А потом талисман спас его от гнева грозного и самолюбивого государя императора Николая Павловича.
Случилось все так. Барон Петр Клодт всеми правдами и неправдами отыскал лучший выезд в столице империи – ну не мог же он, известный знаток и любитель лошадей, ездить на каких-нибудь, пусть даже очень хороших, но не самых лучших рысаках! Нет, кони его выезда непременно должны быть подобны огню, всепоглощающему степному вихрю, с первого взгляда поражать всех красотой и дивной статью. Именно таких коней он искал. Наконец нашел, и не торгуясь, перекупил – породистых, прекрасных и быстрых, как вольный ветер. И специально заказал лучшему столичному мастеру лучшую коляску, сиявшую лаком, с мягкими, пружинящими сиденьями.
Однажды под вечер экипаж прославленного скульптора проезжал по Дворцовому мосту. И тут кучер Петра Карловича, на беду ничего не подозревающего барона, зорким взглядом заметил впереди коляску самого императора Николая I, запряженную прекрасными лошадьми. Кучер академика живописи тоже был заядлым лошадником, и в нем невольно взыграло ретивое.
– А что, барин? Может, покажем тем, кто впереди нас плетется, каково пыль глотать? – обернувшись с козел к барону, спросил лихой кучер. Глаза его лукаво блестели, но Петр Карлович ничего подозрительного не заметил и никакого подвоха не почувствовал.
– Давай, – зная страсть своего кучера к быстрой езде и его умение удивительно ловко управляться с лошадьми, спокойно разрешил барон.
У него даже в мыслях не было, кого решил обогнать его лихой возница. О, если бы барон тогда знал или хотя бы подозревал, с кем решил посоревноваться в резвости выездов его азартный кучер!
Нарочно дав возможность красивой коляске императора Николая I оторваться на достаточно большое расстояние, кучер барона привстал на козлах, дико гикнул, громко щелкнул вожжами, и великолепные кони-звери скульптора словно полетели, пластаясь над дощатым настилом моста и дробно стуча копытами, – ну совсем как те дикие степные жеребцы, что летели с развевающимися гривами по россыпи мелких изумрудов на старинном золоте амулета, возможно, когда-то зачарованного или заклятого непонятными волшебными словами, хранившимися в памяти древнего персидского или индийского мага, имя которого давно забылось, когда-то повелевавшего некими темными потусторонними силами. Как знать? Теперь это уже не имело значения: конница выбивала свою магическую музыку.
– Н-но! Наддайте, родимые! – то и дело подгонял скакунов кучер академика живописи.
Ветер уже вовсю свистел в ушах, коляска неслась по мосту с бешеной скоростью, и блестящий царский экипаж, несмотря на все усилия его умелого возницы, тоже погнавшего коней, приближался с каждой минутой.
Вот коляски уже поравнялись, и через мгновение резвые кони скульптора вырвались вперед, легко обойдя царский выезд.
– Это что же? – недоуменно даже привстал с обитого мягкой кожей сиденья строгий император и сердито погрозил пальцем барону, явно узнав обгонявшего его седока.
Чего греха таить, академик после этого не на шутку струхнул. Крутой нрав государя Николая Павловича всем был отлично известен: у него за любую провинность можно не только должности лишиться, но и угодить в Сибирь. Обогнать царскую коляску! Да еще где? Совсем рядом с Зимним!
Приехав домой, барон приказал немедленно пригласить кучера в кабинет.
– Что же ты, братец, со мной делаешь? – вкрадчиво спросил его академик. – Учти, на каторгу можем вместе отправиться, любезный мой, невзирая на должности, чины и звания.
– Неужто туда и живописи академиков отправляют? – недоумевал кучер.
– А ты как думал? Ордена дают за подобные художества? С сегодняшнего дня я тебе строго-настрого запрещаю всякие гонки по улицам. Ездить можешь только шагом! В крайнем случае легкой рысцой. И не дай тебе бог даже приблизиться к царскому дворцу: чтобы всегда далеко стороной его объезжал, каналья! За три версты! Не меньше!
Кучер истово клялся и божился, что барин может на него положиться. Тем не менее, как позднее рассказывал сын Петра Карловича, доводивший до трясучки азарт у возницы быстро взял верх над страхом и осторожностью, совсем лишив его разума и чувства самосохранения.
Дело оказалось еще и в том, что царский кучер тоже уродился мужиком далеко не промах и, увидев в лихом вознице барона Клодта достойного соперника, не стерпев позорного поражения в стихийно начавшихся гонках на Дворцовом мосту, тайком, через верных знакомых, передал кучеру академика:
– Пусть теперь крепче вожжи держит! Вызываю его на честное состязание. Либо побьемся вдребезги, либо докажем всей столице, кто из нас лучший! И у кого кони резвее!
Заварилась крутая каша: была задета честь самых отчаянных возничих, управлявших лучшими в Санкт-Петербурге, а то и во всей империи, выездами. Теперь кучера-мужики тайком от своих великих господ твердо решили раз и навсегда выяснить, чьи лошади лучше и чье умение управлять ими выше. Ни сам грозный государь император Николай I, ни академик живописи барон Петр Клодт ни сном ни духом не знали об этом намечающемся необычном азартном соревновании и оставались в полном неведении. И даже не подозревали, какая смертельная опасность грозит жизням двух возничих, если действительно начнутся эти невообразимые, бешеные скачки, в которых каждый из возничих ставит на карту и свою честь, и жизнь.
Зато по императорской столице тишком, от дома к дому, от «прешпекта» к «прешпекту» поползли разные слухи. Многие богатые купцы втайне бились об хороший заклад, а дворяне держали пари: кто же в гонках лучших в столице экипажей одержит победу? Все, кроме спокойно спавших седоков, с нетерпением ждали: когда же?
Несколько дней после происшествия на Дворцовом мосту внешне все было тихо, отчего академик живописи несколько успокоился. Но, как на зло, вскоре на Морской улице его кучер издали заметил царский экипаж и тотчас пустился вдогонку. Императорский кучер решил не уступать. И вот она началась, столь долго ожидаемая всеми сумасшедшая гонка!
Барон Клодт, пребывающий в нешуточном испуге, что есть силы лупил тростью по спине кучера, чтобы тот немедленно остановился. Да куда там! Азарт гонки затмил разум мужику, и он, ни на что не обращая внимания, гнал что есть мочи. Пролетая мимо царской коляски, которая вскоре осталась позади, академик с ужасом увидел, как государь погрозил ему увесистым кулаком, туго затянутым в белую лайковую перчатку…
По возвращении домой Петр Карлович немедленно сказался серьезно больным и некоторое время вообще не показывал носа из дому – жуткий страх одолел академика. Шутка ли, император показал кулак!
Но тут подоспел государственный заказ: требование изготовить конные скульптуры для Аничкова моста. Новая работа всегда увлекала скульптора, и вскоре он, совершенно забыв обо всем, увлеченно лепил и лепил любимых лошадей.
Наконец скульптура уже закончена и аккуратно переведена из глины в твердую форму. К неописуемому ужасу вновь вынужденного вернуться к суровой действительности академика, в его мастерскую приехал царский генерал-адъютант и, позвякивая шпорами, сообщил:
– Его императорское величество желает лично увидеть скульптурные группы. Вы готовы к демонстрации работы перед Его Величеством?
– Конечно, конечно, – только и мог в ответ растерянно пробормотать барон.
Приезда императора академик ждал с замиранием сердца: а ну как сейчас Его Величество посмотрит, презрительно скривится и припомнит устроенные кучером барона сумасшедшие гонки на Морской… Нет, лучше об этом не думать! Гнать прочь от себя такие мысли!
Император прибыл в мастерскую с большой и пышной свитой. Звенели шпоры, сияли ордена… Холодно кивнув прославленному скульптору, царь долго молча и придирчиво рассматривал со всех сторон модели впоследствии ставших знаменитыми коней. Потом знаком приказал автору подойти ближе.
Барон Клодт тайком взялся за свой медальон-талисман с перламутровыми конями, во весь опор скачущими по изумрудной траве, и взмолился:
– Спаси, Господи, меня грешного! Пресвятая Богородица, будь моей заступницей!
– Со своих лепил? – Холодные, как стальные клинки, светлые глаза монарха не мигая впились в лицо Петра Карловича.
– Да, Ваше Величество. Есть такой грех.
– Ладно. – Жесткий взгляд грозного императора сразу смягчился, и по его губам скользнула улыбка. – Ради этих великолепных коней я тебе тех прощаю. И благодарю. Получишь достойную награду, заслужил.
– Вынесли, родимые! Помог Господь! – Барон нежно погладил талисман.
Говорят, свой загадочный талисман великий скульптор барон Петр Карлович Клодт фон Юргенсбург унес с собой в могилу…
Великий лжец
Попробуйте угадать: кто этот интересный, молодцеватый мужчина в седом напудренном парике с буклями и украшенной широкими золотыми галунами треугольной шляпе, изображенный на портрете?
