— О, но я должен был лично увидеть вас, мистер Феррис. Было бы неправильно доверить эту встречу кому-то другому.
Феррис ничего не понял.
— Почему же? Вы могли поручить допрос любому из своих людей.
— Они не достойны этого. Поскольку, сэр, вы первый.
— Первый, — повторил за ним Феррис.
Он понятия не имел, о чем говорит Сулейман. Первый американский пленник?
— О да. Вы первый перебежчик, — сказал, теперь уже без всяких намеков, Сулейман, улыбнувшись и едва не подмигивая темными глазами. — Самый первый. Притом из ЦРУ! Я должен был лично встретиться с вами, чтобы выяснить, тот ли вы человек, за которого себя выдаете. То, что вы нам передали, столь интересно, что не может быть правдой. Но я думаю, что сегодня наступил великий день, и мы готовы к встрече с вами. У нас есть видеокамера, и я сниму этот момент. Отправлю кадры на «Аль-Джазиру», чтобы вся мусульманская умма могла разделить с нами этот триумф. Мы вместе с вами снимем фильм и покажем его всему миру.
Феррис прищурился, но ничего не сказал. Конечно, он выдал себя, чтобы спасти Алису, но он уж точно не перебежчик. Если видеокамера стоит здесь не для того, чтобы заснять допрос и казнь, тогда зачем? Инстинкт подсказал ему, что надо говорить как можно меньше, чтобы Сулейман сам раскрыл тайну их отношений.
— Спасибо, — сказал Феррис. — Теперь я в ваших руках.
— Да наградит тебя Аллах добрым здоровьем. Хочешь чаю? Кофе? Или, может, воды?
— Кофе, — ответил Феррис. — И немного минеральной воды.
Сулейман крикнул, отдавая приказ слуге. Даже на конспиративных квартирах террористов есть слуги, подумал Феррис. Затем Сулейман вновь посмотрел на Ферриса.
— У меня к тебе первый вопрос. Мне очень интересно. Когда ты понял, что в душе ты — мусульманин? Когда ты услышал аль-дава, зов?
— Извините, — сказал Феррис, ковыряя пальцем в ухе, словно вычищая оттуда серную пробку. Он хотел услышать вопрос еще раз.
— Когда ты узнал, что перед тем, как отправиться в Америку, твой дед жил в Ливане и перебрался в Боснию? До того, как пришел на работу в Управление? Сам понимаешь, мне интересно, как они могли позволить служить в ЦРУ правоверному мусульманину, служить там, где он узнает тайны евреев и крестоносцев.
Феррис пытался хоть как-то собраться с мыслями. Сложить в уме части этой головоломки. Сулейман думает, что он сам пришел в их логово, поскольку он мусульманин. Интересно, как правильно ответить на этот вопрос, чтобы оставить себе максимум свободы для маневра? Он вспомнил, как еще мальчишкой пытался выяснить свое происхождение. Так и не узнав наверняка, откуда приехал его дед и что за секреты скрываются за невнятным бормотанием и ворчанием. Могло ли оказаться так, что его дед не католик, как он говорил, а мусульманин? Возможно, с определенной вероятностью. Феррис вспомнил свой разговор с матерью, пару недель назад. Это и подсказало ему ответ.
— Это случилось позже. Когда я уже работал в ЦРУ. Моя мать нашла старые семейные бумаги, и я узнал.
— Альхамду иль-алла. Думаю, мы видели эти бумаги. Они среди тех, которые ты послал нам через своего посредника.
Феррис кивнул, но мысли в его голове завертелись еще быстрее. Какие бумаги? Какой посредник? Кто разыграл эту тщательно подготовленную операцию, в которой его использовали? В чьей изощренной комбинации он оказался?
— Сначала мы думали, что эти бумаги поддельные, — продолжал Сулейман. — Пока не проверили их сами, в твоем доме в Триполи. Они настоящие. Свидетельство о рождении твоего деда. В Триполи мы даже нашли запись о рождении твоего отца, в Америке. Другие продолжали считать тебя лжецом, но мне стало интересно.
— Благодарю вас, — сказал Феррис.
— Так что я могу называть тебя по твоей настоящей фамилии, Фариз. Это правильно, что теперь ты вместе с нами, так близко к земле твоих предков. Суннитская община в Триполи недалеко отсюда, километрах в тридцати за границей. Это подарок для тебя, Фариз. Возможно, когда мы закончим разговор с тобой, мы позволим тебе отправиться домой. Как тебе это? Сначала мы отвезем тебя в Дамаск, чтобы передать запись с твоим признанием веры в «Аль-Джазиру», чтобы его увидела вся умма. Они ждут моего слова. А потом мы поедем в Триполи, в дом твоих предков. Ты будешь рад этому путешествию?
— Буду очень рад, — ответил Феррис, едва улыбнувшись. Он уловил очертания созданной легенды, но так и не понял, кто ее создал и зачем. — Буду очень рад вернуться домой. Моя дорога сюда была такой длинной.
— Знаю. Аллах велик. Благодарение Аллаху.
— Аллах велик, — сказал Феррис, — Ла илаха иль-алла, Мухаммад-ур-расул-улла.
Он произнес символ веры ислама, делающий мусульманина мусульманином. «Нет Бога, кроме Аллаха, и Мухаммад — пророк его».
Теперь улыбнулся Сулейман. Он положил руку на сердце, а потом наклонился к Феррису и трижды поцеловал его в щеки.
— Твоя информация очень хороша, Фариз. Списки наших телефонов, которые отслеживаются. Небезопасные веб-сайты. О всех тех играх, в которые вы играли с нами, стараясь нас обнаружить. То, что вы знали наши коды, даже мое кодовое имя, Рауф, которым я подписывался, передавая сообщения через курьеров. Поначалу многие из нас думали, что это уловка, одна из многих уловок, которые придумывает ЦРУ. Это было нелогично. Зачем сотруднику ЦРУ выдавать «Аль-Каеде» такую информацию? Только чтобы обмануть нас. Но информация очень ценная. А когда ты оповестил нас, что ты мусульманин, и мы проверили документы насчет твоей семьи, мы подумали, что это может быть и правдой. Это может быть реальной причиной. Что хуже, чем быть мусульманином в земле куфр и джахиль, неверных и не ведающих?
Он посмотрел на Ферриса своими темными глазами.
— Я одинок, — сказал Феррис. Он хотел говорить дальше, но замолчал. Непонятно, какие ответы здесь окажутся правильными, но последнее было чистой правдой. Он был одинок.
— А когда ты, через своего посредника, сказал, что хочешь быть здесь, вместе с нами, мы решили, что этот человек либо безумен, либо говорит правду. И он тот, за кого себя выдает. Проверить это можно, только встретившись с тобой и узнав, что ты принес нам. Тогда мы узнаем, настоящим ли было это золото.
Феррис молчал. Он боялся сделать неверный шаг и решил, что молчание принесет больше пользы, чем болтовня.
— Это правда, — сказал он. — Я такой, как я сказал вам.
— О да, — ответил Сулейман. — В этом я уверен.
Но по интонации Феррис понял, что этот сириец на самом деле далек от провозглашаемой им уверенности.
Феррису нужно было больше информации. Он по-прежнему шел в темноте, на ощупь. Очевидно, что скоро все эти благостные речи закончатся и начнется настоящий допрос. Феррис задумался о том, как можно узнать побольше, не выдавая себя с головой. Нужно понять, какая реальность сформировалась в сознании Сулеймана. Пока Феррису приходилось лишь догадываться. Ему надо узнать больше.
— Я рад, что вы выслушали моего посредника, — сказал Феррис. — Это было важной частью моего плана.
— О да. Мы доверяем мистеру Садики. Мы давно знаем его, он друг наших друзей. А когда он начал передавать нам сообщения от тебя, мы заинтересовались. И поняли, какую двойную игру тебе приходится вести, так что твои встречи с хаджи Омаром уже не вызывали у нас подозрений. О да.
— А взрыв в Инкирлике? — спросил Феррис, пытаясь понять, насколько много известно Сулейману.
— Очень хорошо. Имитация диверсии. И то, что все решили, что его устроил хаджи Омар, чтобы ты скрыл свои следы. Очень хорошо. Нам потребовалось несколько дней, чтобы разобраться во всем этом.
Глаза Сулеймана сузились, превратившись в щелочки, а на губах заиграла тонкая, двусмысленная улыбка.
— В том смысле, что я думаю, что мы разобрались. Но мы ведь это выясним, да? Ты друг, Фариз. Ты часть уммы, Дар аль-Ислам. Ты нам поможешь.
Феррис откинулся на спинку стула Теперь стали видны новые фрагменты головоломки. Кто-то отправлял послания Садики, для передачи по сети «Аль-Каеды», после каждой его встречи с Феррисом. Они создали видимость того, что Феррис использовал Садики в качестве тайного связного между ним и «Аль-Каедой». В своем роде так оно и было, но кто-то вывернул это наизнанку. Теперь очевидно, что «Аль-Каеда» не похищала Омара Садики, как считал Феррис. Это сделал тот, кто дергает за ниточки всей этой истории. Но если Садики не похищали, зачем же похитили Алису? Феррис все еще не мог понять этого. Все, что он знал, — это то, что Алиса теперь на свободе. Он сфокусировался на этом. Это единственное, что имеет для него реальную ценность.
— Спасибо, что отпустили Алису Мелвилл. — Слова сами вырвались изо рта Ферриса. Это был единственный невыдуманный элемент головоломки, тот, в котором он не сомневался. — Она не мусульманка, но я очень люблю ее.
