такое муж?! ГОВОРИЛ?!!! Вот теперь ты знаешь, сука, на что я способен!!! Признавайся, же, его это жалкий выродок?!! Что за него так прячется! А не спасет вас никто! Убью!! Всех убью!!!
В миг он сбрасывает всех вьющихся перед ним мужчин, словно они и не держали его вовсе. Неумолимо приближается к тем, кто беззащитно лежит на земле. Топор кто-то все уже успевает выхватить из его рук и тут же получает за это в лицо. Нина стискивает сильнее мамину юбку, прижимается к ее спине. Земля гремит.
Аня бросается на отца, грудью защищая мать и дитя, но он откидывает ее в сторону, как блоху. Рука отца поднимается и грубо хватает маму за волосы, утаскивая в сторону. Дядя Миша пытается встать, пытается ухватиться за нее, как и Нина, но у него совсем нет сил, вокруг так много крови, в нем ее уже не должно быть. Его смуглое лицо совсем бледное, он пытается ухватить воздух и держать открытыми глаза, но теряется во тьме.
Мама не стонет и не бьется, она только просит Нину бежать и прятаться. Аня поднимается с земли и пытается вытащить из его почти медвежьих лап, хрупкое тело мамы, все безуспешно. Аня раз за разом оказывается на земле, больно бьется о камни. Кто-то сзади пытается взять Нину на руки, унести подальше отсюда, но она бьется и отпирается изо всех сил. Ее бросают на землю, как непослушного котенка, и она бежит за мамой следом. Кто бы не бросался на отца, у них ничего не выходит, одним размахом рук он раскидывает их на несколько метров вперед. Он все дальше и дальше продолжает тащить маму за волосы, она волочится по земле, почти не подавая голоса. Нина бежит за ними, и Аня не успевает ее поймать.
След от маминых вырывающихся ног и рук по земле тянется до самого дома. Отец останавливается лишь у входа в погреб. Отворяет деревянную квадратную дверь, ведущую к лестнице вниз. Он сжимает тонкую шею, высвобождая руку из волос, приподнимает ее над темной бездной, а затем, бросает ее, совсем как беззащитную куклу. С глухим стуком, где-то глубоко, мама бьется о земляной пол.
Визг вырывается так громко, что Нина его не чувствует. Сердце ее останавливается и разбивается вдребезги, внутри загорается злость. Нина бросается на громадную грязную ногу. Она бьет ее что есть силы, цапает, пытается разорвать, кричит. Краем глаза успевает увидеть, как Аня и тетя Наташа бегут навстречу к ней, как дядя врач, что когда-то приходил к маме, падает на колени перед дядей Мишей, как дядя Вася роняет на землю тряпки и тоже бросается вперед к ней. Все остальные, кто на траве, кто в беседке, кто из окон дома, наблюдают, словно сделали все, что смогли.
Отец замечает Нину у своих ног, останавливается на мгновенье. Нина бьет его ногу еще сильнее, еще свирепее, она забывает о страхе, она готова его убить, она верит в то, что вот-вот в ней появится такая сила, что она сможет наконец повергнуть его. Она устает, ей так больно внутри. Он берет ребенка за шкирку, как кролика за уши, и сбрасывает ее так же, как мать.
Нина бьется головой, затем спиной, мир в глазах тут же меркнет. Она открывает глаза через время, тело пронзает резкая разрывающая боль. Во рту наливается кровь, ей очень тяжело набрать воздух в грудь. Пропадает свет.
Нина открывает глаза снова. Темно. Мама гладит ее по голове и лицу, ее руки холодные. Нина ерзает, не может примоститься удобнее и прижимается к ее коленям. Пару капель падают на детские ручки. Мама очнулась раньше, чем Нина.
В подвале сыро и холодно. Серые стены и очень много пыли. Дышать тяжело. Здесь только одно окно под потолком, вытянутое и узкое, и через него сочится лунный луч. К стене примыкает тонкая хлипкая лестница, а прямо перед ними дверь, ведущая в дом. У одной из стен мостится старая скамья, и это все, что их окружает. Раньше здесь что-то хранили, но сейчас здесь нет ничего, кроме их двоих. Где-то по углам прячутся крысы, они переговариваются между собой, «пи-пи-пи», сплетничают.
«Крысы могут выбраться наружу, а мы нет».
Время идет, они так и остаются ждать. Поздний вечер, Нина очень голодна и хочет пить. Мама сидит на лавочке, гладит Нину по голове, поет колыбельную. Становится немного спокойнее, Нина уже не плачет, и мама, кажется, тоже. Она лишь иногда шмыгает носом. Становится холодно.
За дверью, что ведет в кухню, слышатся шаги, и в следующую секунду в нее не громко стучат. Нина тут же вскакивает с маминых колен, и мама бежит к двери. Нина следует за ней. Они обе прислоняются к деревянной холодной двери щеками, и слышат, как за дверью кто-то тихо плачет, и слезы эти им обоим знакомы.
— Аня, выпусти нас, прошу! — слезно просит мама.
— Простите, я не могу, мне запретили… — так же слезно отвечает Аня.
— Что? Что значит запретили?
— Он зол, так зол, и пьян! Они все посходили с ума! Простите меня, прости, Ниночка! Как же вас так, что же теперь будет! — Аня заливается, ее речь становится неразборчивой, а голос теряется, переходит на шепот.
— Аня, как же остальные? Неужели они позволят ему так поступить с нами?!
— Когда он закрыл вас под замок, он утихомирился. Они все собрались и решили, что вам здесь место. Они сговорились не выпускать вас! Говорят, что вы с Михаилом Ивановичем! Говорят, что Ниночка наша, его дитя! И верят тому, что с пьяного бреда наговорил Григорий Васильевич! Пока вы здесь, он спокоен, и они решили, что всем будет лучше, если вы останетесь здесь! Что делать нам, Ольга?! Что делать?! Как теперь вас вызволять?!
Мама теряет силы в ногах, сползает по двери вниз и присаживается на корточки.
— Значит, наказать меня решили. Скажи, Аня, Миша жив?
— Да, его перевязали и отправили в лазарет, но неизвестно, что с ним дальше станется…
— Ясно. Аня, иди обратно. Никому не рассказывай, что ты к нам приходила, слышишь?
— Да, я слышу! Держитесь, мы придумаем что-нибудь! Мы будем просить, мы с Васей не оставим вас здесь! Оленька, Ниночка, миленькие!
— Спасибо, Аня, беги скорее отсюда, чтобы не заметили, а то и сядешь здесь с нами. Уходи, говорю!
Анины всхлипы слышатся все дальше, пока не прекращаются совсем.
Нина тихо присаживается к матери, обнимает ее. По щекам текут слезы, уже одни на двоих. Нина видит, как мама
