– Что требует твой бог? – строго спросил Ахута.
– Главный ревнитель моего бога – вот этот достопочтенный человек, – сказал Касым, кланяясь в сторону Аваз-Баки, который тоже вышел из шатра. – На ваши вопросы ответит он, а я переведу его слова.
На шейхе был яркий белый халат, подпоясанный кушаком, расшитым сурами, и просторная накидка с прорезями для рук – зелёная с золотыми узорами. Остяков поразила зелёная чалма шейха – такая ровная и тугая, словно её надули, как рыбий пузырь.
– Аллах требует покорности его правилам, за это он выполняет наши просьбы на земле. Просьбы мы возносим в молитвах.
– А он даёт вторую хорошую жизнь?
– Да, мы все уйдём в ахирет – загробный мир. Но достойные люди по суду Аллаха обретут вечное блаженство в небесном саду аль-Джанна, а недостойных Аллах отправит на муки уничтожения в страшное место, которое называется джаханнам. Оно напоминает чрево огромного медведя. Те люди, которые совсем не примут веру Пророка, упадут в бесконечный колодец Барахут и будут вечно падать, терзаемые вечным ужасом падения.
Касым переводил так, чтобы остякам было понятно на опыте их жизни. Остяки загомонили, обсуждая пугающие обещания.
– А что надо делать для твоего бога?
– Нельзя курить табак, пить водку, играть в зернь и есть свинину.
– Это хорошие правила, – согласились остяки.
– Вам можно будет иметь несколько жён, чего русские не разрешают.
– Это очень хорошее правило, – оживились остяки.
– Три раза в жизни вам надо будет сходить на Иртыш в село Баиш и поклониться священной могиле человека по имени Хаким-ата.
– А можно зимой?
– Можно. Ещё в дни священного месяца Рамадан вам нельзя будет есть пищу, пить и знать женщин, пока не сядет солнце. Знающие люди скажут вам, какой месяц в каком году будет Рамадан.
– Такое можно вытерпеть. Но возьмут ли с нас ясак для бога?
– Вы будете торговать только со мной по справедливым ценам, и я сам из своего дохода заплачу за вас ясак Аллаху. Он называется закят.
– Тебе можно верить, – закивали остяки. – Мы знаем.
– Ещё вам надо будет защищать своего бога от тех, кто в него не верит, и молиться ему. Каждый человек молится Аллаху пять раз в день сам один, и раз в пять дней – со всем селением. Молитва называется намаз. Мы научим вас совершать её. Если вас увлёк Аллах, – Касым в жесте щедрости прижал ладони к груди и затем обратил их раскрытыми ко всем собеседникам, – тогда вы можете произнести священную клятву шахады и станете мусульманами. Но вы должны поставить свои родовые знаки на моей бумаге, которую мне придётся показывать русским.
– Говори, когда нам клятва! – решился Ахута.
Он оглянулся на остальных остяков, и никто из них ему не возразил.
– Ты будешь имамом, достойный человек, – важно сказал Ахуте Касым и покровительственно улыбнулся. – Имам – это как ваш шаман.
Утром следующего дня шейх Аваз-Баки определил киблу, подыскал на берегу чистое место, и слуга-фарраш расстелил здесь коврик с изображением михраба. Шейх встал на колени лицом к Мекке, а вокруг на обрывках шкур встали на колени полсотни жителей Певлора – мужчины, женщины и дети постарше. Остяки, одетые в таёжные одежды, согнулись в поклоне – и вдруг напомнили Касыму лесных зверей. Вслед за шейхом они нестройно произнесли шахаду, нелепо коверкая непонятные слова:
– Ашхаду алля иляха илля Ллаху ва ашхаду анна Мухаммадан расулю Ллах!
Ходжа Касым и его хизматчи присоединились к остякам для намаза.
Князь Пантила стоял поодаль и смотрел молча. Ему было грустно, что он не со своими людьми, однако он не мог убедить себя, что жители Певлора сделали правильный выбор. Бога надо принимать после долгих раздумий. Один день, два, три – это не время. Нужно размышлять год. А бухарцы со своим богом просто прибежали раньше русских на всё готовое.
Шейх Аваз-Баки провёл с остяками утренний фаджр из двух ракаатов. Он делал всё медленно, ожидая, чтобы остяки повторяли. Он произнёс все нужные молитвы – ният и такбир, тасми и ташаххуд, прочитал из Корана Аль-Фатиху и короткую суру Аль-Ихлас об искренности, показал в нужное время поклоны киям и суджуд, позу джилса и омовение тахарат.
Запоминая слова и движения, остяки устали от умственных усилий.
– Это очень трудные танец и песня, – с сожалением сказал Негума.
– Да, – согласился Ходжа Касым. – Шейх Аваз-Баки – истинный мудрец и знаток веры Пророка. Но вы можете молиться Аллаху проще. Имейте михраби и кланяйтесь на восток пять раз в день, совершая вот такой суджуд аш-шукр, – он показал поклон, – и читайте вслух шахаду. Соблюдайте запреты, помните свои права и всегда с радостью произносите слово «бисмилла!», когда делаете что-либо, угодное Аллаху. А достойный Ахута Лыгочин пусть следит, чтобы вы об этом не забывали. Он будет ваш имам.
– Это легче, да, это легче, – загомонили остяки.
– А теперь напишите свои имена на моей бумаге и ступайте покупать мои товары, которые вам понравились.
Хизматчи Касыма поставил перед остяками низенький столик, выложил бумагу и бережно поместил в лунку на столике чернильницу с перьями.
– Мы начертим свои катпосы, – сказал за всех Ахута.
– Я подарю тебе ружьё, мой друг, – негромко сообщил Ахуте Касым. – А про свою дочь ты ещё подумай. Я могу взять её в жёны на обратном пути.
Хомани тоже была среди тех, кто принимал нового бога.
– Завершайте торговлю поскорее и собирайтесь в путь! – по-чагатайски крикнул Касым своим хизматчи. – Люди русского наиба почти догнали нас!
Вечером Ахута собрал жителей Певлора у костра. На плече у него висела толстая старинная пищаль, и он выглядел очень гордым.
– Я ваш имам, – сказал он. – Я объясню вам то, что не смогли объяснить бухарцы. Теперь наш единственный бог – бог утреннего солнца. Идолы и капища ему не нужны. Надо лишь поклониться и сказать волшебные слова, и бог исполнит просьбу. Он добрее всех прочих богов. Надо его защищать.
Глава 11
Прорва
Здравствуйте, господин Ренат, – сказала Бригитта.
Они встретились возле крыльца школы фон Вреха. В школе ольдерман выдавал жалованье, которое пленным присылали из Фельдт-комиссариата.
– Разве риксдаг начал платить солдатам? – удивился Ренат, и ему сразу стало неловко от своей бестактности.
– Это мои деньги. Мне присылает их отец моего первого мужа.
– Простите меня, Бригитта, – смутился Ренат и снял треуголку. – Я сказал не то, что хотел сказать.
Они молча смотрели друг на друга. Бригитта была на пару лет моложе Рената, но на три жизни старше по опыту. Она видела, что понравилась этому офицеру. И он ей тоже нравился – серьёзно, внятно, без девичьих фантазий. Но пусть он сам делает шаги, мальчику в её жизни нет места. Ренат надел шляпу, в лёгком поклоне двумя пальцами коснулся канта и отошёл.
