Пожилая экономка оглядела Ратлиджа с нескрываемым интересом, как будто слухи о нем опередили его появление, и предупредила, что он пришел не вовремя — доктор ужинал. Вышедший навстречу Стивенсон был явно не расположен к долгой беседе.
— Я коротко, — извинился Ратлидж. — Том Рэндел упал с лошади и сильно расшибся. Так что не мешало бы взглянуть, нет ли у него серьезных повреждений. Я не удивлюсь, если он будет вам благодарен больше, чем выразит это словами. Завтра утром он не сможет встать с постели.
— Я давно пытаюсь его уговорить нанять пару работников на ферму — помощника по ферме и кухарку. Но он слишком упрям и горд своей независимостью, как все они. Может, теперь послушает. — Стивенсон вздохнул, стоя с салфеткой в руке. — Ладно, вот только закончу ужин. Заодно прихвачу кого-нибудь, чтобы посидели около него ночью и чтобы утром у него был завтрак. Так это был Рэндел, кого сбила Присцилла Коннот, как она считала, насмерть?
— Да, все говорит о том, что это был он. И ему еще чертовски повезло, что остался жив. Она была в таком состоянии, что не соображала, что делает.
«И кто в этом виноват?» — спросил Хэмиш ехидно.
Ратлидж проигнорировал его.
— Как она? — спросил он.
— Я дал ей снотворное. Миссис Натли подежурит около нее ночью.
— Я загляну к ней потом.
— А вы отдаете себе отчет, как вы устали? Вы же с трудом языком ворочаете, вам давно пора отдыхать. Или у меня появится еще один пациент, — серьезно сказал доктор.
— Хороший совет, — улыбнулся Ратлидж. — Я собираюсь им вскоре воспользоваться.
Он пожелал доктору доброй ночи. Сначала он поехал к дому Присциллы Коннот. И удивился, узнав, что она не спит, найдя ее бодрствующей, с чашкой мясного бульона в руках, приготовленного для нее мисс Натли.
Сестра объяснила Ратлиджу, пока они поднимались в спальню:
— На пустой желудок нельзя принимать лекарства. Это вредно. Я всегда слежу, чтобы мои пациенты прежде поели.
Присцилла, в симпатичном пеньюаре цвета лаванды, улыбнулась, увидев инспектора на пороге спальни, послушно допила бульон и сказала уверенно:
— Вы пришли меня арестовывать. Я уже предупредила миссис Натли, что полиция скоро явится за мной.
— Нет. — Ратлидж подвинул стул к кровати и сел. — Тот мужчина, которого вы думаете, что убили, жив. Правда, весь в синяках и царапинах. И страшно разъярен. Наверное, его отбросило в кусты. На вашем месте я бы обрадовался, что он жив. Это был, разумеется, не Уолш. И это еще одна хорошая новость для вас.
— Милостивый боже! — Присцилла поставила чашку, широко раскрытыми глазами глядя на инспектора. — Боже мой!
— Вы ничего не можете сделать для мистера Рэндела, во всяком случае, не сегодня. Просто усните и набирайтесь сил.
— Вы сами выглядите полумертвым от усталости, — сказала она.
— Да, именно так я себя и чувствую. — Он улыбнулся. — Не считаете, что пришло время рассказать, что произошло между вами и отцом Джеймсом?
Закусив губу, она отвернулась к стене.
— Я как-то уже говорила вам. Что это не имеет отношения к его смерти. Только к моей неудавшейся судьбе.
— Но что он убедил вас сделать? Что потом разрушило вашу жизнь?
Было, разумеется, нечестно давить на нее сейчас, когда она находится в таком состоянии, но он боялся, что когда она окончательно придет в себя, то снова станет твердым орешком, достойным противником полиции.
— Я уже успела выпить половину того лекарства, что миссис Натли мне намешала. И моя голова сейчас плывет, — сказала Присцилла.
Ратлидж видел это сам по ее зрачкам. Но миссис Натли, сложив руки под фартуком, была спокойна, как истукан.
— Я дала ей только то, что предписал доктор.
— Я знаю. — Ратлидж снова обратился к Присцилле:
— Вы предпочитаете, чтобы миссис Натли вышла из комнаты и оставила нас вдвоем? Она, кажется, не возражает.
— Да. То есть нет. Все равно. — Присцилла Коннот замолчала и закрыла глаза, как будто пытаясь скрыться от испытующего взгляда Ратлиджа. Потом открыла глаза и сказала с отчаянием: — Это было так давно. Никто уже не помнит, и никому нет дела. Но я до сих пор чувствую боль, она не ушла.
Эта боль звучала в ее голосе, она сразу как будто постарела на его глазах.
— Вам знакомо чувство одиночества, инспектор?
Он спокойно ответил:
— Боюсь, что да. Оно мне привычно.
Присцилла обхватила себя руками, как будто искала тепла и утешения.
— Я любила одного человека. Мы собирались пожениться. Я была на седьмом небе от счастья.
Ратлидж понимал ее. Когда он просил руки Джин, он видел это выражение счастья на ее лице. В следующую субботу Джин выйдет за другого. Он не хочет быть в Лондоне в это время…
Он очнулся от своих воспоминаний. Голос Присциллы окреп и зазвучал увереннее:
— И вот однажды Джеральд пришел и заявил, что на него вдруг нашло озарение, в своем роде откровение. Я спросила, что он имеет в виду, и он признался, что его всегда тянуло к церкви, а теперь он знает, что ему надо делать. Так хочет Бог, он понял это. Я сказала, что, если он этого хочет, разумеется, я постараюсь его понять. И мы поженимся, когда он закончит учение. Но он сказал, что хочет стать католическим священником. И тогда брак невозможен, ни сейчас, ни позже. В общем, он разорвал помолвку.
— И вы винили отца Джеймса за то, что тот способствовал решению вашего жениха?
Присцилла крепко зажмурилась, как будто пытаясь удержать слезы, или как будто видения прошлого вернулись и встали перед ней.
— Но он не был тогда священником. Просто Джон Джеймс. Он был лучшим другом Джеральда. Я пошла к нему и просила отговорить Джеральда. Он сказал, что лучшее, что я могу сделать для Джеральда, если я его люблю, — отпустить и позволить принять сан.
Слезы хлынули из-под закрытых век. Больше Присцилла не открывала глаз, как будто не хотела видеть лицо Ратлиджа.
— И я его отпустила. Я надеялась, что как только он начнет занятия в духовной школе, то быстро обнаружит, что ошибся и это не его стезя. Я была уверена, что он слишком меня любит, чтобы предпочесть мне безбрачие, и скоро все кончится. Я сама его благословила и дала ему уйти!
Она, наконец, открыла глаза. Голос ее так дрожал, что Ратлидж с трудом теперь ее понимал.
— А в последний год перед своим посвящением Джеральд покончил жизнь самоубийством. И не достался ни мне, ни Богу. Я не могла мстить Богу, но я хотела мстить отцу Джеймсу. Смерть Джеральда была на его совести, и каждый раз, когда он смотрел на мое лицо во время мессы, он должен был понимать, как был не прав, как он предал и Джеральда, и меня, как в слепой вере в свою непогрешимую правоту принес несчастье и разрушил мою жизнь.
Ратлидж подождал, пока лекарство, которое дала миссис Натли, окончательно подействует, и скоро Присцилла Коннот погрузилась в глубокий сон.
— Присмотрите за ней как следует, — сказал он медсестре.
— Можете положиться на меня, инспектор.
Миссис Натли проводила его до двери и сказала:
— Знаю из своего опыта, что такое признание позволяет снять тяжелый груз с сердца.
Но он не был в этом уверен. Зато теперь точно знал — Присцилла Коннот и ее секрет действительно не имели отношения к смерти отца Джеймса.
Дом Фредерика Гиффорда стоял далеко от дороги, прямо за зданием школы. Он был окружен огромными старыми деревьями, как дом викария при церкви Святой Троицы. Проезжая через ворота, Ратлидж увидел старинный особняк с остроконечной крышей.
Служанка, открывшая дверь, провела его в гостиную. Из другой части дома доносились голоса, кажется, у Гиффорда были гости.
Гиффорд вошел с извинениями:
— Сегодня не самый лучший день для гостей, но я пригласил друзей со мной поужинать еще неделю назад. И мы решили, что события прошлой ночи не должны нарушить наши планы. Хотя могу признать, что у всех настроение далеко не праздничное. Что вас привело в такой поздний час? Разве вам не положено сейчас находиться в постели и отдыхать? Вы выглядите как ходячая смерть, старина!
Ратлидж рассмеялся:
— Последнее время я так часто об этом слышу, что привык к этому образу! Я вас надолго не задержу. Мне надо знать, кто устроил для миссис Бейкер, жены Герберта Бейкера, лечение в санатории. Это важно.
Удивленный его просьбой Гиффорд подумал немного, потер тыльной стороной ладони бородку.
— Я не знаю. Да и никогда не знал. Ни я, ни доктор Стивенсон. Банк в Норидже прислал письмо с инструкциями от анонимного благодетеля, который положил немалую сумму на лечение Маргарет Бейкер, жены Герберта. И я оплачивал счета медицинской клиники и докторов, которые ее лечили.
— Миссис Бейкер была самой обычной женщиной, ее болезнь тоже не была редкой. Почему ее выделили из многих и так щедро оплатили лечение?
Гиффорд озабоченно сдвинул брови.
