Мы успели и наесться, и напиться, и переодеться в чистое. Наплевать, что оно индейское, главное, что свежее и не рваное. Ида, основательно поплакавшая, но не нашедшая сочувствия, уснула. Старухи натащили всяких мазей, Дженни обработала раны. Дольше всего пришлось возиться с Гаем Вероной. Он поначалу стеснялся, потом мы уговорили его, и я поняла, отчего он так упирался: пах превратился в сплошную рану, и Гай боялся услышать свой приговор.
– Ну, я не врач… – пробормотала Дженни, – но лечиться тебе придется долго. Очень долго.
– Есть ли смысл… – вздохнул Гай.
– Не знаю, – ответила Дженни. – Возможно, детей у тебя не будет.
– У меня уже есть дочь. Да разве в этом дело?
– А-а, – догадалась Дженни. – Нет, это-то вылечат. Шрамы останутся, но когда они кому мешали?
Старухи отчего-то забеспокоились. Та, которая знала федеральный, приблизилась ко мне и сказала:
– Великая колдунья, разреши наш спор. Люди говорят всякое. Говорят, что тебя взяли в плен на священной земле, в храме. И потому тебя надобно казнить со всем уважением к твоему сану. Другие говорят, что не в храме то было. Говорят, ты превратила восемь сильных мужчин в слабых женщин и велела убить их. За это положена казнь. Но еще говорят, что те мужчины знали – ты колдунья и тебя нельзя оскорблять. Ты убила их, потому что они оскорбили тебя. Но за оскорбление колдуна карают не только отцов, но и их первенцев. Мы не знаем правды. Скажи сама, как быть.
Я переглянулась с Сантой. В общем, терять нам нечего, нас уже приговорили.
– Я скажу. Я знаю обычаи. Я была в старом храме со своими слугами. За то, что Духи позволили мне там жить, я заплатила честную цену. Я привела туда много плохих людей, и я не прикоснулась к ним, Духи сами взяли их. А других плохих людей мы убили сами, но мой слуга знает слова, и Духи поняли, что мы убили плохих людей для них.
– Ты устроила Духам пир? Ты великая колдунья!
– Я нарочно брала плохих людей, чтобы Духи сразу захотели насытиться ими. Я ходила на Большое Поле, где поселились те, кого проклинают во всех лесных деревнях. Чужаки. Я выманивала их и приводила в храм. Еще я велела своим слугам стеречь лес. И когда плохие с Поля приходили в деревни, я и мои слуги убивали их, и всех забрали Духи. Духи теперь долго будут сытыми, так много плохих людей я привела им. Когда плохие увели в плен женщин и детей из деревни, я велела своим слугам отбить их у плохих, и всех отбили, и еще отбили вон ту рыжую чужачку, которая попросила меня, чтобы я взяла ее в служанки, и я взяла. Она умеет лечить раны и знает о других болезнях. Она рассказала мне про плохих людей. Они совершили святотатство, какому нет прощения. Они украли святыню из храма. И мой долг – вернуть ее народу Саттанга. Для того я и пришла с неба.
Старухи качали головами.
– Скажи, великая колдунья, кто еще может сказать про твои слова, что так и есть?
– Я могу! – живо воскликнула Дженни, которой на ухо переводила Санта. – Я видела! Пришли индейцы, много, и принесли большой-пребольшой ящик. Тех индейцев всех убили. И ждали, что придет лодка с неба, и заберет этот ящик. Лодка пришла, но слуга колдуньи, – Дженни показала на Макса, – сломал ее, и лодка не смогла опуститься на землю, так и улетела назад. А я видела тот ящик. Он стоит в подземелье. В нем нет щелей, совсем нет. Но каждую ночь после заката он начинает светиться, и всем плохим становится тоскливо, а ящик сияет до рассвета. Никто не знает почему. Я пошла туда и помолилась, чтобы мне можно было спастись. Как только я помолилась, на следующий день пришла великая колдунья и меня спасла. И она не просто посылала слуг в бой, она сама билась, как ваши мужчины не умеют.
Старухи слушали с окаменевшими лицами.
– Многие могут сказать, что это правда, – добавила Санта. – Много лесных деревень, куда ходили слуги великой колдуньи. Спросите у людей, и люди скажут правду. Они покажут вещи, какие остались от плохих людей, что вошли в храм и не вышли.
– Я скажу дальше, – продолжала я. – Когда я взяла в служанки Дженни, то поняла, что надо делать. Надо идти и звать на помощь наших воинов. Мы попрощались с Духами и ушли, похоронив за собой все, что остается после человека. Мы ушли далеко, в деревню. Там была простая земля. Мы пересекли реку, и тогда на нас напала гвардия. Моих слуг схватили, а я отвела глаза напавшим и спаслась. Я вернулась в деревню, увидела, что все убиты и брошены непохороненными. Я стала готовить их для похорон. Из лесу вышли еще двое, и они помогли мне. Я зажгла большой костер, в котором сгорели мертвые тела. Потом я поехала в город, к людям моей крови. Я зашла к ним в дом, попросила воды и еды. Они насыпали мне яд в питье, от которого я уснула. И проснулась здесь, где меня призвали к Хессу. Он произнес неправедный приговор. Когда меня привели к болоту, где держали в плену моих слуг, я догадалась, что один из индейцев чтит правду, и велела моим слугам поговорить с ним. Его зовут Нун, и спросите его. Он видел, какую пищу я ем, и сказал своим товарищам, что я колдунья. Утром он повторил эти слова тем, кто пришел ему на смену. Но они не послушали его. Они захотели получить от меня силой то, что обычно получает мужчина от женщины. Я убила одного, раздала оружие своим слугам, мы убили остальных. И пошли прочь. Жена моего слуги утратила разум по воле Духа, она кричала и делала глупости, поэтому нас поймали. Хесс наказал всех как мужчин, и все доказали, что они мужчины. Теперь ты знаешь мою правду.
Старухи ужаснулись.
– Хесс совсем спятил! – воскликнула одна. – Великие беды падут на Саттанг, если вожди да вельможи перестанут чтить заветы предков! Нельзя оскорблять колдуна. Нельзя хватать того, кого отпустили сами Духи.
– Какая страшная правда у этой колдуньи! – добавила вторая. – Только великую колдунью Духи пошлют в мир с такой правдой!
Они причитали, ворчали и ругались. Потом старшая сказала твердо:
– Надо привести сюда первенцев. Пусть великая колдунья сама скажет.
Господи, только этого мне не хватало. Я уже не питала иллюзий насчет Саттанга и всерьез опасалась, что мне предложат собственноручно провести резню первенцев.
Не сильно-то и ошиблась, к слову.
Пришла целая толпа. Женщины вели мальчиков – от года до десяти примерно. Восемь детей. Дети шли молча, с обреченными лицами, сжав губы. Матери поставили их на колени в ряд передо мной и застыли за спинами, придерживая детей. Старуха протянула мне нож:
– Вот. Решай. Можешь приказать своим слугам заколоть их. Дети плохих отцов тоже плохие.
Ну все, с меня хватит.
Я провернула нож в ладони – и протянула его старухе рукояткой вперед.
– Мое решение может быть оспорено?
– Нет.
– В том, что те мужчины были плохи, виновен весь род. Их отцы, братья, сестры и жены.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
