— Здорово, мля, — сказал один. — Ты Тимофей?
— Вообще-то я предпочитаю знакомиться с девушками, — ответил Тимофей, поворачиваясь к ним.
Два братана переглянулись и помрачнелй еще больше.
— Свинка, мля, что-то хрюкнула, или мне показалось? — спросил один у другого.
— По мне так пусть хрюкает. Если на всяких тандеров[21]размениваться, никакой жизни не хватит.
— Вообще-то за такие хохмы головы отрывают. Прям на месте, — продолжали они общаться друг с другом, словно Тимофея рядом не было.
— Алло, — пощелкал пальцами Тимофей. — Вообще-то я тут.
— Пойдешь с нами, — безапелляционно завил парень пониже и покрепче, перекатывая резинку во рту.
— С какой стати?
— Один человек, мля, хочет с тобой поговорить.
— Этот человек знает, что я не хочу с ним говорить.
— Это ты с ним сам разбирайся. Наше дело доставить тебя к нему. Усек, мля?
«Начинается. Новая бестолковая игра в разговоры, которую так обожает Старик», — с тоскливым раздражением подумал Тимофей.
— Ты можешь пойти с нами сам, а если упрешься рогами, мы тебе их обломаем, — приняв нагловато-угрожающую позу, с кривой ухмылкой продолжил один из парней, поминутно бросая по-волчьи настороженные взгляды по сторонам. — Уделаем так, что любо-дорого.
— Прямо тут можем отоварить.
— Мы таких кишкарей…
— Где он? — резко спросил Тимофей, пропустив мимо ушей разглагольствования братанов.
— Кто? — недоуменно уставился на него братан. Фантазия увела его от реальности.
— Не тормози, придурок. Старик где?
— Да ты…
Второй удержал первого, сделавшего угрожающий шаг к Тимофею.
— Тут недалеко кабачок есть один. «Печки-лавочки», — сообщил он уже более мирно. — Они там сегодня.
— Что ж, уговорили. Пошли.
Как любил говорить Старик, не умен тот, кто может совсем избавиться от врага и медлит с этим[22]. Он любит использовать чужие слова. Как и чужие руки.
* * *
В кафе было многолюдно. Основная масса — вездесущие студенты. Они кушали и болтали, придвинувшись друг к другу на минимальное расстояние. Иные, отвернувшись, говорили по сотовым.
Старика Тимофей увидел сразу. Он сидел за столиком у окна в компании мужчины и женщины. Знакомая троица неразлучных прохиндеев, вынужденных жить в одной маленькой стае. И ведь нет у них особой любви друг к другу, но работают все равно вместе. Если, конечно, это можно назвать работой. Только у Тимофея хватило однажды решимости выйти из этого прайда.
Старик приветливо взмахнул рукой, подзывая его.
Тимофей подошел ближе.
— А! Вот и наш дорогой Тимофей прибыл! — радостно воскликнул Старик, протягивая ему руку. — Хорош! Хорош! Выглядишь прекрасно. Правда, Ирочка? Твой Тимофей как никогда в форме.
— Он давно не мой, — поправила его молодая женщина за столиком.
— Здравствуй, Ира, — поздоровался Тимофей как можно более любезно.
Она держала в руках бокал и грациозно повернулась к Тимофею.
— Привет, бывший муж.
Наверное, именно за прямоту и эту томную грациозность хищницы он и полюбил ее когда-то. Ира могла подать себя, не прилагая к этому никаких усилий. Она просто такой была — грациозной и опасной кошкой, готовой выпустить коготки в любой момент. И момент этот никак нельзя было предугадать, как нельзя предугадать землетрясение. Только почувствовать. Она вызывала тревогу, схожую с той, которая бывает у людей перед ураганом.
Рядом сидел вездесущий Олежек, снимавшийся одно время для журналов мод, но бросивший карьеру из-за какой-то темной истории. В альянсе Старика он нашел для себя прекрасную нишу — открывать своей красой неописуемой самые стойкие женские сердца. Любил он это дело, хотя никогда не любил тех, чьи сердца покорял.
Руки Олежек не подал, уставившись на Тимофея своими нагловато-снисходительными голубыми глазками прожженного плейбоя, полагающего всех остальных мужиков лишь своей бледной тенью.
Вся хищная троица в сборе. Старик решил приготовить блюдо под названием «La rencontre des amis vieux»[23]. Старик обожал французский язык, души не чаял в итальянской кухне, со страстью молодого повесы, не способного остановиться на одном знакомстве, собирал высказывания великих людей и ловко умел прятать за сентиментальными мизансценами угрожающую фабулу собственных целей. Два братана, сопровождавшие Тимофея до самого кафе, — лишнее тому подтверждение.
— Ну что же ты стоишь? Садись! Сейчас поужинаем. Здесь, надо заметить, прекрасная кухня. Много всякой зелени, как любит наша Ирочка.
— Она, как коза, от листика салата никогда не откажется! — добавил Олежек и тут же получил несильный толчок Ирининым локтем.
Знакомые «семейные» подначивания. Раньше Тимофея забавляла их нарочитая враждебность друг к другу, за которой скрывалось нечто почти братское. Может, потому что Ира и Олег были очень похожи друг на друга. Оба красивы, честолюбивы, эгоистичны до мозга костей и всегда знали, чего желать от жизни. Было ли между ними что-то большее, Тимофей не знал, но усомнился бы, расскажи ему кто-нибудь об их бурном и продолжительном романе. Для этого они были слишком одинаковыми, как однополюсные стороны магнитов.
Старик заказывал блюда сам. Его тихая, но непреклонная воля походила на разудалый диктат русского помещика и касалась всего на свете. Особенно еды. Он был заранее уверен, что человек рядом с ним понятия не имеет, что с чем есть и чем запивать. Он вполне мог бы сыграть профессора Преображенского за столом: «Доктор Борменталь, умоляю вас, мгновенно съесть эту штучку, и если вы скажете, что это плохо, я ваш кровный враг на всю жизнь».
Но если профессор вызывал симпатию и уважение, то к Старику Тимофей давно утратил эти чувства.
— Ну вот и славно! — разыгрывал радостного хозяина Старик. — Как в наши лучшие времена. В последний раз мы, помнится, обедали вместе в том чудном кафе на проспекте Витторио-Эмануэле II в Милане. Мы тогда отведали чудесную кассаолу и желтое ризотто с шафраном. Боже, что за кухня у этих итальянцев! Удивительно! И что за времена у нас были! Хорошие времена. Как сказал Терье, счастливой жизни нет, есть счастливые дни. И я с ним полностью согласен. Счастье, други мои, зыбко и почти нереально. Оно не есть «всегда». Оно есть «здесь и сейчас».
— Вы позвали меня только для того, чтобы дать определение счастью? — прервал его Тимофей.
— Мы позвали тебя потому, что ты не последний человек в нашей команде и…
— НАШЕЙ команды больше нет. Кажется, я объяснил вам это три года назад. Ее нет и не будет.
— Тимон, ты бы нас не расстраивал, а? — лениво произнес Олежек, отпивая воду из бокала.
