ее ждал Марио.
– Браво, – похвалил он, – отлично получается.
С этих пор Маша на работу стала ездить на мотороллере.
Сначала население деревни было очень удивлено. Мужики высовывались из машин, мальчишки смеялись вслед, но потом привыкли и уже не обращали внимания. А Маше было очень удобно ездить и на работу, и к Даше.
* * *
Сегодня выдался теплый весенний денек. Маша заехала в магазин, купила несколько фруктовых деревьев и поехала к дочке.
– Мама! Слышишь, Маша в своей коробчонке едет, – крикнул Дима и побежал на улицу встречать бабушку.
Следом вышла и Даша.
– Ну и гремит твой мотороллер, – улыбнулась она.
– Димочка сказал, что это твоя коробчонка гремит.
– Ну, ничего, что гремит, зато как удобно. Десять минут и я у вас. Вот деревья купила, сейчас сажать будем.
– Марио сейчас на работе, он строит дом своему другу, но мы с ним обсуждали вопрос, где лучше посадить сад. Он сказал, здесь, внизу, – показала рукой Даша.
Они взяли лопаты и стали копать ямы для деревьев. А Дима, довольный, что нашлось такое интересное занятие, бегал вокруг и притаптывал землю, когда деревья уже были посажены. Потом схватил свою маленькую поливалку и стал поливать деревья. Маша улыбнулась:
– Умничка, Димочка, помощничек ты наш любименький. Вот деревья вырастут, и будешь кушать и яблоки, и груши, и черешню.
– Где черешня? Я ее так люблю! – вскрикнул малыш. Он подошел к маленькому деревцу и погладил его.
– Расти большое, большое. – прошептал он как взрослый мужичок.
Даша, глядя на него, улыбалась, а Маша любовалась своими любимыми детьми. И на душе у нее было спокойно и тепло.
Следующим днем была суббота. Маша работала с утра. Обычно в субботу приезжает кто-либо из детей этой Элеоноры, за которой присматривает Маша. В этот раз приехал старший сын, Валерио. Мать его не узнала и никак не отреагировала на его появление.
– Элеонора, твой сын приехал, – сказала Маша.
– Как его зовут?
А она похихикала, построила зачем-то глазки и сказала:
– А это тот, – и все.
Он посидел возле нее с полчаса молча и собрался уходить. Она как раз обедала. Маша приготовила ей минестру. Это такой овощной суп, и она с удовольствием ела его. Валерио подошел к матери, обнял ее, поцеловал в макушку.
– Чао, мамочка, – тихо сказал он.
А мамочка лопала суп и хихикала чему-то своему, не обращая внимания на сына. У Валерио на глазах навернулись слезы. Он подал Маше руку.
– Чао, Маша.
– Чао, я очень сочувствую тебе, – тихо сказала Маша.
Ей было жаль Валерио. Конечно же, он любил свою мать и очень переживал, что с нею случилось несчастье. Он помнил ее здоровой, умной и доброй. И сейчас от нее осталась лишь ее оболочка, ее тело, а ее, его мамы, уже нет. Как печально.
А когда приезжал младший сын старухи, он все расспрашивал ее, куда она дела деньги.
Он был точная копия матери – черноглазый и красивый.
– Так в каком банке твои деньги? – спрашивал он.
– А в том, – хихикала мать.
– А где твои сберкнижки, у сестры? – продолжал он.
– А у той, – хихикала мать.
Он сначала думал, что она притворяется, чтобы не отдать свои деньги им, детям. Но потом он понял, что она действительно забыла, где лежат ее деньги и где книжки.
«Вот так! Собирать всю жизнь деньги, во всем отказывать себе, сидеть в холоде и не мыться в горячей ванне, чтобы не платить за газ, и потом в конце жизни сойти с ума и забыть, где эти деньги лежат. Непостижимо», – думала Маша.
Раньше всю свою жизнь Элеонора жила в Туоро. Это небольшой городок на берегу огромного, как море, озера. Потом ее дочь Нателла вышла замуж за Сандро и забрала с собой и свою мать. У Элеоноры и раньше были заскоки, но когда она сломала ногу и ей сделали операцию под наркозом, голова ее совсем потеряла все накопленные знания. Она не забыла слова, но забыла, в каком порядке их нужно ставить и с ее языка слетала сплошная билеберда. И еще ей постоянно нужно было куда-то идти.
Однажды она подошла к окну и стала открывать его.
– Элеонора, ты что делаешь? – подскочила к ней Маша.
– Мне нужно выйти на улицу, – ответила та.
– Боже, Элеонора, ведь это же окно! – испугалась Маша, а вдруг она откроет его и выскочит со второго этажа.
Старушка вообще вела себя неадекватно. Она может сидеть и долго копаться в своем платье, а потом оказывается, что или ободран подол или две пуговицы всунуты в одну дырку. Маша каждый раз расстегивала эти пуговицы и ругалась:
– Элеонора, как ты могла их туда засунуть?!
А старушка улыбалась детской улыбкой, смотрела на нее своими безмозглыми глазами, и Маше становилось жаль ее.
«Ну что это я кричу? Она ведь не виновата, что крыша съехала», – ругала она себя.
* * *
Весна в этом году выдалась холодная и хмурая. Бесконечные туманы по утрам, частые дожди расквасили землю. Уже и хватило бы мокроты, но дожди идут и идут. Но как только выглянет солнышко и дождь прекращается, чувствуется, что весна уже идет. Хоть и холодно еще по утрам, но, съежившись, лезут нарциссы и тюльпаны, зацветают деревья. То с одной стороны, то с другой долетает сладкий запах и тревожит сердце. На Машу напала такая сладкая истома, что она была готова броситься любому мужчине на шею. Она вся горела от желания, ей хотелось любить и быть любимой.
«Нет, похоже, это никогда не закончится, – думала она. – Мне уже пятьдесят, а я как девчонка готова бежать на край света за любовью».
Она вспомнила свою тетю Веру, крестную. Царство ей небесное. Когда ей было лет сорок, а Маше лет шестнадцать, тетя все просила:
– Маша, ну ты же знаешь слова этой песни. Я слышала, как ты ее напевала. Там еще такие слова есть: «В любви быть может…» Напиши мне слова этой песни. Мне она так нравится.
А Маша с сестрами хихикала.
– Такая старая, какая ей там уже любовь.
А оказывается, не старая. И оказывается, она еще хотела любить и быть любимой. И как сказал Пушкин: «Любви все возрасты покорны…» И как он был прав!
Маше захотелось, чтобы возле нее был мужчина хороший и добрый, ласковый и нежный. Да где ж такого найдешь? Недалеко от Маши живет один мужчина. Он такой сухонький и неказистый, что Маша сначала его и не замечала. А он мало того, что неказистый, он еще и
