— Ого, — сказал я. — Как долго?
— Чуть-чуть, — ответил он. — Но всем нужно спрятаться. Хотя на судне где спрячешься?
Я пробормотал:
— А укрыться под полотном? Опустить парус и всем накрыться?
— Не знаю, — признался он. — Там на суше люди вообще прячутся в погреба.
Я огляделся в беспомощности. Фицрой увидел мое выражение лица, подошел торопливо.
— Что стряслось?
— Высматривай вход в бухту, — велел я. — И постарайся искать недолго. Три луны ожидаются ночью!
Он охнул.
— Только их еще недоставало. Понсоменер, поторопи Грегора, уже вечер, нам нужно успеть…
Я подумал, что в море не очень спрячешься, хотя кто знает, насколько глубоко проникает излучение. В лесу звери по большей части ночью спят в глубоких норах, толстый слой земли все же защищает, а вот вода…
Я ощутил недобрый озноб. Хорошо, конечно, что абсолютное большинство мутаций заканчиваются смертью, это только в представлении дураков каждый случай мутации превращает либо в монстра, либо в сверхчеловека с необыкновенными способностями, но все же где-то на миллион смертных случаев приходится и один такой, когда мутант выживает.
Правда, такой мутант чаще всего остается бесплодным, но опять один из миллиона все-таки сохраняет возможность размножаться… а если учесть количество попадающих всякий раз под излучение, а потом умножить на годы и столетия, то океан вполне может кишеть монстрами.
Фицрой то и дело спускался вниз, возвращался с докладом, что все крутится, Понсоменер высматривает вход, у него это получится лучше, а вообще-то мы возвращаемся с победой.
— Еще какой, — согласился я. — Хотя, конечно, не героический рейд на край света, как вам кажется, а всего лишь чуть отползли от каботажного плавания.
Фицрой проговорил в радостном ужасе:
— Это была пробная прогулка?… Представляю, что будет дальше. Но насчет негероизма ты зря! Разве не преподали урок противнику?
— Не знаю, — ответил я с сомнением, — хорош ли этот урок…
Фицрой воззрился в изумлении.
— Что? Мы не крепко дали по башке Гарну?
— Да, — согласился я, — но как они это воспримут? И так это агрессивное королевство, где все стремятся служить в армии. А когда вот такой щелчок по носу, не станут ли укрепляться еще сильнее? Усиливать армию?
Он подумал, кивнул.
— Станут. Ну и что?
— В соседях Дронтария, — напомнил я. — Сейчас ее не трогают, потому что полное завоевание обойдется дорого. А если с усилившейся армией удастся завоевать быстрее?
Он поморщился.
— А оно тебе надо?… Дронтария, Гарн, Уламрия… Это где-то на другом уровне.
— Крохотный камешек, — сказал я, — может сдвинуть лавину, что погребет внизу города. А мы, боюсь, были этим камешком. Король Гарна, увидев нашу мощь, может начать готовиться к нападению такого заморского агрессора. А когда никто не нападет, то сам двинет армию на Дронтарию, чтоб усилия не пропали даром.
— Не боись, — сказал он покровительственно. — Можем быть тем камешком, но можем и не быть. Обычно камешек скатывается, не потревожив других. Так и в мире обычно больше такого, что не случается, чем того, что случается… Ого, что там за рыбы?
Я оглянулся, сказал равнодушно:
— Скатгнюсы.
Он переспросил:
— А это точно рыбы?
— Точно, — ответил я. — Все мы рыбы… Если все мы лошади, то почему и не рыбы?…
С вершины мачты Понсоменер прокричал звонко и радостно:
— Проход!.. Чуть левее… Мы дома!
