Женщина сделала какой-то знак спутнику и подошла ближе.
На ее лице играла улыбка. Но теперь она была немного теплее.
— Почему ты сбежал, Виктор? Они тебя обижали? Периши тебя обижали? Может быть, ты не можешь говорить об этом? Что они с тобой делали? Ты расскажешь нам?
Витек промолчал.
— Есть люди, которые помогут тебе разобраться во всем, — продолжила леди.
— Они помогут мне уехать домой?
— Ну, если ты так хочешь…
— Хочу! — встрепенулся он.
— Но для начала ты должен рассказать, что тебя беспокоит. Что-то произошло с тобой в семье Перишей?
— Ничего не произошло. Я просто ХОЧУ ДОМОЙ! Понятно?
— Ладно. Только не волнуйся. Мы уже уходим. Но ты подумай. Нам нужна правда.
Да, он мог бы рассказать правду о ПРАВИЛАХ, но вряд ли леди из социальной службы поймет. Она ведь одна из них. Она тоже любит правила, иначе он здесь не оказался бы. И он мог бы соврать. Нагородить разную ерунду про Перишей. И они все поверили бы. Чморики обычно не очень-то доверяют друг другу и стараются подловить на чем только можно. Но теперь это не имело для Витьки значения. Ровным счетом никакого.
Так ничего и не добившись, они оставили его в покое.
А потом приехал Джон Периш. Вид у него был виноватый и серьезный. Какое-то время он молчал, неловко поправляя редеющие волосы и теребя ворот спортивной куртки. Продолжительное молчание явно свидетельствовало о его смущении.
— Мы волновались за тебя, парень, — произнес он наконец.
— Для этого мне следовало бы наделать на каждую вашу кровать, — не глядя на него, ответил Виктор.
Джон издал какой-то странный звук, и Виктор понял, что он подавляет смех.
— Ты бы слышал, как орала Дебора. Никогда не думал, что она знает столько нехороших слов. И эта проделка с пастой! Очень смешно. А вообще ты зря так. Мы не хотели тебе ничего дурного.
Виктор молча сверлил взглядом стол.
Джон Периш тоже чморик, но к нему у Витьки претензий не было.
— Мы хотели, чтобы ты был счастлив. Мы действительно так хотели. Ты же, Виктор, как… как ежик, постоянно пытался нас напугать и уколоть своими колючками. Почему?
— У каждого ежика есть своя норка. Толку от того, что вы притащили его в свой дом и поставили перед ним блюдце с молоком. Он все равно будет думать о своей норке.
Мистер Периш помолчал удивленно, затем сказал:
— Но тебя никто силой сюда не тащил.
— Я тоже хотел как лучше! Или вы думаете, что я не хотел себе настоящего отца и настоящую мать? Если бы не хотел, то не оказался здесь, с вами! — копившиеся все это время слезы дали о себе знать.
— Ты хочешь сказать, что мы не любили тебя?
— Ничего я не хочу сказать!
— У нас трое детей. Мы не могли уделять внимание только тебе одному, Виктор. Семья — это очень сложно. И очень ответственно.
— Вы даже им не уделяете внимания. Ваш Тейлор хорохорится на людях, а сам трус и стукач. Вы не различаете, когда он врет, а когда говорит правду. Ваша Сьюзи строит из себя девочку-недотрогу, а сама хвалилась по телефону, как переспала с двумя парнями. Вы говорите, я постоянно лгу и изворачиваюсь, а вы сами? Разве нет?
— Господи Иисусе! Что ты говоришь? — на лице Джона отразились беспомощность и ужас.
— То, что знаю. И вижу. Иногда, когда тебя считают тупым и ничего не понимающим, люди перестают стесняться. Это все равно, что раздеваться при собаке. Я был для вас вторым Ральфом, Джон. Вторым Ральфом, на которого можно было списать разорванный мусорный мешок или включенный ночью садовый шланг, однажды заливший водой весь ваш задний двор. Или рассыпанную в гостиной муку. Или слабительное, которое потом можно легко подкинуть в комнату второго Ральфа.
— Так это не ты тогда…
— Не важно. Ваши дети тоже умеют веселиться. Это я понял. Больше я не хочу говорить об этом. Можете везти меня обратно. Но я снова сбегу. И не знаю, окажусь ли я опять в аэропорту или где-нибудь в Канаде. Вы мне надоели. Я хочу ДОМОЙ!
Ошеломленный Джон Периш молчал. Этот мальчик походил не на второго Ральфа, а на острый хирургический скальпель, вскрывший живот семейки Периш и показавший, насколько все прогнило у нее внутри. Но как же больно! И как неловко. Особенно если учесть наказ Деборы. Категорический и не допускавший никакого обсуждения. Дебора умела носить маску послушной жены, но когда она ее снимала, Джону становилось не до шуток.
— Виктор, послушай… — начал он смущенно. — Хотя все это очень сложно, но мы думаем, что тебе… тебе действительно лучше вернуться домой. К себе домой. Так хочет Дебора. И дети.
Витька впервые за все это время посмотрел на своего приемного отца. Вид у него был несчастный, как у человека, вынужденного огласить явно несправедливый приговор. Но Витька был рад этому приговору.
— Юридические вопросы мы уладим. Документы перешлем на твой детский дом. Мне очень жаль, что все так вышло, Виктор. Правда, жаль. Извини меня. Нас…
Джон притянул его, неподвижного и равнодушного, к себе и обнял. Рука Виктора дрогнула, чуть прикоснувшись к плечу человека, не сумевшего стать ему отцом.
* * *
До того момента, как позади объявились двое крепеньких молодцов с насупленными лицами, Тимофей и не думал, что все завертится так скоро. Проводив Кристину с работы до дома, он планировал немного прогуляться по городу, поужинать в каком-нибудь маленьком кафе и снова побродить, потому что в пустую квартиру после работы возвращаться не хотелось. Там его никто не ждал. Ну, может быть, только неизвестной породы комнатный цветок, доставшийся от родителей и никогда не терявший боевой стойкости, даже если Тимофей забывал его поливать.
Добрые (или недобрые) молодцы упорно двигались за ним по улице, не отставая ни на шаг и сверля его спину взглядами. Они просто шли за ним, дожидаясь, вероятно, того момента, когда он покинет людную улицу.
Пару раз Тимофей невзначай оглянулся и со снисходительной улыбкой обнаружил, что парням до крайности необходим темный закоулок для серьезного разговора. Оживленный и ярко освещенный проспект их очень удручал. Тимофей решил облегчить им задачу. Он прошел мимо входа на станцию метро к Дворцу профсоюзов. Позади Дворца имелась тихая и вполне культурная площадка, откуда были прекрасно видны и цирк, и какое-то военное учреждение с калиткой, охраняемой солдатиком, да и весь проспект как на ладони. Для непринужденного разговора — в самый раз, а вот для глупостей, на которые способны такие типы, не очень удобно.
Подойдя к парапету, отделявшему площадку от крутого склона, на котором росли каштаны, Тимофей остановился и стал ждать, с независимым видом сунув руки в карманы куртки. Молодчики очень скоро подошли. Два крепких парня в явно не дешевых плащах и с манерами людей, привыкших решать все проблемы. Как свои, так и чужие.
