Следом за ней иду в душ и я, мысленно перечисляя способы, какими ей можно отплатить.
Ее грудь просто чудесно расплющивается о стекло. Зеркало на стене в ванной – один из лучших элементов декора в нашей квартирке.
Хесса. Пасха
Сквозь туман сна пробивается голос Тессы:
– Хардин! Оден уже встал. Надо разбудить Эмери, пусть поищут пасхальные корзинки.
Она трясет меня за плечо.
– Хардин, вставай, – еле сдерживая возбуждение, шепчет мне Тесса.
Вот бы меня так до конца жизни будили.
Я со стоном приоткрываю глаза и прижимаю Тессу к себе.
– Что за шум? – спрашиваю и целую ее в висок. Убираю с лица волосы, что лезут в нос. Чувствую боком голые груди Тессы.
Она просовывает небритую коленку мне между ног, и я в шутку отдергиваюсь.
– Пока дети ищут подарки, я хочу позавтракать, так что вставай.
Сказав это и так не возбудив меня до боевой готовности, она выскальзывает из кровати.
– Ну же, детка, – жалуюсь я. Без нее мне становится холодновато.
Тесса склоняется над комодом, а я жалею, что не проснулся чуть раньше. Иначе она так легко не выскочила бы из кровати; я бы вошел в нее, в ее влажную, теплую…
Тут мне в лицо прилетает подушка.
– Подъем! У нас много дел, сам знаешь.
Вздохнув, выбираюсь из нашей гигантской кровати и натягиваю футболку, пока в меня не прилетело еще чем-нибудь. Тесса только недавно закончила переделывать квартиру и наверняка не захочет повредить какую-нибудь драгоценную штучку, которую выбрала вместе с безумным дизайнером (убедила меня, что без него никак). Этот чудик разукрасил нам гостиную в оранжево-розовый, а через неделю перекрасил – в другой, не столь тошнотворный цвет.
– Знаю, дорогая. Яйца, кролики, всякая такая хрень… – Глянув на себя в зеркало на стене, я собираю волосы на затылке и стягиваю их резинкой с запястья.
Тесса злобно смотрит на меня и еле сдерживает улыбку.
– Да, хрень, – говорит и, наконец рассмеявшись, тянется за расческой. – В два нам надо быть у Лэндона. Прилетели Кен и Карен, а я еще даже картофельный салат не сделала, хотя обещала.
Причесавшись, она усмехается и протягивает расческу мне.
Я мотаю головой. На фига мне расческа? Есть же пальцы.
– Ты готовься, а я займусь картошкой, – предлагаю я. – Пока посмотрим, как дети ищут яйца.
Тесса делает недовольную мину, словно не верит, что я могу приготовить картошку. Да все мне по силам… Подумаешь, курицу на прошлое Рождество сжег.
На Тессе белые хлопковые брюки и темно-синяя футболка. Она любит повозиться в саду во внутреннем дворике, и кожа у нее загорелая. Тессе нравится наш дворик в бруклинском доме; она считает это лучшей деталью таунхауса, который я приобрел в честь контракта на новую книгу.
В коридоре Тесса замирает у двери в комнату Эмери.
– Разбуди ее и приходите в гостиную.
Поцеловав меня в щеку, Тесса громко зовет нашего сына. Шлепаю ее по попке, и Тесса закатывает глаза. Как обычно…
Эмери лежит на кровати, свесив ноги. Постелька у нее в рисунок на тему диснеевских мультиков.
– Эм, – я нежно трясу ее за руку.
Она тихонько шевелится, но глаз не открывает.
Снова трясу ее, и она стонет: «Не-е-е», переворачивается на животик и зарывается мордашкой в подушку.
Мелкая притвора.
– Детка, пора вставать. Не то Оден заберет себе все конфеты…
Не успеваю договорить, как это белокурое чудо выскакивает из кровати. На голове у нее полнейший беспорядок. Волосы волнистые – как у меня, и густые – как у матери.
– Я ему покажу! – грозится Эмери, надевая тапочки и вылетая в коридор.
На кухне она спешит открыть каждый ящик.
– Где мои? – вопит Эмери.
Тесса смеется, а Оден в это время торопливо разворачивает шоколадное яйцо. Целиком глотает его и, пожевав немного, распахивает рот.
Тесса снимает у него с языка кусочек фольги, и мальчик улыбается. Зубки у него кривенькие, коричневые от шоколада. На прошлой неделе передний выпал, – сдохнуть можно от умиления. Теперь Оден слегка шепелявит, и я, как могу, его задираю. Такие у родителей бонусы, имею право.
– Мам! – жалобно кричит из коридора Эмери. – Папа мои спрятал, да? Я поэтому не могу ничего найти?
– Да, – злорадно хохочу я. – Да, я все спрятал.
Эмери милая девочка. Всего одиннадцать, а характер – будь здоров. Вот почему у нее мало друзей.
Эмери продолжает рыскать по дому, пока Оден поедает сладости и швыряет на пол муляжи травинок.
– Там еще барабан есть, – говорю ему.
Оден кивает. Все, что не из шоколада, его не интересует.
– Пап. – Эмери возвращается в кухню с пустыми руками. – Может, скажешь, где ты все спрятал, а? В этом году искать еще труднее, чем в прошлом.
Я сижу на барном табурете, и дочь обнимает меня за талию. Такая высокая для своего возраста. А еще думает меня одурачить.
– Ну пожа-а-алуйста, – умоляет она.
– Меня, дорогая, милым голоском не подкупишь, но я дам наводку. Радости нужно заслужить, не забыла?
Надув губки, она еще крепче обнимает меня.
– Помню, пап, – говорит Эмери, уткнувшись носиком мне в грудь.
Новая уловка? Я хихикаю и смотрю на Тессу – та наблюдает за Эмери с подозрением.
– Ищи там, куда никогда-никогда не заходишь. Там, где вещи, которые ты не помогаешь нам складывать. – Глажу ее по спине, и дочка тут же размыкает объятия.
– В стиральной машине! – кричит Оден, и Эмери, завизжав, бросается к нему. Гладит его, жутко довольного, по головке.
Не проходит и минуты, как Эмери бегом возвращается в кухню. В руках у нее корзинка с шоколадными яйцами – те выпадают на пол. Не обращая на них внимания, Эмери роется в корзинке. Тогда Тесса подходит и помогает прибраться. Эмери, похоже, не до учиненного ею же беспорядка.
Она садится на пол и кладет корзинку на скрещенные ноги. Уписывает за обе щеки цветные мармеладки. Тесса тем временем берет Одена на руки, и он обнимает ее за шею. Со стороны Оден ростом почти с мать. Вот объясните, как это у меня, гадского бунтаря, родились такие милые ласковые детки?
Нет, Эмери, конечно, тоже психовала, даже в стену цветами швырялась, но мы с этим легко справились: сняли дверь с петель. Я на детские штучки не ведусь. Просто мы, похоже, Эмери избаловали: ей всего одиннадцать и не на что злиться – она ведь не я. Оба родителя ее любят.
Серьезно, мои ребятишки просто чудо.
Мы с Тессой всегда рядом, и детки наши не ложатся спать без поцелуев и обнимашек. Мы друг дружке все говорим «Люблю тебя» на ночь. Эмери своевременно получает разные модные цацки, служащие валютой у мажористых деток в школе. Я не хочу, чтобы сын и дочь прожили мое детство – я-то носил дырявые ботинки. Пусть знают, каково это – хотеть чего-то вроде игрушек, и учатся их зарабатывать. Я наставляю их поцелуями, объятиями и добрыми словами. Уж на это я никогда скупиться не стану – так мы с Тессой решили еще в самом начале. Не буду я как мой отец – либо же отчим. Я хотел растить детей в любви, чтобы знали: они не одиноки в этом мире. Нельзя быть одиноким в таком огромном мире, особенно двум крохотным Скоттам.
