Я и забыл совсем, что Катя приедет.
Она заметит Безымянного, если тот захочет причинить мне вред. Она защитит меня. Она поможет.
* * *
Три часа спустя – я уже давно поджидал её, прохаживаясь по номеру и потягивая кислый кофе из автомата, – Катя позвонила снова.
– Олег. Олежек! – Её голос звучал торопливо, нервно, на грани плача.
– Ну что ещё? – рявкнул я. Раздражение вскипело и хлынуло, как крем-сода из горлышка полторашки.
– Я в полиции, Олежек…
Я плюхнулся на кровать; куклы подпрыгнули на одеяле. Шепнул им краем рта «Простите….» Попытался сосредоточиться на Катиных словах.
– Меня мужик какой-то обвинил в краже. Мол, я украла у него кошелёк.
– А ты украла? – спросил я, поправляя локоны Изольды. Арабелла закатила глаза, беззвучно шлёпнув по простыни хвостом.
– Да нет, конечно! – воскликнула Катя.
– Ну и что тогда? Почему ты тогда в полиции?
– Потому что этот мужик на меня написал заявление. В Кавенецке серия карманных краж, и я похожа на фоторобот, и по приметам тоже! – отчаянно объяснила она.
– И что я могу сделать?
Изольда хихикнула. Мельник качнул своей величественной шевелюрой. Катя разревелась в голос.
– Мне сказали, что если дать залог, отпустят…
– Так дай.
– У меня нет! – закричала она. Тут же сдавленно зашептала: – Олег, у меня нет столько. У тебя же есть, у тебя с продажи квартиры оста…
– По телефону об этом на фига говорить? – заорал я, сам вздрогнув от своего голоса. – Ты тупая? Катя, ты зачем мне звонишь? Я тебе объяснил, как доехать в отель, зачем ты куда-то попёрлась, какие-то мужики, полиция? Вот что я теперь должен делать?
Понимал, что несу что-то не то. Но остановиться не мог. Злость выплёскивалась, словно в случившемся действительно была виновата Катя. Но ведь так и было! По её милости я останусь без напарника в этот вечер!
Она, кажется, оторопела от моих слов. Замолчала. Только тихонько всхлипывала.
– Кать, – тяжело дыша, проговорил я. – Деньги нельзя быстро забрать. С собой у меня почти нет.
– Помоги мне, Олег!
– Ну что ещё я могу сделать?
– Олег, приезжай, пожалуйста! Пожалуйста!
Я посмотрел в окно. Смеркалось. От ярмарки уже доносилась пиликающая тревожная музыка – будто настраивался оркестр.
– Скоро открытие.
– Какое открытие? – совершенно растерянно спросила она.
– Открытие ярмарки, – бросил я и бросил трубку.
Не сахарная, не растает. О Кате я позабочусь позже, а пока моего внимания требует тот, кто куда важней.
…Уже подходя к увитым лентами воротам, за которыми плескались огни, раскатывались искры и пели уличные музыканты, я вспомнил об отце. О том, как он выбирал между мамой и куклой – и выбрал куклу. О том, как я выбирал между Катей и куклой – и выбрал куклу.
– Ты бы мной гордился, – хмыкнул я. – Поехали!
И шагнул за ворота, окунувшись в море неона, скрипок, тел и живых пылающих костров.
Если днём это был всего лишь круг, гигантский круг, на котором развернулись десятки полян и палаток, и в этом не проглядывало ничего демонического, то в сумерках… В сумерках ярмарка выглядела величественно и жутко: как алая, горящая сеть, которую великан-зверолов бросил на сотни домиков и людей.
Я мягко двигался, пробираясь между тропинок, и чем ближе сиял шпиль с лилово-золотым флагом, тем быстрей колотилось сердце. От страха и восторга немели руки; я вцепился в пряжки рюкзака с такой силой, что на ладонях остались ребристые отпечатки.
Острый пластмассовый угол впился в кожу, и это отрезвило. Я огляделся по сторонам, ища указатель, стойку с информацией, стрелку, и почти сразу увидел широкий, от руки написанный транспарант или перетяжку – не уверен, так ли это называется. Кусок ткани, поперёк дороги подвешенный к двум фонарям. Витиеватые, кривоватые буквы, серебряные виньетки и чёрные, абсолютно чёрные, такие чёрные, что казались дырами в космос – у меня ёкнуло под ложечкой, – звёзды.
«Чревовещатель Ираёль».
Я пошёл, почти побежал вперёд, разрывая тёплый, напитанный ароматом почек воздух. Сиреневый шатёр уже разевал мне навстречу ласковую бархатную пасть. Перед ним, сгрудившись у ленточных ограждений, гомонила толпа, но я не видел. Я никого не видел. Всё плыло.
Я чувствовал так много разом; это было как подсоленный апельсин, как острое ореховое ассорти, как ледяной камушек в горячих пальцах. В тот миг я был уверен: ощущать в себе этот острый, противоречивый кристалл, грани которого так ярко оттеняют и освещают друг друга, – и значит быть счастливым.
– Молодой человек! Молодой человек!
Шлепок по плечу, резкое торможение, меня по инерции заворачивает вбок, теряю равновесие…
– А ничего, что мы тут стоим?
Я проморгался. Перед глазами плясали лица, какая-то рыжая девчонка с косичками, тётка в чёрном обтягивающем пальто…
– Очередь! – насмешливо проговорил кто-то. – В очередь вставайте.
Я оглянулся, отшатнувшись от стены людей. Зашарил глазами, ища конец этой пёстрой полосе глаз и тел.
– Вон туда, – показал кто-то.
Я покачнулся от навалившейся, нетерпеливой слабости. Так далеко!..
– Почему как пустыня? – спросил я механически, уже приготовившись уйти. Но публика оказалась понимающая, похоже, народ знал, к кому явился.
– Потому что знает ответы на всё.
– А-а…
– Только не отвечает, – хмуро встряла рыжая девица. – Даёт счастье. Как попугайчики раньше вытаскивали.
– Счастье? – растерянно повторил я.
– Счастье – это скрученная бумажка, – объяснила тётка. – В ней будет ответ на ваш вопрос. Раньше гадалки попугайчиков носили, которые из корзинок доставали такие «счастья».
– А-а-а… Простите… Простите, звонят…
Во-первых, хотелось отвязаться: от тётки сладко, едко пахло духами, как от Венкеровой. Во-вторых, действительно зазвонил телефон. Номер был незнакомый, и я подумал, что наверняка это Катя опять пытается дозвониться.
Но, когда хотел сбросить, дрогнула рука. Взял.
– Олег Петрович?
Рявкнул:
– Да!
– Добрый вечер. Вы в Кавенецке?
– Да!
– Ох… Ну, счастье! Мы целый день не можем до вас дозвониться. Вы подавали заявку на то, чтобы сыграть пьесу «Серая мельница»…
– Вы кто? – оборвал я.
– Антон Константинович Цыглинцев, организатор ярмарки. Вы со мной общались по поводу заявки.
– А-а! Простите! Совсем, совсем вылетело из головы…
– То-то же, – проворчали на том конце, мгновенно меняя тон. – Вы готовы выступить? У нас уже тут огромная публика собралась, кое-кто из ваших почитателей. Если поставим замену – четвертуют.
– Моих… почитателей?..
– Ну не моих же, – сочно расхохотался Антон Константинович. – Ваш выход через сорок минут. Вы готовы? Вы где?
– Я… где-то около Ираёля. Сориентируйте, как вас найти?
– У вас куклы с собой? Вот и чудно! Помните, ваша программа – на полчаса, включая бис, если будет. Хотя, думаю, будет. – Организатор на что-то отвлёкся на секунду. Потом вернулся, заговорил ещё торопливей и снова весело, даже развязно: – Как нас
