— Ты… — сквозь слезы рычит Маттео, заставляя посмотреть себе в глаза в отражении зеркала, — ты просто избавился от нас с матерью как от ненужного груза. Ты никогда не любил нас. Лишь откупался деньгами. Это ты создал из меня монстра. — Злость сына сменяется горечью, он уже не сдерживает слезы, и они текут по его щекам, перемешиваясь с кровью. — А Каморра поверили в меня. Приняли в свою семью. А я так и не смог их отблагодарить… — он запинается, захлебываясь кровью. — Па, — протягивает ко мне дрожащую ладонь, — побудь со мной хотя бы сейчас. Мне страшно, страшно умир…
Маттео вновь заходится в кашле, из его горла вырываются булькающие звуки. Наконец, я заставляю себя оторваться от столешницы и подойти к сыну. Опустившись на корточки, беру его за руку.
— Прости… я… п-просто… хотел быть лучшим…
Его зрачки перестают двигаться, сиплое дыхание обрывается, выкачивая из помещения остатки кислорода, и лишь одинокая слеза скатывается по щеке моего сына как заключительный аккорд его жизни.
В груди бушует адское пламя, беспощадно блокируя поступление воздуха в легкие. Я отчаянно хватаю его ртом, но задыхаюсь от запаха крови собственного ребенка.
— Спи, Маттео, — провожу ладонью по его лицу, закрывая глаза, — спи крепко. — Прижавшись к окровавленному лбу, шепотом добавляю: — Говорят, тот мир лучше, чем этот. — Сжимаю обмякшую руку сына. — Я всегда был рядом. — Подношу его окровавленную ладонь к губам и прижимаюсь к ней. — Я отпускаю тебя.
Я не плачу. Слезы высохли, как и моя душа. Я держу эту боль в себе. Понимаю, что никогда не отпущу ее, и это чувство будет разрывать меня на части, молча выламывать ребра. Но больше всего душу разъедает мысль, что я без сожаления нажимал на курок. Из-за Солы. Маттео причинил ей боль. А я знал, что не смогу сдержаться, знал, что в любом случае убью его, но он все равно спровоцировал.
— Раф, дальше я сам, — кладет ладонь мне на плечо внезапно появившейся Уго.
— Оставь нас.
Мне хочется орать во все горло, но я по-прежнему сохраняю внешнюю невозмутимость.
— Если бы ты не убил его, она была бы мертва. Ты сделал все по закону. А теперь тебе нужно ехать домой, скоро здесь соберутся все желторотые, лишняя шумиха нам сейчас ни к чему. Я все уберу.
— Я сам доведу дело до конца, — хрипло произношу и прочищаю горло.
А потом выпускаю руку Маттео и рывком поднимаюсь на ноги, упираясь влажной ладонью в стену.
— Сола уехала?
— Десять минут назад Балдо с девушкой покинул территорию.
— Найди ее подругу и доставь в аэропорт. — Из груди вырывается тяжелый вздох, когда я провожу ладонью по лицу. — Передай Олевандору, чтобы подогнал свою машину к черному входу.
— Раф, ее подруги нет в клубе.
— И где же она? — Отталкиваюсь от стены и устало упираю руки в бока.
— Здесь были люди Каморры. Олевандор убит. Приходили за твоей принцессой, Раф, но, видимо, перепутали девушек.
— Твою мать! — вздыхаю в пустоту, откидывая голову назад. А затем разворачиваясь всем корпусом и бью кулаком в зеркало, оставляя после себя кровавую паутину. — Звони Балдо и предупреди насчет Каморры. Нужно усилить охрану особняка, чтобы до моего возвращения Роксолана была в безопасности. Они скоро поймут, что взяли не ту. Если еще не поняли. А сейчас подгони мне машину, Уго, и ты свободен. Этот вечер я хочу провести с сыном.
Взяв безжизненное тело на руки, выхожу из туалета и направляюсь в сторону служебной двери. Я словно во власти галлюцинации, потому что вижу на руках своего маленького мальчика. Всего в крови. Мне становится дурно и приходится остановиться, чтобы не потерять равновесие. Скалюсь, болезненно втягивая воздух. Я убил своего ребенка… я чудовище…
— Мы поедем в тихую гавань, — говорю словно в бреду, продолжая идти. — Ты мой сын, и твое место всегда было здесь, пора возвращаться домой, Маттео, теперь ты в безопасности. Теперь тебя никто не тронет. Твою мать! — рявкаю и сильнее сжимаю его тело. — Я лишь хотел уберечь тебя, со мной было опасно. — Укладываю Маттео на заднее сиденье. — Я прятал тебя от своих врагов, а оказывается, нужно было прятать от себя…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Сажусь за руль и, захлопнув за собой дверь, начинаю колотить по нему кулаками, разбивая их в кровь и издавая мучительные хрипы. Не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я останавливаюсь и, с трудом переведя сбитое дыхание, завожу машину.
***
Я похоронил его рядом со своими родителями. В Тихой Гавани под домом расположен семейный склеп. Там они всегда в безопасности. Теперь и мой сын вместе с ними.
Я даже не помню, как добрался до дома. Кровь в моем организме полностью заменил алкоголь, а легкие до краев заполнены сигаретным дымом.
Перед глазами сменяются кадры прошлого, но сейчас я четко вижу лишь одно — боксерскую грушу, и начинаю избивать ее, уничтожать, в то время как воспоминания уничтожают меня. И этот нескончаемый адский водоворот всех оттенков боли переполняет меня. Но выплеснуть эмоции не получается, это навсегда останется во мне как напоминание о содеянном.
Кричу, раздирая горло и пытаясь заглушить разрывающие меня мысли, эмоции и запах крови на руках. Падаю на колени и не прекращаю вопить во всю глотку. Все она… все это из-за гребаной власти и денег.
— Рафаэль…
Сейчас ее голос подобен острой спице, пронзающей мозг. Поднимаю взгляд и вижу Солу, ее красные заплаканные глаза, рассеченную щеку, то, как неуверенно она сейчас стоит передо мной. Только вот ей лучше уйти. Хотя уже поздно это делать. Я поднимаюсь, за пару широких шагов сокращаю между нами расстояние, и перекрываю ей кислород…
Глава 30
РОКСОЛАНА
Казалось, я выплакала все слезы, что во мне были, но накопившейся боли, видимо, оказалось гораздо больше. Потому что сейчас мне не легче. Наоборот. С каждой минутой становится только хуже. Сил плакать больше не осталось. В голове взрываются тяжелые мысли, уничтожая меня изнутри, впиваясь мелкими осколками в сердце.
Зайдя в ванную, я подхожу к раковине, на автопилоте открываю кран и опускаю руки под проточную воду. Из зеркала на меня смотрит девушка с красными опухшими глазами и рассеченной щекой. Морщусь то ли от ужасающего внешнего вида, то ли от нестерпимой пульсации в висках. Склоняюсь и окатываю лицо холодной водой, которая уже через секунду окрашивается красным.
Заторможенностью движений напоминаю себе зомби. Медленно выхожу на балкон и дрожащими руками тут же опираюсь на перила. Перевожу дыхание, но от представшей передо мной картины сердце болезненно замирает.
На территорию влетает незнакомая машина, раньше у Росси я таких не видела. Противный скрип при резком торможении заставляет меня вздрогнуть, а увиденное окончательно обездвиживает.
Рафаэль вываливается из салона, но практически сразу, хоть и неуверенно, поднимается на ноги. Замечаю в его испачканной уже запекшейся кровью руке полупустую бутылку, по всей видимости, алкоголя. Он запрокидывает голову и, осушив тару до дна, одним взмахом разбивает вдребезги о мозаичную плитку, а после шатающейся походкой направляется в дом.
Хочу побежать к нему, обнять так крепко, чтобы забрать себе его боль, но не могу сделать и шагу. И все же мне приходится побороть свою слабость. Отшатываюсь от перил и бреду прочь с балкона. Даже не замечаю, как спускаюсь на первый этаж, но меня мгновенно приводят в чувство яростные крики, доносящиеся со стороны спортивного зала. Сглотнув, я следую на них, но стоит только переступить порог, конечности словно парализует.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Рафаэль безжалостно избивает боксерскую грушу. Вижу, его эмоции накалены до предела, но даже в таком разбитом состоянии силы не покидают его. Он наносит один мощный удар за другим. А потом их сменяют дикие вопли. У меня в груди все стягивается в тугой узел от ужаса происходящего. Спустя мгновение вместо груши его окровавленные кулаки рассекают воздух, а после он падает на колени и яростно вколачивает их в пол, надрывая горло оглушительным криком.
