на убийство близкого человека. Если бы Майкл не надавил на него, этот парень даже пистолет в руки не взял бы.
— Да, насчет убийцы ты права. Но то, что Эдвард сделал это только ради семьи, я еще могу поспорить. Дело не только в этом, но еще и в его отношении к тебе.
— Это всего лишь слова, чтобы меня успокоить.
— Мы не пытаемся успокоить тебя, а говорим то что есть.
— Если бы ты просил его остановиться и подставил под удар себя, Эдвард тоже сдался бы. Ему просто нужен был какой-то толчок, который был бы намного сильнее и немного больнее, чем любые унизительные слова Майкла.
— Ты же сама сказала, что хотела предложить Эдварду некий тест, — мягко говорит Ракель. — Мол если он откажется делать то, что ты скажешь, то у него еще есть что-то хорошее по отношению к тебе и своей семье.
— Это правда, но…
— Ты предложила Эдварду выстрелить в тебя, так? — Ракель складывает руки на столе. — Этот парень выстрелил в тебя? Нет, не выстрелил! А значит, напрашивается вывод — ты все еще небезразлична этому человеку.
— Моим делом было попытаться спасти Терренса от смерти и Эдварда — от становления на путь Майкла. И я считаю, что сделала это. Если бы моя попытка провалилась, вряд ли бы МакКлайф сейчас сидел здесь, попивал свой напиток и наслаждался теплой погодой.
— И разве это не доказательство того, что ты можешь влиять на Эдварда?
— Он не сделал это, потому что не простил бы себя за убийство и предпочел бы покончить с собой, чем отправиться за решетку, где его загрызли бы до смерти.
— Ах, Наталия, прекрати уже искать иные объяснения тому, что ты уже знаешь, — тихо вздыхает Ракель. — Эдвард не стал убийцей потому, что ты смогла повлиять на него и заставить вспомнить о своей любви к тебе и своей семье. Ты дала ему огромную мотивацию и здорово ошарашила его просьбой выстрелить в тебя.
— Я уже сказала, что убийцей не каждый хочет становиться.
— Ну ладно, Рочестер, хватит! Не глупенькая же дурочка! Должна понимать все.
— И кроме того, я скажу тебе гораздо больше: Эдвард сам говорил, что ты ему не безразлична, — с загадочной улыбкой добавляет Терренс. — Немного усилий — и мне удалось заставить его заговорить о том, как он относится к тебе. Поначалу этот паренек отпирался и отказывался говорить, но я все равно смог вытянуть из него все что можно.
Эти слова заставляют Наталию округлить глаза, которые она уставляет на Терренса, и немного призадуматься, хотя она по-прежнему не хочет тешить себя надеждами и строить иллюзии.
— Правда? — неуверенно интересуется Наталия.
— Честное слово! — восклицает Терренс. — Мы с Эдвардом разговаривали об этом, пока ехали в дом дяди. Тогда он выглядел настолько плохо, что я решил немного отвлечь его разговорами и заодно вытянуть из него всю правду об отношении к тебе. А иначе он бы окончательно ушел в себя и вряд ли смог бы противостоять дяде и его банде.
— И… Он правда сказал, что небезразличен ко мне?
— Можешь поверить мне на слово. Я никогда не лгал тебе и говорю то, что есть.
— Да нет, дело вовсе не в том, лгал ты или нет… Дело в том, не соврал ли тебе Эдвард… Он ведь мог сказать это просто для того, чтобы отвязаться от тебя. Чтобы ты не доставал его этим расспросами.
— Сомневаюсь. Эдвард говорил это с неподдельной грустью. Тогда я внимательно наблюдал за ним и действительно верил ему. Он не пытался сказать это ради того, чтобы отвязаться от меня. В тот раз Эдвард был абсолютно искренен. И вообще — пока Ракель, он и я пытались придумать, как помочь тебе и спастись самим, этот парень вел себя вполне достойно и не давал повода усомниться в себе. Ничего не скрывал, делал все, что от него требовалось… Если раньше он откровенно лгал и выворачивался, то тогда все было иначе.
— Ох, не знаю, Терренс… — тяжело вздыхает Наталия, и отводит взгляд в сторону. — Не знаю…
— Ты что не веришь мне?
— Нет-нет, я верю тебе… Просто… — Наталия делает глоток своего напитка. — Просто все слишком сильно запуталось… И я не знаю, как мне распутать этот клубок.
— Не переживай, Наталия, со временем все наладится, — подбадривает Ракель. — Да, тебе сейчас тяжело. Обидно и паршиво. Не сомневаюсь, что ты жалеешь о многом. Но это не значит, что все кончено, и у тебя уже не осталось шансов все исправить.
— Мне и правда сейчас очень тяжело. Так сказать, идет борьба разума и чувств…
— Я понимаю. Думаю, сейчас ты находишься в примерно той же ситуации, что и Терренс. Вы боретесь с гордостью, болью и желанием забыть тех, о ком вы сейчас думайте. Но также у вас есть желание вернуть все назад. Вы совсем не хотите прощаться с человеком, который когда-то был вам очень близок. Вас разрывает на части. С этим и правда трудно смириться, я знаю. Но если вы чувствуете, что готовы дать второй шанс, то нужно попытаться. Я не говорю, что вы должны бежать мириться с Эдвардом. Нет! Для начала вам нужно решиться просто поговорить! Пока что это — единственное, что вы можете сделать. Ну а дальше — как дело пойдет.
— Что-то похожее я сказал Эдварду, когда мы обсуждали его ситуацию с Наталией, — задумчиво признается Терренс. — Мол если есть шанс, то нужно им воспользоваться. И просто так нельзя опускать руки.
— Это я и хочу сказать! Решите, чего вы хотите, и донесите это до Эдварда. Бежать от разговора смысла нет, ибо вам рано или поздно все равно придется сделать это. А если вы хотите поскорее покончить с этой проблемой, то постарайтесь не откладывать разговор на долгое время.
— Не беспокойся, милая, я обязательно разберусь с этой ситуацией. Поговорю и с отцом, и с Эдвардом до начала суда.
— Я тоже, — тихо обещает Наталия. — Ведь… Я и сама хочу поскорее внести ясность в это дело и знать, чего мне ожидать.
— Надеюсь, — слегка улыбается Ракель и мягко кладет руку на плечо Терренса. — Так что, дорогие мои, думайте и принимайте верное решение. Но что бы вы ни решили, я все равно буду на вашей стороне.
— Спасибо… — в разное время дружелюбно произносят Терренс и Наталия.
Пока Ракель слегка улыбается и допивает напиток из своего бокала, Наталия и Терренс бросают друг другу легкую улыбку и либо опускают взгляд на свои руки, либо оглядываются по сторонам.
