На третий день после полудня Шолмс, войдя в комнату, расположенную над будуаром, где дети делали уроки, встретил Анриетту, младшую из сестер. Она искала свои ножницы.
– Знаешь, – сказала она Шолмсу, – я тоже делаю бумажки вроде тех, что ты получил в тот вечер.
– В тот вечер?
– Да, после обеда. Ты получил бумажку с такими наклеенными полосочками… ну, ты знаешь, телеграмму… так вот, я тоже такие делаю.
Она вышла. Для любого другого человека эти слова показались бы ничего не значащими рассуждениями ребенка. Шолмс рассеянно их выслушал и продолжил осмотр. Но вдруг его заинтересовала последняя фраза, и он побежал вслед за девочкой. Он догнал ее на лестнице следующего этажа и спросил:
– Так ты тоже наклеиваешь полосочки на бумагу?
Анриетта гордо сообщила:
– Ну да, я вырезаю слова и наклеиваю их.
– А кто показал тебе такую игру?
– Мадемуазель, моя гувернантка. Я видела, как она в нее играет. Она берет слова из газет и наклеивает их…
– И что она делает?
– Телеграммы, письма, а потом отправляет их.
Херлок Шолмс вернулся в комнату для занятий, чрезвычайно заинтригованный этим признанием и пытаясь сделать из него соответствующие выводы.
Газеты, целая пачка газет лежала на камине. Он развернул их и действительно увидел недостающие группы слов и даже целые строчки, аккуратно вырезанные. Но достаточно было прочитать предшествующие или последующие слова, чтобы понять: недостающие вырезались ножницами наугад, очевидно Анриеттой. Возможно, в пачке газет были и те, которые вырезала сама мадемуазель. Но как удостовериться в этом?
Херлок машинально перелистал школьные учебники, лежавшие на столе, потом другие – с полок книжного шкафа. И вдруг у него вырвалось радостное восклицание. В глубине шкафа, под сваленными там старыми тетрадями, он обнаружил детский букварь и на одной из страниц увидел пустоту.
Он посмотрел: это был список дней недели. Понедельник, вторник, среда. Недоставало слова «суббота». А похищение еврейской лампы случилось ночью в субботу.
Херлок почувствовал легкое биение сердца, которое всегда самым точным образом предвещало, что он попал в центр интриги. Это щемящее предчувствие истины, ощущение уверенности никогда не обманывало его.
Взбудораженный, уверенный в себе, он принялся листать букварь, и его ожидал следующий сюрприз.
Это была страница, написанная заглавными буквами, а затем шла строчка с цифрами.
Девять букв и три цифры были аккуратно вырезаны.
Шолмс выписал их в свой блокнот в том порядке, в котором они шли, и получил следующий результат:
АВЕЙКОТЧЭ – 237
– Ну и ну, – прошептал он, – на первый взгляд это ничего особенного не обозначает.
Можно ли было, перемешав все эти буквы и использовав их, сложить одно, два или три полных слова?
Шолмс безуспешно пытался это сделать.
Перед ним вырисовывалось единственное решение, которое так и просилось на карандаш. В конце концов оно показалось ему правильным, так как соответствовало логике фактов и согласовывалось с общими обстоятельствами.
Учитывая, что на странице букваря каждая буква алфавита повторялась только раз, вполне возможно, даже очевидно – перед ним были неполные слова, дополненные буквами, позаимствованными с других страниц. В таком случае, если не считать пропуска, загадка решалась следующим образом:
ОТВЕЧАЙТ-ЭК-237
С первым словом все было ясно: «отвечайте». Недоставало буквы «Е», потому что эту букву уже использовали и ее больше не было.
Что касается второго незавершенного слова, то оно, несомненно, образовывало вместе с числом 237 адрес, посылаемый автором получателю письма. Сначала назначался день – суббота, а ответ предполагался по адресу ЭК 237.
Или ЭК 237 было адресом до востребования, или буквы ЭК составляли часть неполного слова. Шолмс перелистал букварь: на следующих страницах не было ни одного вырезанного слова. Следовательно, нужно было до получения следующего послания придерживаться найденного объяснения.
– Забавно, правда?
Это вернулась Анриетта. Он ответил:
– Еще бы! Вот только нет ли у тебя других бумажек? Или, может быть, уже вырезанных слов, которые я мог бы наклеить?
– Бумажек? Нет. К тому же мадемуазель будет недовольна.
– Мадемуазель?
– Да, она уже бранила меня.
– За что?
– Потому что я вам кое-что рассказала. Она говорит, что никогда ничего не надо рассказывать о тех, кого любишь.
– Ты совершенно права.
Анриетта, казалось, была восхищена похвалой, настолько, что достала из полотняного мешочка, приколотого к платью, несколько лоскутков, три пуговицы, два кусочка сахара и наконец бумажный квадратик, который и протянула Шолмсу.
– Держи.
Там был указан номер фиакра – 8279.
– А откуда у тебя это?
– Он выпал из ее кошелька.
– Когда?
– В воскресенье во время мессы, когда она доставала мелочь для подаяния.
– Отлично. А я подскажу, как сделать так, чтобы тебя не бранили: не рассказывай мадемуазель, что ты меня видела.
Шолмс отправился к господину д’Эмблевалю и принялся расспрашивать его о мадемуазель.
Барон от удивления даже отпрянул.
– Алиса Демэн? Да как вы могли подумать? Это невозможно!
– Сколько она уже у вас работает?
– Только год, но я не знаю человека более спокойного, которому бы я так доверял.
– А как могло случиться, что я ее еще не видел?
– Ее не было два дня.
– А сейчас?
– Как только она вернулась, тотчас же решила отправиться ухаживать за вашим другом. Она обладает всеми качествами сиделки: добрая, предупредительная… Мне кажется, господин Вилсон очарован ею.
– О! – только и произнес Шолмс, совсем пренебрегший новостями о своем старом товарище. Он немного подумал и осведомился: – А в воскресенье днем она отлучалась из дому?
– На следующий день после кражи?
– Да.
Барон позвал жену и задал этот вопрос ей. Она ответила:
– Мадемуазель уходила, как обычно, на одиннадцатичасовую мессу с детьми.
– А до этого?
– До этого? Нет… или же… Я была так потрясена этой кражей, однако припоминаю, что накануне она просила у меня разрешения отлучиться в воскресенье утром… кажется, чтобы увидеть какую-то кузину, которая будет проездом в Париже. Но, я надеюсь, вы ее не подозреваете?
– Нет, но я хотел бы ее увидеть.
Он поднялся в комнату Вилсона. Женщина, одетая сиделкой, в длинном сером полотняном платье склонилась над больным, давая ему питье. Когда она повернулась, Шолмс узнал молодую женщину с Северного вокзала.
Между ними не произошло никакого объяснения. Алиса Демэн улыбнулась кротко, без всякого смущения. Взгляд ее был очаровательным и серьезным. Англичанин хотел заговорить, но только промямлил что-то и умолк. А она вернулась к своему занятию, спокойно прошлась по комнате на глазах удивленного Шолмса, передвинула флаконы, свернула и развернула бинты и снова ласково улыбнулась ему.
Херлок Шолмс спустился вниз, увидел во дворе автомобиль господина д’Эмблеваля, сел в него и велел ехать в Леваллуа, в гараж, адрес которого был написан на бумажке со списком гаражей, отданной ему ребенком. Кучера Дюпре, управлявшего воскресным утром фиакром под номером 8279, не было на месте, поэтому Шолмс отослал автомобиль и стал дожидаться перерыва.
Кучер Дюпре рассказал, что он в самом деле «катал» даму в районе парка Монсо – некую молодую женщину в черном. На лице пассажирки была густая вуаль, и она казалась весьма взволнованной.
– У нее был с собой какой-нибудь пакет?
– Да, довольно большой.
– И куда вы отвезли ее?
– Авеню де Терн, угол площади Сен-Фердинан. Там она оставалась минут двенадцать, затем мы вернулись в парк Монсо.
– Вы узнали бы дом на авеню де Терн?
– Само собой, черт побери! Вас туда отвезти?
– Немедленно. Но сначала отвезите меня на набережную Орфевр, тридцать шесть.
В префектуре полиции ему повезло: он сразу же встретил главного инспектора Ганимара.
– Вы свободны, господин Ганимар?
– Если речь идет о Люпене, то нет.
– Да, это касается Люпена.
– Тогда я не сдвинусь с места.
– Как! Вы отказываетесь…
– Я отказываюсь от невозможного! Я устал от неравной борьбы, когда мы уверены в своем поражении. Это трусость, это абсурд, понимайте, как хотите, мне наплевать! Люпен сильнее нас. Поэтому нам остается только признать себя побежденными.
– Я не признаю себя побежденным.
– Он вас победит, как и всех остальных.
– Хорошо, это будет зрелище, которое, наверное, доставит вам удовольствие!
– Ладно, пусть будет по-вашему, – сказал Ганимар с невинным видом. – Поскольку вам не терпится быть побитым, пойдемте.
Они сели в фиакр. По их приказу кучер остановился неподалеку от указанного дома, с другой стороны проспекта, около небольшого кафе с открытой террасой, где они и разместились между лавровыми деревьями и бересклетами. Начинало смеркаться.
