занятная, самобытная. 
(Вере, которая, ухмыляясь, смотрит на нее.) Чему ты так улыбаешься? 
В е р а. Я просто вспомнила, что вы раньше говорили. Что вы уже не…
 К а т а. Ну-ну, говори!
 В е р а. Про ската.
 К а т а (не понимая). Про какого ската?
 В е р а. Про электрического. Дескать, вы не можете ударить током… Я вот сидела тут и наблюдала, как вы этого… вмиг окрутили.
 К а т а. Что я сделала?
 В е р а. Я только диву давалась, что такая… уже не очень молодая женщина…
 К а т а (густо покраснев). О чем вы?
 В е р а (испугавшись). Ну не обижайтесь, пожалуйста, я же не думаю, что вы намеренно. Вы ведь сами говорили, что и скат, то есть я, даже помимо желания… А теперь вы обиделись.
 К а т а. Вы хотите сказать, что я…
 В е р а. Да нет же, вы меня превратно поняли… Мыслимо ли, чтобы вас заинтересовал такой желторотый юнец, неотесанный рабочий парень! Он всего-навсего…
 К а т а. Да ни о чем подобном и речи не было. Это все плод вашей фантазии… видно, что у вас только одно на уме.
 В е р а (теперь она обижена). Ну конечно, я же вам говорила, кто я такая.
 К а т а. Ну полно, я тоже не хотела вас обидеть. У вас, молодежи, как пыльца весной: так и роятся в голове подобные домыслы. Вы способны заподозрить такую измученную старую женщину…
 В е р а. Я же только его имела в виду. А вы, пока тут с нами разговаривали, все равно свое горе переживали.
 К а т а (рассмеявшись над Вериными оправданиями). Во всяком случае, приятно, хоть немного отлегло от сердца — вы, наверное, это во мне и заметили, — когда на свои беды смотришь со стороны чужими, свежими глазами.
 В е р а. Конечно, немного отлегло от сердца, я это видела.
 К а т а. От этого вроде бы и беды кажутся не столь уж тяжкими.
 В е р а (с внезапным любопытством). А разве это не так?
 К а т а. Нет, разумеется. Позже… Когда вы станете постарше, то поймете — ничто так не притягательно, особенно если жизнь не удалась, как твоя собственная молодость, которую вдруг увидишь в другом. В Лиди я люблю именно это: смятение неоперившегося птенца, попавшего в большой город.
 В е р а. Ну конечно, этот парень тоже сущий провинциал.
 К а т а. Этакое деревенское прямодушие с налетом застенчивости и мне было присуще.
 В е р а. Я сразу заметила: вы искали в нем лишь свою молодость.
 К а т а (смеется). Смотрите, это опять звучит двусмысленно.
 В е р а (беззастенчиво). Вот видите, а я ведь сейчас и вправду хотела просто подлизаться.
  Обе хохочут.
 Входит  П е т е р  и угрюмо смотрит на них.
  П е т е р. Вижу, у нас веселое настроение!
 К а т а (оборачивается и, несколько оторопев, смотрит на сына, пытаясь сохранить улыбку на лице). Мы с Верой обменивались комплиментами. А ты что, хочешь, чтоб я источала слезы подобно Ниобее{46}?
 П е т е р. Почему Ниобее?.. Ах да, по своим детям.
 К а т а. Твои вещички я перенесла в будуар.
  П е т е р  берет несколько книг и выходит.
  В е р а. Ну, мне тоже пора смываться.
 К а т а. Почему? Вы что, испугались? Мы даже не успели поговорить о ваших проблемах.
 В е р а. О, мои проблемы! С меня вполне достаточно, если вы, тетя Катока… не станете меня больше называть на «вы».
 К а т а. Я называла тебя на «вы»?
  Вера утвердительно кивает головой, затем обе снова смеются, вспоминая предыдущий разговор.
 Входит  П е т е р, копается на своем письменном столе.
  П е т е р (подойдя к матери). Я был на заводе «Гамма»{47}.
 К а т а. На «Гамме»?
 П е т е р. Решил поступить на работу учеником-инструментальщиком.
 К а т а (задетая). Да? И как нашли твои манеры? Подойдешь ты им учеником?
 П е т е р. Я произвел на них самое благоприятное впечатление. С первого надену спецовку.
 К а т а. Вот как! Ну, а что с общежитием? Ты говорил, что предпочел бы жить там.
 П е т е р (упрямо). Всему свое время.
  В холле раздается телефонный звонок, К а т а  выходит.
  В е р а. Вы меня вовсе не растрогали.
 П е т е р. Я вас? Вы полагаете, это входило в мои намерения?
 В е р а. Та женщина была права. Вы барчонок, или как там она сказала. Вам вздумалось продемонстрировать, что вы не боитесь дерзить матери?
 Г о л о с  К а т ы (из другой комнаты, нетерпеливо). Да! Слушаю! Алло.
 П е т е р. Во избежание недоразумений… я вовсе не вам и вашим выщипанным бровям хотел это продемонстрировать.
 К а т а (возвращаясь). Звонит и кладет трубку. (Вере.) Ваша, прости, твоя проблема, если я правильно поняла, в том, что…
 П е т е р. Тоже мне проблема! (Выходит.)
 К а т а. По-моему, тебе прежде всего следовало бы уйти из кафе и поступить на другую работу.
 В е р а. Да, правда, это было бы неплохо.
 К а т а. Но вопрос — куда? Может, в продмаг?
 В е р а (корчит гримасу). Картошка, соль… Впрочем, как вы сочтете нужным, тетя Катока.
 К а т а. У нашего домоуправа хорошие связи. Он может устроить тебя на работу где-нибудь неподалеку отсюда.
 В е р а. Это тот самый коренастый дяденька?
 К а т а. Он очень порядочный человек. А потом выучишься какой-нибудь профессии.
 В е р а. Ага. Вот только я больно глупа.
 К а т а. Что-то не заметно… Ну, теперь беги, а то для райсовета ты слишком уж долго задержалась.
 В е р а. А можно мне зайти в другой раз?
 К а т а. Ну, разумеется, глупышка ты моя! (Целует ее в лоб.)
  В е р а, радостная, уходит.
  П е т е р (входя). А у этой еще что за проблемы?
 К а т а. Она хочет расти.
 П е т е р. Кстати, я подумал, что и я хочу того же. Целую руку.
 К а т а. Куда ты? Ведь только пришел.
 П е т е р. К Силаши. Предъявлю ему ультиматум — согласен он учить меня в вечерней школе рабочей молодежи или нет. (Торопливо уходит.)
  Ката прибирается, открывает ящик письменного стола, достает оттуда вещи Петера: компас, фотоальбом, секундомер.
 К л а р а  вносит ковер.
  К л а р а. Ну и Петерке! Чуть не сшиб меня с ног, так мчался по лестнице.
 К а т а. Пошел к господину учителю Силаши.
 К л а р а. Вдруг так поспешно? (Расстилает ковер.) Не знаю, где только Лиди подбирает таких подруг. В конце концов она совратит с пути истинного это непорочное существо.
 К а т а. Петера? Его уже не надо совращать.
 К л а р а. Помилуйте, да как вы, будучи матерью, можете говорить такое про родного сына? (Выдвигает ящик, чтобы вытереть в нем пыль. Из угла вытаскивает какие-то обрывки фотографии.) А это что такое? (Начинает складывать.)
  Ката, взглянув на фотографию, подскакивает к ней, дрожащими пальцами пытается сложить ее, но тут же бросает.
  К л а р а. Что вас так поразило, голубушка?
 К а т а. Это моя маленькая семья!
 К л а р а (продолжая складывать фотографию). Это вы всей семьей, вчетвером. Какой же вы были красавицей! Вот и Петерке с зонтом в руке.
 К а т а. Это спустя год после того, как мой муж вернулся из плена. Наша няня Матильда сфотографировала нас.