубей было − тьма, а теперь где? Куда подевались?
− Как на заимке, − сравнила Чили и была не далека от истины.
Паха подтвердил её слова.
− Вот именно.
− А если вернуться? — предположила Чили и сама поняла абсурдного предположения. Заметят что уходят погонятся. А из нее бегут такой, через километр настигнут.
Паха предложения о возвращении отверг.
— Сейчас мы вон к тем развалинам. Столовая была. А дальше видишь? Остов транспортера? Скажу, туда и дуй.
Это не было тропинкой. Скорее кто-то прошел раньше их. Примял траву, бросил обертку конфеты….
Сразу за углом строения разбитый фургон. В тени остатков тента отдыхал человек-кожа. Человек с кожей свисавшей складками. Кожа двигалась, перетекала, меняла форму и оттенок, возвращалась в исходное состояние. Поодаль рыскал здоровенный пес.
Человек-кожа жадно потянул воздух носом.
− Как тебе это удалось? А?
Паха отступил на шаг, отступила и Чили, обмирая от ужаса. Говоривший покрылся сотнями мелких протуберанцев. Кожа отреагировала на присутствие людей.
− Или это не ты? — человек-кожа еще раз глубоко вздохнул.
Чили словно завороженная повторила действие. В нос ударил горький запах полыни, пыли и солнечного жара.
− Или ты знаешь место, где возможен такой приятный сюрприз?
Еще шаг назад. Паха узнал, вспомнил. В Речном, в подземке у кротов. Наблюдатель!
− Пустышка теперь вовсе не пустышка. Чудо! И даже….
Повинуясь жесту, рядом с наблюдателем пристроился тасман. Зверина обнажила игольчатые зубы, рыкнула, выказывая нетерпение. Паха, вот кто нужен! Паха. От человека еще пахло смертью собрата.
− Гляжу ты тоже в полном порядке. Еще одно чудо? Не слишком ли много чудес для одного? Не поделишься? − человек-кожа пригладил лицо, принять более благообразный вид.
− Паша… Пашечка…., − тряслась Чили. Взгляд человека-кожи выморозил у нее волю и силы.
− О чем ты? — встречный вопрос от Пахи. Им ли разговаривать? Но пока говорили, можно отступать шаг за шагом, подталкивая Чили.
− О том…. Ты жив, она жива. И оба здоровы! — милой улыбки не получилась. Кожа жила собственной жизнью. Пузырилась, двигалась, выдавая чувства отнюдь не братские.
Девушка сжалась за Пахой. За ним надежней.
− А что тут удивительного?
− Действительно. Что? Если не знать предыстории…
Человек-кожа сделал жест и тасман выдвинулся вперед.
− Мне она не нужна. И ты….Место, где мертвое начинает плодоносить.
Паха молчал и пятился. Так не могло долго продолжаться и следовало либо отвечать, либо начинать бой.
− К транспортеру! Живо! От него вниз! Беги, сказал!
− Что? — вздрогнула Чили.
− Беги! — и качнулся назад, подталкивая девушку.
Время бесед и дипломатии закончилось. Паха рванул автомат. Загрохотала очередь. Тугая, прицельная. Тасман, рванулся вперед, словил выпущенные пули. Но одной очереди слишком мало для живучей твари.
Рванул поменять магазин. Мало времени. Слишком мало. Он только вскидывался стрелять, но понимал − не успевает. Тасман длинно прыгнул. С боку мелькнула плотная тень. Динго сбил, снес зверину с траектории. Тасман еще не упал, а ему в загривок вцепился второй динго. Рядом замелькали широкие спины.