— Что ж, бар, танцпол — все предельно ясно. — Уголки ее губ подрагивают от улыбки. — Я могу идти?
Плавно притягиваю ее ближе и, подцепив подбородок, заставляю посмотреть себе в глаза. Сола же словно нарочно скользит острым кончиком языка по своим полным губам.
Дразнит.
Приближаюсь к ее лицу вплотную, перемещая ладони на хрупкие ребра.
— Хочу целовать тебя. Чувствовать твои губы. — Провожу носом по ее скуле, ощущая уже привычное электрическое напряжение между нами. — Какого черта ты их накрасила? — Руками стискиваю тонкую девичью талию.
— Рафаэль, — взволнованно выдыхает она, холодными пальцами цепляясь за мои запястья в попытке ослабить натиск, но я не позволяю этого сделать, — прекрати. Мне нужно идти, меня Рита ждет.
— Уго с удовольствием сыграет роль ее подружки.
— Этот кудрявый засранец скорее с удовольствием поимеет ее, чем сыграет роль ее подружки, — усмехается Сола и, нервно облизнув губы, продолжает: — А вообще, — бережно поправляет лацканы моего пиджака и разглаживает ладонями ткань, — иногда воздержание полезно.
— Сегодня ты узнаешь, насколько оно вредно в моем случае.
Припадаю губами к ее обнаженному плечу в грубом поцелуе. Ощущаю взрыв фейерверков от сладкого вкуса ее нежной кожи. С моих губ срывается глухой рык, отчего Сола выгибается в моих объятиях, издавая чувственный стон. Она ногтями впивается в мои плечи, когда я скольжу языком до мочки уха, и мне приходится приложить массу усилий, чтобы заставить себя остановиться.
Большим глотком воздуха заглушаю струящееся по венам безумное желание и отстраняюсь. Здесь нельзя терять голову, потому что рядом с этой девчонкой она отказывается выполнять свою природную функцию.
Сола с минуту не двигается, лишь хватает ртом спасительный кислород. Какая же она чувственная девочка, загорается в моих руках как спичка. Я обнимаю ее маленькое лицо ладонями, и яркий блеск малахитовых глаз с удвоенной силой зажигает меня, заставляя кипеть и без того взбудораженную кровь.
— Будь умницей, Сола. — Оставляю на ее макушке короткий поцелуй, а затем за руку увлекаю по узкому коридору.
Стройное тело извивается, ритмичные движения наполнены грацией. Агрессия сменяется манящими покачиваниями бедер. Ощущение, будто она сама задает ритм музыке, атласное платье переливается в свете софитов, а на молочной коже вспыхивают разноцветные огни. Сейчас Сола безмятежна, ее улыбка искрит счастьем, и мне абсолютно плевать на ползающую передо мной шлюху. Все внимание принадлежит моей девочке.
Больше всего сейчас хочется задрать это чертово платье, хорошенько вылизать сладкое лоно, а потом погрузиться в его теплоту и влажность. Кажется, мозги плавятся от одной только мысли об этом. А когда представляю, как Сола сегодня будет скользить по моему члену накрашенными губами, в паху начинает буквально искрить, и ширинка натягивается до предела.
Только вот хватает секунды, чтобы потерять Солу из вида, когда неуклюжая шлюха опрокидывает на меня стакан с виски.
— Твою мать! — раздраженно рявкаю я и вскакиваю, отталкивая стриптизершу прямо на Уго.
— Раф, какого хрена…
Не дослушав, я вылетаю из помещения и мгновенно теряюсь в громкой музыке, которая в данный момент для меня как красная тряпка для быка. Расталкивая всех, кто попадается мне на пути, добираюсь до комнаты охраны и без лишних слов подхожу к транслирующим видео с камер наблюдения мониторам. Нахожу нужную информацию и не задерживаюсь там больше ни на секунду.
Захожу в женский туалет, и от открывшейся моему взору картины в жилах стынет кровь. Маттео приставил пистолет к подбородку Солы. Она дрожит, по щекам катятся слезы, а в глазах застыл дикий ужас. Мой гаденыш тоже на грани. Отчетливо вижу, как его трясет, и понимаю, что не выстрелит. У этого труса не хватит смелости, но одно неудачное движение, и пуля-дура вышибет ей мозги.
— Матвей, — сипло просит она, захлебываясь слезами.
В ответ этот ублюдок сгребает ее волосы в кулак и встряхивает Солу так, что та едва удерживается на ногах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я уже труп, детка. Думаю, будет справедливо, если ты составишь мне компанию в аду.
— Опусти пистолет, Маттео. — В моем голосе лишь холод и сталь, ничего более.
— Папочка! — расплывается он в сумасшедшей улыбке. Конечно, он ждал, и это представление для меня. — Ты как раз вовремя! Правда, малышка?
Мой сын ловким движением разворачивается вместе с Солой и, обхватив рукой ее шею, прикладывает дуло к виску. Я по-прежнему стою неподвижно, лишь сглатываю, но сейчас собственная слюна, подобно серной кислоте, прожигает мне горло.
— Она ведь тебе нужна? Хороша, да? — Матвей с нескрываемым наслаждением проводит носом по ее шее и шумно вдыхает. — Дааа, она хороша…
— Отпусти девушку, и мы поговорим.
— Думаю, ты не в том положении, отец, чтобы диктовать свои условия. Поэтому для начала мы немного повеселимся. Все же хочу унести сладкий вкус моей девочки с собой.
Матвей рывком поворачивает Солу лицом к себе и вновь упирает дуло пистолета ей в подбородок. Но при этом не сводит холодного взгляда с меня.
— Ну, давай, поцелуй меня, малышка. Папочке ведь нравится подглядывать за нами, да?
Очевидно, что по собственной воле она этого ни за что не сделает.
Не получив желаемого, Маттео склоняется к ней и что-то рычит прямо в губы, а потом его глаза еще больше наливаются кровью.
«Не упрямься, Сола», — мысленно умоляю ее.
Но когда Маттео сам набрасывается на мою девочку с поцелуем, раздается болезненный вопль.
— Тваааарь! — орет он, отпуская Солу и хватаясь за губу.
— Иди к черту! — выкрикивает девушка и плюет ему прямо в физиономию, на что Маттео заносит руку с пистолетом и ударяет ей по лицу.
Секунда. У меня появляется гребаная секунда. И ее хватает, чтобы достать пистолет и прострелить парню колено. Звук громкого хлопка сменяется стоном боли, а я делаю еще пару выстрелов в живот, что заставляет Маттео врезаться спиной в стену.
Сола лежит на полу, но постепенно приходит в себя. Когда сознание окончательно к ней возвращается, девочка застывает с немым ужасом на лице. Кажется, если сейчас она вдохнет, рассыплется, словно горстка золы.
— Я ни о чем не жалею… — Кадык судорожно дергается, и Маттео заходится в сиплом кашле, выплевывая сгусток черной крови. — Я просто оступился… где-то… — тихий смех вырывается из его груди, но он тут же смешивается с криком боли и слезами. Он сжимает окровавленные кулаки и впечатывает их в пол, упираясь затылком в стену. — Все это была лишь прелюдия. Я никогда не любил тебя. Ты просто рычаг, Рокс. Рычаг в большой игре. Ты должна была сдохнуть, но я не справился… я так хотел, чтобы он страдал… — Маттео прикрывает глаза и судорожно вздыхает.
Опираюсь о столешницу у раковины.
— Балдо, отвези девушку домой, — приказываю вошедшему в этот момент солдату.
Он незамедлительно выполняет распоряжение и подхватывает Солу на руки. Она даже не замечает, как по ее щеке стекает тонкая струйка крови. Опускаю голову и утыкаюсь взглядом в пол, потому что меня начинает еще больше трясти от желания уничтожить сына. За то, что он причинил моей девочке боль. Внутри меня сейчас борются противоречивые чувства: удовлетворение от того, что все же наказал предателя, сожаление о том, что упустил сына и горечь от потери единственного ребенка.
Когда мы остаемся одни, я впиваюсь пальцами в края столешницы. Руки буквально горят от содеянного, и это жаркое пламя постепенно охватывает все тело. Гребаное сердце разрываются от осознания того, что я ответственен за смерть собственного сына. Я готов всадить пулю себе в лоб, понимая, что хотел этого с той самой минуты, когда Маттео прикоснулся к ней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Это не наказание за нарушение омерты, это убийство из-за женщины.
— Ты обещал всегда быть рядом, — вторгается в мои мысли надрывный шепот Маттео, — а тебя снова нет. И никогда не было.
Его признание словно обухом по голове.
До хруста сжимаю челюсти. В памяти всплывает образ моего маленького сына, что неустанно твердил эту фразу, когда я в детстве оставлял его одного.
