Викентьевич Черняк встретился с новым председателем Государственной Думы, бывшим главным редактором “Правды”, Геннадием Николаевичем Селезнёвым. Тот тоже обратился к Ельцину. И к большому неудовольствию Чубайса, просто к ярости его, было принято решение сделать учредителями журнала Совет Федерации и Госдуму.
Но Чубайс ещё надеялся, что он это дело затормозит. Он сказал: “Мы не отдадим вам название “Российская Федерация”. Но мы и тут обошли Чубайса. Решили приписать к названию маленькими буквами слово “сегодня”. Так появился журнал “Российская Федерация сегодня”.
Однако он был ещё по-прежнему деревянно-жёваный. Хренов, став после Пискотина во главе издания, был, можно сказать, ещё в детских пелёнках как редактор. Он же никогда не руководил ничем, ничего не вёл. А тут надо было менять многое. И это зависело, прежде всего, от кадров.
Я сейчас, готовя эту часть, переговорил с некоторыми моими тогдашними коллегами, как они воспринимали этот журнал.
Александр Викентьевич Черняк был заместителем главного редактора “Правды”. Он боготворил и боготворит главного редактора Виктора Григорьевича Афанасьева. Кстати говоря, я о нём упоминал в одной из глав, когда он тоже принял участие в моей судьбе. Но в “Правде” начали создаваться уже разные редакции, и Черняк ушёл к нам.
Я его спросил сейчас: “Как твоё было первое впечатление?” — Он говорит: “У меня было впечатление, что я попал на другую планету”. — “Как это?” — “Представляешь, ты — после “Известий”, я — после “Правды”, газеты могучие, с огромными тиражами, естественно, с нормальным языком, со стилем, с проблемами. И вдруг эта затхлая бумажная тряпка какая-то”.
Черняк появился в журнале в конце 1995 года. Потом пришёл Николай Иванович Ефимов. О нём я уже не раз говорил. Более или менее подробно написал о нём в романе “Крик совы перед концом сезона” как о человеке хорошем, деликатном, культурном, вежливом, но слабохарактерном. Может быть, в другой обстановке он проявлял характер, но в этих волчьих схватках не смог удержать редакцию. Перед концом Союза он был министром по делам печати. А когда развалился Союз и всё кругом советское рухнуло, Николай Иванович пошёл работать в какую-то частную газету, название которой он сейчас даже не помнит. Оттуда перешёл в получастный журнал. Из того журнала пришёл к нам, немного поработал и ушел в “Независимую газету” к Третьякову. Говорит: мне нужно было заработать денег на квартиру. Проработав в “Независимой газете”, Николай Иванович снова вернулся к нам.
Я его спросил: “Что Вы запомнили о том журнале”?
Н. И. Ефимов: “Это была тихая заводь. Тихо жили. Не спорили особенно. Второе впечатление такое: не было сильных авторов, имён, которые бы привлекали к себе, знающих специалистов, тех, что могли бы депутатов поучить уму-разуму. Что касается “тихой заводи”, моё мнение было такое: нужны были разные точки зрения, споры, дискуссии. А второе — имена. Я привлёк сразу Юлия Квицинского, который потом стал, кстати, депутатом Госдумы. Он был послом в ФРГ, послом в Норвегии, а главное — был одним из важных переговорщиков по ядерному разоружению с американцами.
Дальше привлекли Георгия Марковича Корниенко. Он американист от Бога, был заместителем министра иностранных дел Советского Союза Громыко. Американцы жаловались на него Горбачёву, что с ним трудно вести переговоры. Конечно, трудно. Он защищал свои национальные интересы, не уступал. Горбачёв решил, что раз американцам трудно с ним вести переговоры, его нужно убрать из МИДа.
Георгий Маркович жил на Малой Бронной. Я к нему ходил домой. Пили кофе, обсуждали очередную тему. Писал, как бог. Он у нас раз шесть-семь выступал на очень актуальные темы.
Затем привлёк Анатолия Громыко. Это сын, кстати, Андрея Андреевича Громыко. Он был директором Института Африки Академии наук. Тоже пишущий человек. Знал Африку, международную проблематику хорошо.
Привлекли, и я считаю это своей заслугой, Павла Владимировича Бахара. Он написал потрясающий материал. Я не помню сейчас объём, то ли четыре полосы в журнале, но минимум три. Очень большая. Хренов сначала не хотел печатать её. Потом согласился. В результате мы первые сказали, что такое информационная война, что она уже наступает и что нужно предпринимать. Это было потрясающе. Он по полочкам разложил, что такое информационная “бомба”, информационный заряд и тому подобное. Когда мы напечатали, нам позвонили из ФСБ и сказали: ребята, вы продолжайте, это очень важная тема. У нас её никто не понимает. Даже наверху. Её надо развивать. Это был год, по-моему, 1996-й.
Мне удалось привлечь Ржешевского. Олег Александрович Ржешевский, его нет уже в живых, был вице-президентом международной ассоциации историков Второй мировой войны и председателем нашей российской ассоциации. С его помощью мы и других историков привлекали. Но он и сам у нас выступал не раз.
Привлекли Гореева, генерала армии, президента Военной академии. Мужик он был очень смелый и отчаянный, хорошо писал. От Анатолия Фёдоровича Добрынина я получил рукопись его будущей книги. Я сделал из неё три куска, в трёх номерах мы напечатали потрясающие вещи из этой книги”.
Николай Иванович Ефимов стал заместителем главного редактора, ответственным секретарём. Так что “правящая верхушка” уже как бы сформировалась.
У нас не было непишущих ни вверху, ни внизу. Каждый приносил пользу журналу. Каждый искал важных, нужных авторов. Привлекал интересных, масштабных авторов и Александр Викентьевич Черняк. Например, громко аукнулась на разных этажах власти, да и у читателей вообще его беседа с Валентином Фалиным под заголовком “Немыслимая”. Именно так назывался план Соединённых Штатов Америки о начале войны с нашей страной после победы Советского Союза над Германией. И Фалин подробно рассказывал детали этой немыслимой затеи. Он первый об этом сказал, а потом стали в других изданиях повторять.
Черняк много сам писал на темы разграбления российских богатств — леса, золота. С самого начала он курировал тему Союзного государства. И до конца, сколько работал, он столько писал об этом. Мы тоже выезжали в Белоруссию, и я в том числе, писали о союзном государстве. Но отвечал за это направление Александр Викентьевич.
Второе нашествие на журнал
Мы начали потихоньку выправлять журнал не только в сторону представительства разных фракций, но и более жёсткой критики власти. До нас доходили сведения, что власть всё чаще высказывала недовольство линией и политикой журнала. Да и в руководстве палат хмурились, читая некоторые наши публикации. Постепенно журнал становился, скажем так, боевым. Мы делали его таким, что не стыдно было брать в руки. К нам приходили и выступали в нашем журнале послы разных стран, дипломаты разных уровней. В какой журнал они придут? В какое издание? Ясно,
