абсолютно беспомощный как журналист. А ничего литературного я не читал, и он мне не давал читать. Больше того, когда мы сидели в компании коллег, и я начинал рассказывать историю “Гасителя”, у него загорались глаза. Он был очень спокойный, равнодушный, медлительный, немного похожий на немецкого бюргера. Слушая меня, Лёва говорил: “Слава, это же повесть! Хорошая тема для повести!” Я смеялся: “Лёва, у меня этих тем, как вшей у тифозника в голове”.
А вот, скажем, когда я на практике был в Бурятии в республиканской газете, там я увидел парня, который работал в промышленном отделе. Мне говорили: посмотри, какие он сдаёт тексты, с какими грамматическими ошибками. Потом я сам увидел их. Но зато какие это были тексты по идее, по языку! Это был вообще талантище! И ни в каком творческом институте парень не учился. Имел техническое образование.
После того, как Лида сказала Хренову, что пришла в журнал, чтобы иметь время для литературной работы, он воодушевился, оживился. Тогда она ещё не знала, что Юрий Алексеевич пишет стихи. Кстати говоря, стихи Хренова, как потом мы узнали, были очень даже неплохие. И именно он сочинял многие подписи к снимкам под рубрикой “Неожиданный ракурс”. Короче говоря, он сказал: “Идите к моему первому заместителю Руслану Александровичу Лынёву”. Лида подошла к двери, на которой была написана фамилия Лынёва. Постучала. Оттуда голос: “Входите”. Лида вошла и остолбенела. В кабинете на каком-то тренажёре вниз головой висел мужчина, причём не в спортивном костюме, а в тройке, с галстуком. Увидев Лиду, он слез с этого тренажёра, сел на своё кресло. Кстати говоря, в его кабинете были диваны и кресла ещё сталинской эпохи, кожаные.
Начали говорить. И тут она, по её словам, услышала нормальную речь. Потом Руслан ей сказал: “Идите к Александру Викентьевичу Черняку и переговорите с ним. У нас коллегиальное руководство”. Вот так она стала у нас работать.
Надо сказать, что это было приобретение. Поначалу нам, и мне лично, приходилось её править. Но в целом она быстро совершенствовалась, набирала опыт и становилась классной журналисткой.
Она много писала о культуре, о школе и её проблемах. Но вместе с тем у неё были публикации очень масштабные. Например, статья под названием “Третья беда”. Это о бюрократии. Факты были убийственные. Если в 1999 году в России было 1 148 тысяч чиновников, то через 10 лет их стало на миллион больше. Плодятся, как тараканы. В процентном отношении мы обогнали Китай. А сравнивать с советским периодом просто бессмысленно. При Брежневе один чиновник был на 253 человека, а в 2009 году, когда создавалась эта статья, один чиновник уже был на 68 человек. Интересно, на сколько кормильцев сегодня один чиновник.
Реакция на эту публикацию была, так скажем, только внизу. Когда люди прочитали, сколько стало чиновничества, как оно бурно растёт, возмущение, конечно, было большое. К сожалению, рост чиновничества в Российской Федерации продолжается безостановочно. Власти то и дело говорят о сокращении аппаратов, о наведении порядка в этом деле, но дальше слов, как часто бывает, дело не идёт. Сейчас их почти 2,5 миллиона человек, чиновников.
В 2020 году планировалось сократить значительную часть. Пока этого не произошло. Но благодаря сокращению должно было быть высвобождено 100 миллиардов рублей. И что вы думаете, эти деньги пойдут в экономику, на строительство дорог, детских садов, яслей? Нет. Они были запланированы, эти 100 миллиардов рублей, на повышение зарплат тем, кто остался в этой братии.
Вторая статья Лиды Сычёвой “Нары, Канары и Господь Бог” наделала не только много шума, но и дотянулась во времени чуть ли не до нынешней поры. Речь там шла о коррупции и о том, что места во властных креслах продаются — в Совете Федерации, в Государственной Думе, в региональных парламентах, в губернаторских кабинетах. В статье были приведены цифры, которые обнародовал либеральный клуб партии “Единая Россия”.
“Глава районной администрации в Дагестане — 150 тысяч долларов, глава УВД в одном из столичных округов — не менее 400 тысяч долларов. Депутат Госдумы — от 30 до 120 миллионов рублей, член Совета Федерации, губернатор субъекта Федерации — от 5 до 7 миллионов евро. Министр в региональном правительстве — 500 тысяч долларов. Депутат регионального Заксобрания — 6 миллионов рублей”.
Разумеется, это далеко не полная картина гниения власти на всех её этажах. Но и этих немногих цифр достаточно для того, чтобы понять: власть в России дискредитирована, и трудно верить в её порядочность. Можно предположить: после таких публикаций, если и были у журнала друзья, то лишь из порядочных парламентариев и рядовых читателей. Остальная публика в евро, в долларах и в рублях готова была, вообще говоря, нас разорвать.
Но вернёмся к журналу.
Лида привела несколько человек. Прежде всего Вячеслава Румянцева. Он потом стал работать у меня в отделе. Нормальный парень. Не слишком, конечно, опытный как журналист, зато очень сильный историк. У него сайт есть, называется “Хронос”. Там можно очень многое почерпнуть о нашей отечественной истории.
Но я, по сути дела, ничего не сказал о своей работе в журнале. А её было немало. Журнал выходил два раза в месяц. И в каждом номере должен был присутствовать Совет Федерации. Я делал интервью, правил статьи сенаторов, а зачастую писал за них, придумывал им заголовки. Скажем, много шума наделала статья члена Совета Федерации от Якутии Александра Сафроновича Матвеева под названием “Страсти по золотому унитазу”. В ней речь шла о коррупции, о разрастающемся воровстве, о безнаказанности, о том, что не только олигархи, которые яхты делают размером с линкор, но и чиновники, купающиеся в роскоши, хотят её ещё больше. А это всё вызывает ярость народа.
Были заметные и лично мои публикации. Я же не мог только замкнуться на работе Верхней палаты. Целый ряд статей произвели немалый эффект. Например, статья “Победит ли в России диктатура Закона диктатуру Коррупции”. Я опубликовал её в 2008 году. Уже сам заголовок говорит о сути этой публикации. Коррупция разрасталась, как раковая опухоль. И разговоры о борьбе с ней только шли, но в основном снизу. Время от времени об этом заговаривали депутаты, время от времени первые лица государства говорили, что надо бороться. Но как доходило дело до принятия закона, сразу появлялись какие-то сдерживающие начала. “Как это можно конфисковать имущество коррупционера? Семья, дети останутся без ничего”. И это у ворюг, укравших миллиарды! “Где права человека? Почему родственники должны писать декларации?” А самая распространённая отмазка ворья была такая: что вы
